– Мы с тобой не дети, чтобы ты приглашал меня на свидание в цирк. К тому же это невозможно. Ты же знаешь. – «То, где будет Ракс, станет Ракс», – кивнул Матиас. Выражение было общеизвестно. Именно так ответил представитель Ракс при первом появлении вблизи Земли на любезное приглашение спуститься на планету и ознакомиться с жизнью Человечества лично. Прочие цивилизации Соглашения в свое время получили такой же ответ. Ксения кивнула. – Жаль, – вздохнул Матиас. – В цирке клоуны, дрессированные собачки, наездницы на лошадках… Ксения, но почему вы никогда не спускаетесь на планеты? Это связано с вашей культурой? Религией? Может быть, какие-то опасения? – Ракс не задает вопросы и не отвечает на них, – сказала Ксения еще одну всем известную фразу. Провела по сенсорной панели экрана, формируя изображение. На этот раз машина предложила ей брюки, и Третья-вовне неторопливо перебирала цвета. – Жаль, – сказал Матиас искренне. – Ты самая красивая женщина, которую я знаю. И самая интересная, наверное. – Но я чужая. – Да, – согласился старший помощник. – Это пугает, завораживает и притягивает одновременно. – У тебя не будет неприятностей из-за секса с чужой? – Ты задала вопрос! – удовлетворенно сказал Матиас. – Не будь формалистом. Наш принцип «Не спрашивай, не задавай» относится к глобальным вещам, а не к личному общению. На личный вопрос я тоже готова ответить. Матиас сел на кровати, с любопытством глянул на Ксению. – Хорошо. В Космофлоте не одобряют сексуальных связей во время рейса. Однако на практике это относится только к отношениям «начальник – подчиненный», поскольку может вызвать злоупотребления и психологическое насилие. Да и то, если чувства искренни, на это закрывают глаза. Безусловным правилом является лишь запрет на близкие отношения с курсантами и кадетами. В наших же отношениях нет никакой цепочки подчиненности, никакой зависимости и никаких элементов развращения. Более того, ты представитель иной расы, желающая понять человеческую жизнь. В таких случаях любой член экипажа обязан идти тебе навстречу, если это не вызывает у него дискомфорта. Матиас помолчал, потом добавил: – Но я буду ужасно огорчен, если ты решишь сравнить меня в постели с командиром, или доктором, или еще с кем-нибудь. – Поскольку наш доктор очень стар и его половая функция ослаблена, то твои слова о докторе – шутка, – сказала Ксения, изучая изображение короткой юбки. Провела пальцем по экрану, делая юбку чуть длиннее. Юбка была цвета фуксии. – Ты беспокоишься, не заведу ли я роман с командиром. – Да, – признался Матиас. – Личная жизнь – это единственная область, где я бесспорно его превосхожу. – Ты красавчик, – сказала Ксения. – Ладно, ты ответил, можешь спросить меня. Личный вопрос, конечно. – Хорошо. Нравится ли тебе быть человеческой женщиной? – Красавчик и хитрец, – кивнула Третья-вовне. – Тебе стоило быть ксенологом, а не пилотом. Но я отвечу. Она выключила экран, взяла с кровати брюки, присела, натягивая их. – Гуманоидная форма жизни – одна из самых распространенных в Галактике. Два пола – тоже очень частый вариант. Мне комфортно причислять себя к материнской особи, дающей и воспитывающей жизнь. Это тело нравится мне, оно приносит массу разнообразных сенсорных впечатлений, большинство из которых приятны. Да, я счастлива выбранному облику. Даже эта возня с созданием одежды, выбором цвета – очень интересна и приносит радость. Я рада быть настоящей человеческой женщиной. Матиас кашлянул. – Спасибо за ответ. Но если позволишь… маленькое замечание… человеческие женщины, как правило, не пренебрегают бельем. – О… конечно. – На миг Матиасу даже показалось, что Ксения смутилась. – Спасибо. – Хотел бы я знать, какая ты на самом деле, – сказал Матиас, коснувшись ее плеча. Ксения повернулась, внимательно посмотрела на него. Покачала головой: – Нет, Матиас. Поверь. Ты не хочешь этого знать. Глава восьмая Анге проснулась от пения птиц. Резкие трели удивительно походили на корабельный сигнал «Общее внимание». Скорее всего не случайно – большинство программистов были кисами, и они могли использовать звуки родной природы. На корабле кисы пользовались стандартными постелями, одинаково удобными (или, точнее, приемлемыми) для обоих видов. Но в поселке Анге поселили в традиционном домике кис – небольшом, деревянном, с низким потолком, множеством маленьких окон, расположенных без всякой системы, и с лежанкой, покрытой меховой простынью и с меховым одеялом. Анге даже показалось, что мех был натуральным. С точки зрения гигиены это было ужасно. Но ночь выдалась прохладной, и к утру она обнаружила, что закуталась в тонкий белоснежный мех без всякой брезгливости. Анге присела, вглядываясь в маленькие окошки. Домик стоял среди деревьев, но, судя по всему, рассвет едва-едва наступил. Ровная, настоящая гравитация была непривычна после искусственной силы тяжести на станции и корабле. Организм словно прислушивался к окружающему миру. Запахи – иногда резкие, иногда нежные, но не имеющие ничего общего с многократно очищенным и стерилизованным воздухом станции, – кружили голову. Анге никогда не думала, что способна ощущать так много запахов сразу – несколько цветочных нот, прелую землю, запах свежей воды (ручей тек через поселок прайда, кисы не особо любили мыться, но воду пили только свежую), свежее дерево стен, меховое белье, кису в течке… Кису? Анге крутанулась на постели. Линге сидела на коврике у двери, сложив ноги и положив руки на колени. Короткий хвост был вытянут во всю длину, выдавая напряжение, которого не было на лице. – Что ты здесь делаешь? – резко спросила Анге. Личное пространство для кис значило даже больше, чем для людей. Войти в чужое жилище без спроса, да еще во время сна хозяина, – это была немыслимая грубость! – Я пришла виниться и просить, – негромко сказала Линге. – Если я нарушила твой сон – прости снова. Анге подтянула одеяло к груди, она спала обнаженной. Тут же подумала, что это нелепо, особенно учитывая, что ее гостья одеждой вообще пренебрегает, и разозлилась. Отпустила одеяло, позволив ему упасть, встала, сделала шаг к Линге – занимая доминирующую позицию и четко понимая, что для кис это значит еще больше, чем для людей. Ну что ж, как Линге к ней, так и она к Линге… – Чего ты хочешь? – Вчера я вела себя неподобающе и нарушила три нормы из восьми, – сказала Линге. – Прости меня, я готова понести наказание. Гнев Анге начал утихать. Она не знала, что такое «три нормы из восьми», но Линге выглядела искренней. Девушка села на пол перед Линге. Заглянула кисе в глаза. – Я прощаю тебя, если ты ответишь. Что вызвало твою нелюбовь ко мне? – Любовь Криди к тебе, – без колебаний ответила Линге. – Я поняла это сразу, когда увидела вас. – Что? – Анге задохнулась, невольно прижала руки к груди. – Это чушь, Линге! Мы разных видов! Мы физиологически не можем совокупиться! – Понимаю, – сказала киса. – Но я говорю не о сексе, а о любви. Раздражение Анге исчезло полностью. Она протянула руку, взяла Линге за ладонь. – Линге… Мы с Криди друзья. Очень хорошие друзья. Но мы прекрасно понимаем разницу наших тел и душ. Любовь в нашем случае невозможна. – Разве ты не понимаешь, что любовь возможна всегда? – с удивлением спросила Линге. Не дожидаясь ответа, продолжила: – Криди должен стать отцом моих детей. Это важно для наших прайдов. Это было договорено, когда Криди получил место на корабле, а юноша нашего прайда остался на планете. – Хирс? – догадалась Анге. – Он слишком молод. Криди летит по праву. – Я не оспариваю его заслуг, – сказала Линге. – Хирс гений, но это место не его. И я не говорю, что люблю Криди, – впервые я увидела его этой ночью. Я лишь говорю, что Криди должен стать отцом моих котят. – Линге, я же никак не… Криди ответственный кот, в конце концов, он тоже не обязан тебя любить! – У нас это иначе. – Линге теперь смотрела ей в глаза не отрываясь. – Криди не хотел этого, но вы были слишком близки на корабле. Его либидо нацелено на тебя. Он не сможет сделать необходимое, если тебя не будет рядом. Анге наконец-то поняла. Секс и зачатие у кис отличались от человеческого. Человеческий мужчина способен заниматься сексом практически всегда и с любой более-менее привлекательной самкой. Кисы мало того что были привязаны к периодам течки, но и образовывали строго моногамные пары. Очень короткие – на один сезон, что только подчеркивало иронию ситуации, но строго моногамные. Секс с другой особью в этот период был невозможен. Наверное, ситуацию могло бы спасти искусственное осеменение, но Анге не знала, пользуются ли им кисы и допустимо ли оно в данной, имеющей подспудное политическое значение ситуации. Она не колебалась. – Я готова вам помочь, Линге, – сказала Анге. – Криди… он рядом? Линге кивнула. – Криди, входи, – чуть громче произнесла Анге. Плотный полог на двери разошелся, и Криди вошел в домик. При всей сложности чужой мимики Анге прекрасно видела, что кот смущен. – Я очень сожалею, что так получилось, – тихо сказал он. Юбка на коте вызывающе топорщилась. Анге вдруг ощутила невольное волнение и возбуждение. – Для меня будет радостью помочь вам, – сказала она и поняла, что говорит совершенно искренне.