Он встает из-за стола и расхаживает по кабинету. — На праздники я буду в своем коттедже, если ты захочешь присоединиться ко мне. — Он перестает вышагивать, в глазах появляется лукавый взгляд. — Я не могу придумать лучшего рождественского подарка, чем провести все каникулы с тобой голой в моей постели, — он почти рычит. Мои щеки горят, а бедра сжимаются от этой мысли. — Я тоже не могу, — выдыхаю. Он подходит ко мне, в глазах горит опасная искра. — Встань, — приказывает он. Я делаю, как он говорит, и встаю перед ним. Глаза Оака мгновение изучают мои, прежде чем он притягивает меня к себе. Его губы накрывают мои, и он пробивается языком сквозь мою защиту, вторгаясь в мой рот с такой потребностью, что у меня слабеют колени. Я хватаюсь за его мощные плечи, желая раствориться в нем. Он перестает целовать меня, наше дыхание прерывистое, когда он тихо бормочет: — Приходи ко мне сегодня на ужин. Я поднимаю бровь. — У меня такое чувство, что подруги заметят, если меня не будет на ужине. — Поешь немного, и скажи им, что ты не голодна. — Его хватка на моих бедрах болезненно сжимается. — Скажи, что ляжешь спать пораньше и будь в моем коттедже к восьми. — Хорошо, — выдыхаю я. Оак улыбается и целует меня еще раз, прежде чем отстраниться. — А теперь иди в класс. Я киваю и поворачиваюсь. Только для того, чтобы Оак игриво шлепнул меня по заднице, заставляя меня взвизгнуть. — За что это было? Он прислоняется спиной к столу, сложив руки на груди. — Мне так захотелось. Я качаю головой, но не могу сдержать глупую ухмылку, которая расползается по моим губам, когда я направляюсь к его двери. — До встречи, — говорю я, и выхожу в коридор, не оглядываясь. Единственный ответ, который я получаю, — это тихое рычание. То, которое проникает прямо в мою сердцевину и заставляет меня тосковать по мужчине, стоящему позади меня. Это будет очень долгий день. Глава 23 Оак Я не очень опытный кулинар, но люди часто делают комплименты по поводу моей лазаньи, поэтому я приготовил её для Евы, а также большую порцию сырного чесночного хлеба. Просто безумие, что я нервничаю. Это первый раз, когда я буду проводить время с Евой не в учебной обстановке или не трахая ее, даже если и хочу, чтобы вечер закончилась именно этим. Мне нужно узнать о ней больше, узнать, хочет ли она уничтожить своих родителей так же сильно, как я. Совершенно ясно, что я не могу держать свои руки при себе, когда дело касается ее. Вместо того чтобы бороться с этим, пришло время выяснить, можем ли мы стать партнерами по преступлению и завершить мой путь возмездия, с ней на моей стороне. Единственная проблема в том, что это означает, что мне нужно раскрыть свои истинные намерения в отношении нее. Еще не зная Еву, я планировал уничтожить её вместе с ее семьей. Это не та тема, которую я хотел бы затрагивать сегодня вечером, но во время совместного двухнедельного отпуска мне придется признаться. Я бросаю взгляд на часы и замечаю, что уже четверть восьмого. У меня сжимается челюсть. Либо Ева просто опаздывает, либо ее поймали, когда она пыталась улизнуть из школы. Учитывая, что она часто опаздывала на урок дисциплины, я предполагаю первое. Раздается тихий стук в дверь, и напряжение охватывает мое тело. Руки дрожат, когда я тянусь к дверной ручке. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить свои нервы, но это не срабатывает. Открываю дверь, и вот она, одетая в красивое струящееся бледно-голубое платье, заканчивающееся чуть ниже колен. — Ты выглядишь сногсшибательно, — говорю я, прежде чем она успевает заговорить. Я оглядываю окрестности, убеждаясь, что поблизости никого нет. — Заходи. — Отступаю в сторону и позволяю ей проскользнуть мимо меня. — Что бы ты ни готовил, пахнет потрясающе, — говорит Ева и улыбается, глядя на меня. Я сжимаю челюсть, когда в голову приходит глупая, мимолетная мысль. Я мог бы привыкнуть к этому. — Я готовлю лазанью. — Киваю головой в сторону дивана. — Присаживайся. Что ты будешь пить? Она слегка наклоняет голову. — То же самое, что и ты. Я поднимаю бровь. — Не уверен, что тебе понравится скотч. — Я подхожу к холодильнику и достаю бутылку белого вина. — Как насчет шардоне? Ева улыбается, а затем кивает. — Звучит здорово. Я не должен предлагать несовершеннолетней ученице выпить, но тогда и мне не следовало бы держать ее здесь, в своем коттедже. С Евой я делаю все, что мне не положено делать. Я наливаю большой бокал и подношу ей, ставя на кофейный столик. — Еда в духовке. Присоединюсь к тебе через минуту, — говорю я, и отправляюсь за бокалом скотча. Когда возвращаюсь из кабинета, где храню виски, Ева стоит у книжного шкафа в гостиной, ее пальцы нежно перебирают корешки книг первого издания. Она вздрагивает, услышав меня за спиной. — Я не слышала, как ты вернулся, — говорит она, выглядя немного смущенно. — У тебя много старинных книг. Я улыбаюсь и киваю. — Да, я коллекционирую их. — Мои брови хмурятся. — Делаю это с юных лет. Она подносит бокал к губам и делает маленький глоток, прежде чем вернуться на диван. — Ты любишь читать? Я иду за ней, изо всех сил стараясь отогнать с переднего плана моего разума мысленную картинку, где она стоит на коленях с моим членом во рту. — Да, но не так сильно, как мне нравится собирать редкие книги. — Бросаю взгляд на одну из картин на стене. — И картины тоже. — Я наклоняю свой бокал в ту сторону, и глаза Евы расширяются. — Это оригинал? — Спрашивает она, таращась на картину Ван Гога "Звездная ночь". Я киваю и подношу бокал к губам, залпом выпивая виски. — Да, хотя музей современного искусства считает, что оригинал у них. Она приподнимает бровь. — Не думаю, что хочу знать, как к тебе попала эта картина. Я смеюсь. — Не думаю. Она улыбается, поднося бокал вина к губам и делая глоток. — Где твои картины? Я скриплю зубами, вспоминая, что говорил ей о том, что люблю рисовать. Никто никогда не видел моих картин, и мысль о том, чтобы показать их Еве, вызывает у меня такое беспокойство, какого я никогда раньше не испытывал.