Часть 27 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Причин могло быть множество. Из неперспективной или близкородственной генетической линии. Слишком юная или слишком старая. Любящая другого и не желающая полноценного соития. У котиков с этим все сложно. Криди не собирался становиться мужем Линге, но их короткий союз был одобрен прайдами, и они обязаны были принести потомство. Ситуация, когда «тра» для котика стала человеческая женщина, была крайне редкой, но, по словам Криди, все-таки не уникальной.
– Это знание останется со мной, мой тра-муж, – ответила Анге.
Криди тихо, урчаще засмеялся:
– Тра-мужа не бывает, моя тра-жена. Это очень смешно звучит, поверь.
– Тогда просто муж, – обиженно сказала Анге.
Криди протянул лапу и нежно погладил ее по плечу.
– Спасибо. Это тоже неверно, но звучит хорошо. Очень трогательно… Так вот, про Вадрика. Он был очень разносторонним ученым. Занимаясь механикой и газодинамикой, создав теорию ракетных полетов, он решил удостовериться, что в них вообще есть смысл. Телескопы были придуманы до него, но он впервые использовал рефракторные, а не рефлекторные конструкции. Зеркало его телескопа было больше полутора глан, к тому же он догадался разместить телескоп в горах, где воздух был прозрачен и чист.
Анге кивнула, не прерывая Криди. Она все это знала, конечно. Книжка «Как кисы нашли друзей» была у нее в детстве любимой, а там почти треть рассказывала о Вадрике. Как странно… Вадрик предок Криди, ее тра-мужа… ладно, просто мужа, пусть и не в физическом плане.
– Вадрик описал Ледянистую, он так ее и назвал, – продолжал Криди. – Верно предположил, что этой планете достается очень мало солнечного света и условия жизни на ней суровые… Он наблюдал и за Огненной, но был уверен, что там жизнь вообще невозможна…
Анге, глядя на голубой диск на экране, вспомнила Огненную. Самый близкий к солнцу обитаемый мир. Жаркие пустыни, серовато-зеленые растения, едва выживающие в раскаленном пекле. Шахты, где добывали редкоземельные элементы – люди работали на Огненной вахтенным способом, слишком тяжело было жить в этом аду. Анге тоже отработала на Огненной полгода, добиваясь направления на строительство корабля.
Удивительно, что все планеты в итоге называли именами, придуманными кисами. Древние человеческие названия в честь забытых богов остались лишь в учебниках истории. Названия кис были описательными – Ласковая, Ледянистая, Огненная…
– Вадрик предположил, что Ласковая лишена разумной жизни, – продолжал Криди. – Он мечтал полететь к ней… Но больше всего ему понравилась Желанная.
– Желанная? – не поняла Анге.
– Человеческая планета, ваша родина.
– Я не знала, что вы ее так зовете.
– Мы не зовем. Вадрик считал, что она наиболее пригодна для колонизации. Потом он увидел на ней огни, разгорающиеся с приходом ночи, и понял, что это города. Он записал в своем дневнике: «Этот чудесный мир, второй от светила, богат теплом, водой и жизнью. И жизнь эта достигла высот, сравнимых с нашей цивилизацией».
– Я знаю эти строки, – сказала Анге.
– Ты не знаешь продолжения. «Это величайший вызов и опасность для нас, ибо нам придется сойтись в противоборстве с иным разумным видом, быть может, превосходящим нас во всем».
Анге молчала. Голубой диск смещался к краю экрана.
– Вадрик был прежде всего логиком, – продолжал Криди. – Он очень убедительно обосновал неизбежность нашего конфликта. Предложил бросить все силы на развитие космонавтики, чтобы как минимум первыми колонизировать Ласковую.
– А как максимум? – спросила Анге.
– Захватить и поработить вашу планету. Исключительно с той целью, чтобы этого не сделали вы.
– Но вы этого не сделали, – сказала Анге, помолчав.
– Нет. Было совещание прайдов. Большой диспут. Выступал Вадрик. А потом выступал Мард, мистик и поэт из другого прайда… Линге его потомок. Он переспорил Вадрика. Он убедил лидеров прайдов, что война не обязательна. Что мы должны надеяться на лучшее и приближать его всеми силами. Наладить с вами связь. Делиться открытиями. Вадрик принял волю прайдов, но до конца жизни не верил в правоту Марда. Считал, что контакт закончится трагедией для нас. Он создавал корабли, он заложил и основу ядерной физики. Не для того чтобы у нас был ядерный привод в кораблях, а надеясь создать оружие против вас. Вадрик умер, так и не поверив в наше общее будущее. Поэтому Вадрик трудная фигура в нашей истории.
– Трагическая, – сказала Анге.
– Да, – подтвердил Криди. – Он многое придумал и остался в истории великим изобретателем. Он смирился перед общей волей, а это еще труднее, чем придумать новое. Но он не совершил главного – не признал своей ошибки. Это заставляет нас печалиться о нем. И не все рассказывать людям.
– Может быть, вы не правы, – сказала Анге. – Может быть, он сделал большее, чем признал ошибку. Он показал вам, что даже гений может ошибиться и упорствовать в своих заблуждениях. Что иногда прав поэт, а не ученый.
Криди повернул голову и пристально посмотрел на Анге.
– Жаль, – сказал он. – Жаль, что наши тела разные, Анге. Ведь наши души одинаковые.
* * *
Третьей-вовне было холодно.
Небо над ней было черным, но не ночной темнотой обитаемых планет, а, скорее, бездонной тьмой лишенных атмосферы планетоидов. Звезды над головой казались одновременно ярче и меньше, чем ожидаешь увидеть с поверхности планеты, такими они выглядят с безатмосферных планетоидов.
Но воздух вокруг был. Разреженный, холодный воздух с горьким привкусом химии и сладковатым запахом гниющей органики.
Она стояла на каменном плато. Слабый ветер пробивался сквозь простое белое платье. Босые ноги чувствовали холод и острые камешки. Губы пересыхали – воздух был не только разреженным, но и сухим.
А вокруг, до самого горизонта, вставали из скал причудливые сооружения – изогнутые башни, закрученные в спирали рваные плоскости, утопленные в почве купола. Разноцветные световые проблески проплывали в небе, иногда беззвучные белые молнии били вверх с вершин башен, растворяясь в бесконечной темноте.
И еще был звук. Ритмичный, неспешный, доносящийся из-под земли, словно где-то стучал огромный барабан или билось исполинское сердце…
Третьей-вовне стало страшно.
– Мать! – закричала она. – Мать!
Голос против ожиданий прозвучал громко. Разнесся среди мертвых строений и растворился в темноте.
– кто ты дитя
– Я – Ракс, Третья-вовне!
– нет третьей вовне
– Мать!
– это бессмыслица кто ты дитя
Ксения снова закричала, закрывая лицо руками.
– ракс всегда ракс ты помнишь наш долг
Она почувствовала, как невидимые руки обхватывают ее, сжимают, трясут. Что-то коснулось лица…
– Не хочу, не хочу, не хочу! – закричала Ксения.
– Ксения, милая, успокойся, проснись…
Она открыла глаза.
Матиас, полуприсевший на кровати, обнимал ее, баюкая в руках. Целовал в глаза, в губы, в щеки. Безостановочно шептал:
– Ксения, я с тобой, я рядом, все хорошо, успокойся, успокойся…
– Матиас… – выдохнула она. Ее трясло, ноги и руки были холодны как лед. – Матиас, это ужасно… Матиас, я была… я была в другом месте… как я там оказалась… и снова здесь…
– Глупышка… – Он прижал ее к груди. – Это был сон!
– Что?
Тысячи вещей закружились в голове.
Сон.
Особое физиологическое состояние.
Отдых и восстановление организма.
Переработка информации.
Толкование сновидений.
Управление сновидениями.
– Сон… – прошептала Ксения. – Он был… таким реальным.
– Сны бывают неотличимы от реальности.
– У меня их раньше не было, – пожаловалась Ксения.
Матиас хмыкнул. Протер глаза.
– Ну… значит, ты очеловечиваешься. Что-то страшное снилось?