Директор Бирн не смотрит на меня. Несмотря на это, я чувствую, как пылают мои щеки в его присутствии, вспоминая о том, как я с ним разговаривала. Я не знаю, что на меня нашло, но это случается всякий раз, когда я с ним. Желание противостоять его авторитету и раздражать его. То, как он прикасался ко мне, было ничем иным, как эротикой, даже если это было линейкой. Ни один учитель не должен так обращаться с учеником, но это не похоже на обычную школу. Он поворачивается и пишет на доске. "Убийство". — Кто-нибудь может мне сказать, как избежать обвинения в убийстве? Рука Натальи взлетает вверх. — Наталья, — говорит он. Она делает глубокий вдох. — Самое главное — убедиться, что вы не оставили следов ДНК на месте преступления. — Именно. — Он хлопает в ладоши, когда его взгляд останавливается на мне. — Ева, как мы можем это гарантировать? Я хмурю брови. — Извините, сэр, я новичок в этом деле, поэтому не совсем уверена. — Тебе следовало наверстать упущенное, пока ты находилась в больнице. — Его ноздри раздуваются. — И как я просил тебя называть меня? Я тяжело сглатываю. — Я предположила, что это было на уроке дисциплины. — Ты предположила неверно. — Он складывает свои огромные мускулистые руки на груди. — Я ожидаю, что всё, чему ты научишься на дисциплине, ты перенесешь на все наши совместные занятия. Я киваю в ответ. — Хорошо. Его глаза сужаются. — Хорошо, что? Наталья ерзает рядом со мной, как будто ей неудобно за меня. — Хорошо, Оак, — выдавливаю я, впиваясь ногтями в саднящие ладони. Многие перешептываются, когда я обращаюсь к нашему учителю по имени, но этот засранец ухмыляется. — Хорошо, а теперь, Наталья, скажи мне ответ. Наталья бросает на меня извиняющийся взгляд, прежде чем произнести: — Всегда надевай перчатки, бахилы и, в идеале, что-нибудь на волосы, чтобы не оставить их на месте происшествия. Оак кивает. — Правильно. — Его пронзительный взгляд на мгновение встречается с моим. Я смотрю на него, и ненависть закипает во мне. Этот мужчина — долбаный мудак. Может, он и красив, но он прогнил до глубины души. Нет такого мира, в котором его избиение было бы необходимым, но он все равно это сделал. Больной сукин сын. Я сжимаю бедра вместе, когда он отводит взгляд. Самое отвратительное то, что его наказание сделало меня чертовски мокрой. На короткий, безумный миг я захотела, чтобы он стянул с меня стринги, засунул в меня свой член и лишил меня девственности. Это все, о чем я могла думать, и даже сейчас, два часа спустя, я все еще отчаянно нуждаюсь в освобождении. У меня осталось еще одно занятие, а потом я собираюсь исчезнуть в своей комнате, чтобы принять очень долгий горячий душ.  — Какой урок у тебя следующий? — Спрашиваю я, когда мы бредем по коридору, наконец-то сбежав от Бирна на целый день. Наталья ухмыляется. — Анатомия, с Ниткиным. — Она встряхивает волосами. — Не могу, блядь, дождаться. Я смотрю на свое расписание, замечая, что у меня то же самое. — У меня тоже. — Я поднимаю бровь. — Что такого плохого в уроке анатомии? — Ты увидишь, — говорит она, ухмыляясь мне. — Пошли. Она берет меня за руку и тянет по коридору, где прямо на нас идет парень, не сводя пронзительных голубых глаз с Натальи. — Черт, — бормочет она. — Что случилось? — Спрашиваю я. Прежде чем она отвечает, парень говорит. — Так-так, смотрите, кто у нас здесь. — Он ухмыляется, и это жестокая улыбка вызывает у меня мурашки по спине. — Гурин всегда приходится цепляться за новеньких, потому что у нее нет гребаных друзей. Двое его друзей хихикают в ответ. — Уходи, Элиас, — бормочет она, пытаясь протащить меня мимо него. Элиас вытягивает вперед свою мускулистую, покрытую татуировками руку, останавливая ее на месте. — Это грубо, Наталья. Познакомь меня со своей подругой. У него темные, растрепанные волосы, которые вьются надо лбом. Рубашка, которую он носит, застегнута только на три четверти, так что видны темные татуировки, покрывающие его кожу, а рукава закатаны до предплечий, обнажая еще больше чернил. На нем черные брюки и смехотворно дорогие итальянские кожаные туфли. Ее глаза пылают ненавистью, когда она смотрит на него снизу вверх. — Убери от меня свои руки, пока я не отправила тебя в лазарет. Он смеется. — Я бы хотел посмотреть, как ты пробуешь. — Его внимание переключается на меня. — Элиас Моралес. А ты кто? Я тяжело сглатываю, мое внимание перемещается между ним и Натальей. — Я — Ева Кармайкл. Он отпихивает Наталью и подходит ко мне ближе. — Красивая для ирландской девушки, — бормочет он, прежде чем оглянуться на своих друзей. — Позволь мне представить тебе Розу Кабельо и Николая Кушева. У девушки ровные, спадающие до пояса волосы цвета оникса. Темно-карие глаза и загорелую кожу дополняют красивый красный топ на бретельках и пара изумрудно-зеленых брюк. Николай стоит рядом с Розой, обняв ее за спину и положив руку ей на бедро. У него ярко-русые волосы средней длины, вьющиеся чуть выше лацкана его элегантной рубашки, частично прикрывающие темную татуировку, которая исчезает под ней. Его кожа бледная, а голубые глаза ледяные, он настороженно смотрит на меня, свободная рука засунута в карман черных брюк. Элиас прочищает горло, снова привлекая мое внимание к себе. — Тебе следует быть осторожнее с теми, с кем дружишь. — Он с ненавистью смотрит на Наталью, но в его глазах есть и что-то еще. Возможно, желание? Я отступаю. — Да, я буду осторожной. — А затем скрещиваю руки на груди, прежде чем сказать. — Я определенно не буду с тобой дружить, это точно. Я бы предпочла дружить с гребаным трупом. — Я высоко поднимаю подбородок, несмотря на то, что уверена, что этот парень опасен. Наталья тихо ахает рядом со мной. Он наклоняет голову, опасно глядя на меня. — Правда, Кармайкл? — Его взгляд перемещается на Наталью. — Я уверен, что смогу это устроить. Я толкаю его в грудь и оттесняю с дороги. — А теперь убирайся с нашего пути. — Я хватаю Наталью за руки и оттаскиваю ее от него. — У нас нет времени на придурков, — бросаю в ответ. — Дерьмо, ты можешь пожалеть об этом, Ева, — бормочет она, как только мы оказываемся вне пределов слышимости.