Ксения молчала, прижимаясь к старпому. Тот вздохнул и обнял ее крепче. * * * В историях, которые доводилось слышать Яну, предгорья всегда описывались как места дикие, мрачные и безлюдные. Может быть, так и впрямь было раньше, а может быть, такими предгорья становились в разгар летнего зноя или зимней стужи. Но сейчас была осень, и степь вокруг казалась преддверием рая. Отошедшие от летней жары растения снова набрали цвет, и степь превратилась в палитру юного художника, сияя сочной зеленью и густым фиолетом трав, белыми и желтыми венчиками последних цветов, оранжево-красными кустиками хмариса. Несколько раз на пути к горам им попадались маленькие комбайны заготовителей – природные травы всегда стоили дороже, чем выращенные. Встречались и маленькие, в два-три дома, поселения, окруженные ухоженными полями. Ян отметил, что домики выглядели недавними, толком не обжитыми, да и поля казались обустроенными неумело и второпях – росли на них в основном быстрорастущий клевер и овес, да и тот был посажен уже в летнюю жару и не успел толком вырасти. Не он один, значит, решил уйти подальше от городов. В кузове трясло, из-за шума мотора говорить было невозможно, только перекликаться. Они в основном молчали, глядя, как приближаются горы и все реже и реже попадаются признаки человеческого жилья. Рыжий парнишка вначале сидел в сторонке от девочки, потом они как-то незаметно придвинулись друг к другу, потом девочка положила голову ему на плечо и задремала. Ян улыбнулся и подумал, что молодежи надо дать имена. Это привилегия старшей женщины материнской семьи, но Адиан то ли забыла об этом, то ли не торопится, присматривается. Пока у детей нет имен – их можно изгнать из семьи. Получив имя, они получат и все права. – Рыж, укрой Лан, – вдруг сказала Адиан, будто услышав его мысли, и протянула парню плед. Тот вздрогнул, посмотрел на Адиан, кивнул. «Лан» на древнем наречии значило «молчаливая». Это было хорошее имя для девушки. Они ехали часов пять, дважды останавливались – размять ноги и разойтись по разные стороны грузовика. Водителю явно не хотелось ехать до указанной точки, он ворчал, что дорог совсем нет, что подвеска стучит, машина перегружена, солярки уходит куда больше, чем он планировал. Ян молчал, и водитель со вздохом лез обратно в кабину. Наконец они остановились примерно там, где Ян и планировал, – до гор было еще километров пять, сверкающая шапка ледника на самом высоком пике едва проглядывала сквозь серую облачную вату. – Дальше уж никак, – сказал водитель. – Смотрите, тут и ручей есть, и трава хорошая. А дальше деревья начинаются, корни из земли торчат, совсем машину побью. Ян кивнул, и они принялись выгружать пожитки. Водитель вначале меланхолично бродил вокруг, пожевывая сечку, потом понял, что разгрузка займет слишком много времени, и принялся помогать. Через полчаса кузов был освобожден от грузов, и повеселевший водитель пожал Яну руку. Сказал: – Ну, удачи вам. Далеко забрались, однако. – Хотим уединения, – сказала Адиан. – Мы будем проводить дни в трудах и молитвах, подальше от мирской суеты. Она набожно развела руками, осеняя водителя знаком Левого Крыла. Глаза водителя округлились. Он глянул на Яна с удивлением и сочувствием: мол, ну и фанатичка же твоя женщина… Неловко развел руками в ответ и торопливо забрался в кабину. – Зачем? – спросил Ян, глядя вслед уезжающему грузовику. – Люди чураются сектантов, – пояснила Адиан. – Лишний довод к тому, что он сюда не вернется и никого не привезет. Хотя, конечно, лучше было бы его убить. Рыж глянул на Адиан с ужасом. А вот его подруга выглядела спокойной, даже кивнула. – Мы не станем так начинать, – сказал Ян. – Возможно, придет день, когда мы будем защищать свою землю с оружием в руках. И не от врагов другого цвета, а от таких же, как мы, желающих выжить. Но мы вынужденно опустимся до этого, а не радостно упадем. – Хорошо, – согласилась Адиан. Ян достал из поясной сумки сложенную топографическую карту – хорошую, военную. Развернул. Ткнул пальцем в нарисованный карандашом кружок. – Мы примерно здесь. Если кто-то решит нас здесь искать, то будет разочарован. Мы пойдем вон туда, в горы. – Ян провел пальцем по карте, потом указал рукой на далекий склон. – Двадцать километров. – С грузом? – впервые заговорила с ним Лан. – У нас нет грузовика. Ян поглядел на четыре здоровенных ящика и россыпь тюков и мешков. Пояснил: – Это повозки. Они раскладываются, колеса внутри. Много не проедут, но нам много и не надо. Разложим, загрузим, впряжемся. На полпути заночуем. Завтра к полудню будем на месте. Рыж посмотрел на мрачную громаду горы. Сказал: – На склонах хуже с травой. – Это сейчас. Летом лучше. И там лучше с водой – всегда. Рыжий парнишка рассмеялся: – И дураки же мы будем, если ничего не случится. – Лучше быть живым дураком, чем мертвым умником, – ответила Адиан. * * * Наша Вселенная – удивительное место. Алекс знал это с самого раннего детства. Мир был одновременно реальным и нереальным, его можно было пощупать, потрогать, ощутить – и почувствовать, рассчитать, измерить. Каждый предмет – камешек на дороге, пуговица на рубашке, чашка с молоком – был не просто предметом, но еще и тенью своей настоящей сущности, проекцией подлинных семи измерений мультивселенной (впрочем, Алекс подозревал, что их куда больше) на доступные человеческим чувствам три. И самое главное – эту сущность можно было найти, рассчитать, поймать в сеть из чисел. Случайностей в мире не было, любая случайность на самом деле была закономерностью, скрытой от человеческих глаз. Алекс с раннего детства знал, что он особенный. Таких, как он, называли «человек-плюс», его геном был скорректирован еще до рождения. Некоторые относились к таким, как Алекс, с опаской или даже с неприязнью – он понял это, но не обиделся, а просто свел к минимуму контакты с такими людьми. Другие, напротив, смотрели на Алекса с любопытством и едва ли не преклонением – таких он чурался еще больше. По большому счету, его изменения укладывались в рамки стандартной программы улучшения генома, которую на Земле практиковали уже полвека все нормальные люди – кроме боящихся всего нового неофобов и совсем уж ортодоксальных верующих. Алекс был чуть сильнее и выше, чем юноша его возраста, живший в девятнадцатом или двадцатом веке, от некоторых заболеваний был избавлен абсолютно, к другим гораздо менее восприимчив. Основное изменение крылось в способности оперировать абстрактными величинами, в усилении математических навыков. Маленькие изменения в затылочных долях коры мозга давали «людям-плюс» очень большие отличия от обычных людей. Нельзя сказать, что свои особенности Алекс применял только в работе навигатора. В детстве, играя в футбол, он понял, что чувствует траекторию мяча еще до удара, глядя на движение ноги. В шахматах он видел партию после пятого-шестого хода – ошибаться доводилось, но крайне редко. В итоге он перестал играть в некоторые игры, а в других стал специально допускать ошибки, чтобы избежать косых взглядов товарищей. Человеческие отношения – они ведь важнее дарованной генами победы. В отличие от многих обычных математических гениев Алекс не был замкнутым сухарем, живущим лишь в мире абстрактных величин и чисел, – он рос обычным мальчишкой, любящим и игры, и проказы. Он и сейчас чувствовал себя подростком, что для его возраста не слишком-то характерно. Но в рубке настоящего (даже не учебного!) корабля, готовящегося к выходу из «кротовьей норы» в обычное пространство, Алекс был кем-то бо́льшим, чем кадет Космофлота. От правильности его решений, пусть и контролируемых командиром и разумом корабля, зависело слишком многое, чтобы позволять себе быть ребенком. Впрочем, сейчас от Алекса уже мало что требовалось или зависело. Корабль приближался к точке, соединяющей не-пространство «кротовьей норы» (а точнее – червоточины Шацкого) с пространством Римана, управлять им сейчас не то что не требовалось, а было просто невозможно. Мегер была за пультом управления движением, руки ее спокойно лежали рядом с воронками коллоидных рецепторов. Как только корабль выйдет в привычную Вселенную, Мегер должна быть готова немедленно принять управление (вдруг точка выхода слишком близко к звезде или иному космическому телу; вдруг на корабль немедленно набросятся злобные пираты – ах, как жалко, что они существуют только в кино; вдруг, пока они летели, звезда взорвалась, и они окажутся посреди плазменных сгустков слетевшей фотосферы – тоже чушь, но все-таки вероятнее, чем пираты). А задачей Алекса в таком удивительном случае будет немедленно рассчитать обратный прыжок и дать команду на его выполнение. – Три минуты до выхода, дамы и господа, – произнес Марк. – Не правда ли, последние минуты путешествия всегда тянутся дольше, чем первые дни? Это загадка, которую так и не смог разгадать Эйнштейн. Мегер погрузила руки в отверстия рецепторов – коллоидный гель чмокнул, охватывая ее руки и проникая к нервным окончаниям. Все пилоты позеры и ретрограды, давно уже существуют иные, бесконтактные формы подключения к пилотажной системе… Алекс надвинул на лицо шлем, вызвал координатную карту. Пробежал пальцами по воздуху, нажимая виртуальные кнопки. Все в порядке. Он готов. – Ну что ж, приготовимся к возвращению в нашу родную Вселенную, – чуть пафосно сказал командир Горчаков. * * * Предстартовый отсчет заканчивался. Шесть часов назад «Дружба» перешла в режим накопления энергии. Даже свет во всех отсеках был слегка приглушен, что Криди цинично объявил полной дуростью разработчиков – потребление энергии всеми второстепенными системами корабля не составляло и сотой доли процента той энергии, что потребуется для создания пузыря искривленного пространства. Анге считала, что он не совсем прав. С точки зрения инженера – да, конечно, но полумрак в отсеках дисциплинировал, настраивал экипаж, не позволял забыть, что сейчас произойдет. Конечно, если кто-то способен это забыть! Сегодня объединенная цивилизация сделает шаг к звездам. Быть может, разумная жизнь уникальна – и перед ними лежит огромная и пустая Галактика, ждущая, чтобы ее наполнили жизнью. Многие, в том числе и Криди, придерживались такой точки зрения, справедливо замечая, что, будь разум хоть сколько-нибудь частым явлением, к ним бы уже прилетели. Но Анге считала, что жизнь не может быть уникальным явлением. В их системе две планеты с разумной жизнью и еще три имеют примитивные формы жизни. Даже если есть какой-то уникальный фактор – в излучении их солнца, в составе первичного протопланетного облака, то где-то он повторится снова. А может быть, уже первый полет завершится… ну, не встречей с братьями по разуму, конечно, но находкой планеты, на которой можно жить. С водой, кислородом, растениями. Они прошли по всем отсекам, в очередной раз проверили все системы, к которым можно было приблизиться. Те механизмы, режим работы которых исключал приближение человека, Криди проверил дистанционно, лично управляя контрольными мини-ботами. Все работало прекрасно. Включая и злосчастный волновод, который она едва не сломала. Последние полчаса они опять провели на главном посту. Выполнили комплекс предстартового контроля. Приняли предписанные перед стартом медикаменты – одновременно бодрящие и подавляющие волнение. Сознание стало чистым и ясным, мысли четкими, будто рельефными. – Не верится, что это произойдет на самом деле, – внезапно сказал Криди. – Мы искривим метрику мироздания, выпадем из него, закутаемся в кокон из многомерности. И сократим пространство перед собой, нарастив его сзади. Превратимся в стрелу, пронзающую Вселенную. – Ты решил стать поэтом? – спросила Анге. Испугавшись, что это прозвучало слишком насмешливо, быстро добавила: – Меня тревожит, что стрела не умеет управлять своим полетом. Но Криди не обиделся. В обществе кис поэты были куда более важными фигурами, чем в человеческом. – Мы нацелились точно, – сказал он. – Не сомневайся. А что касается управления – если бы мы хоть как-то взаимодействовали с окружающим пространством во время полета, нас разорвало бы на кварки. Лучше уж быть стрелой. Все будет хорошо, тра-жена моя. Анге протянула руку и ничуть не удивилась, ощутив пальцы Криди. – Все будет хорошо, – согласилась она, глядя на исчезающие на экране цифры. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один… Свет в корабле стал ярче. Ровный гул генераторов неожиданно исчез – уши будто заложило ватой. Анге посмотрела на Криди – тот что-то говорил, но она ничего не слышала. Криди пожал плечами. Что-то выкрикнул, потряс головой. Потом наклонил голову, вслушиваясь, сделал успокаивающий жест. Слух и впрямь медленно возвращался, Анге услышала знакомый гул. Похоже, какой-то странный эффект от работы генераторов? Не важно. Они вошли в варп и не развалились на кварки.