– Дружеский поединок, – невозмутимо ответил Максим с самым невинным выражением на лице. – Мы с Дмитрием Яковлевичем дискутировали о наследии Блаженного Августина. И, утомившись, решили немного размяться. Кровь разогнать. Он сказывал, что большой ценитель английского бокса. Вот меня любопытство и разобрало, а господин корнет согласился помочь. – Святого Августина, значит? – холодно произнесла Татьяна, прищурившись. – О да! Совершенно каверзная вещь. Не читайте до обеда его посланий. – И Александра Дюма тоже не читать? – так же холодно поинтересовалась Татьяна. – Разумеется, – кивнул Максим. – Но только до обеда. – Это правда? – жестким, не терпящим возражения голосом поинтересовалась Вера Игнатьевна у Маламы. – Да-а-а… – неуверенно ответил тот, будучи совершенно сконфуженным и смущенным. – Как врач, я запрещаю вам такие упражнения, – сурово произнесла она. – Вы хотите, чтобы мы упражнялись там, где вы не видите? – усмехнулся Максим. – Не любите контролировать ситуацию? – Проклятье! – невольно сорвалось с ее губ. – Вера Игнатьевна, – поинтересовался крепкий санитар в возрасте. – Нам отвести их на процедуры? – Нет, – после недолгого раздумья. – Пусть упражняются. – Что?! – воскликнула Татьяна. Но Вера Игнатьевна, казалось, ее даже не заметила. Максим благодарно кивнул врачу и немного размявшись, предложил сконфуженному Маламе начать. Бить его сейчас и при дамах было бы глупо. Выставить слабаком и дураком? Может быть. Во всяком случае, поручик решил поиграть. Встал в правильную стойку, насколько это позволяли раненая нога и руки, и пригласил корнета атаковать. У того ведь пострадавшей была только нога. Тоже левая. Но это давало некоторое формальное преимущество. Дмитрий Яковлевич принял привычную для тех лет стойку по нормам классического английского бокса. Одна рука сильно вынесена вперед, вторая чуть-чуть. И обе развернуты тыльной стороной к противнику. Достаточно безопасно для рук… и для оппонента, так как максимум чем такая стойка может угрожать, в сочетании с аутентичной техникой, это разбитый нос или синяк под глазом. Начали. Малама атаковал. Неловко. Явно даже этой архаичной техникой пользоваться не умел. Максим легко и непринужденно парировал его удары. Тот психанул и постарался ударить с большим замахом. Точно нижнему чину намеревался челюсть выбить. – Дмитрий Яковлевич, что вы так руками машете? Чай, не селянин, а тут не стенка на стенку. Малама захлебнулся от эмоций. Его, гвардейского корнета, сравнили с простым крестьянином. Максим же продолжал: – Если хотите бить сильно – бейте всем телом. Вот так. – Он сделал подшаг, скривившись от боли в раненой ноге, и от души влепил кулаком с разворота. Но не по противнику, а рядом. Тот выпучив глаза отскочил, ощутив силу, с которой его только что практически ударили. – Но как? – не удержавшись, спросил он. – Рыцари садились в высокие седла и упирали копья в крюк на латах для того, чтобы сосредоточить энергию разогнавшегося дестриэ на острие копья. Всесокрушающего копья я вам скажу. Тонна живого веса, да разогнанная до двадцати-тридцати верст в час, да на острие иголки – это ультиматум, которому не возразишь. А крылатые гусары? Они упирали свои пики в петлю, крепящуюся к седлу. Чем и передавали энергию разогнавшейся лошади в точку удара. Не поняли? – Нет, – честно ответил Малама. – Кулак – это наконечник копья. И бить им нужно всем телом. По-рыцарски. Надобно задействовать мышцы руки, спины и если получается, то и ноги. А если обстоятельства дозволяют, то еще и разгоняться, делая подшаг или два. Раз. И вы уже вместо жалкой оплеухи бьете наковальней. – Вы так говорите, словно кулаком можете убить! – воскликнул корнет. – Могу, – честно ответил Максим. – Как говорят японцы, самурай без меча подобен самураю с мечом, но только без меча. – Чего?! – Меч самурая не в его руке, а в душе. А та бренная железка, что он удерживает кистью, – лишь жалкий призрак настоящего оружия. Поэтому настоящего воина можно раздеть донага, отняв все. Но и в таком виде он будет смертельно опасен. Ибо сам по себе оружие. Заходя в комнату с настоящим воином, вы должны отчетливо понимать, что он может убить вас всеми окружающими его предметами, что есть там, включая саму комнату. В умелых руках все, что угодно, может превратиться в меч. И кулак, и перо, и по-душка. – Э-э-э… – опешил от таких заявлений корнет. – Ну же. Попробуйте атаковать как следует. Малама попытался сделать то, что сказал ему поручик. Да вот беда – терпеть боль он так не умел. И как только оперся на больную ногу, сразу полетел на землю с громким возгласом. – Полагаю, что на сегодня хватит, – произнес Максим, подойдя и протянув Маламе руку. Тот несколько секунд колебался, но потом руку принял. И его легко рывком поставили на ноги. – Где вы этому учились? – спросил корнет. – Дмитрий Яковлевич, я даже не помню, как меня зовут, – добродушно ответил Максим и скосился на Таню. Та стояла, уперев руки в боки и плотно сжав губы в «куриную жопку», смотрела на них как на нашкодивших котят. Но без злобы. Такой вариант дуэли ее, видимо, вполне устроил. Остальные же в основном выдохнули с облегчением. Рассиживаться особенно поручик не стал и, одевшись, уковылял к себе в палату. Общаться с этим вздорным корнетом ему не хотелось. А посидеть в покое в парке ему все равно не дадут. Вера Игнатьевна проводила его внимательным, задумчивым взглядом. – Он слишком молод для той войны, – покачав головой, произнес санитар, видимо догадавшись о ее мыслях. – Согласна, – кивнула она. – Но это становится все любопытнее и любопытнее. Глава 7 22 октября 1914 года, Царское Село Вечерние процедуры завершились, и Максим с удовольствием развалился на своей кровати. Пружины, натянутые на металлический каркас. Сверху не самый жиденький, но довольно жесткий матрас. Простыня. Ну и прочее. Расстилаться поручик не стал, улегшись прямо поверх покрывала. Подбил поудобнее подушку и принялся штудировать учебник французского языка. Так себе занятие, однако обстоятельства требовали от него хотя бы членораздельного мычания по этому предмету… Но дело не шло. Мысли постоянно скакали. И он наконец-то сподобился послушать, что вокруг щебечут люди. И с удивлением узнал, что этот самый Дмитрий Яковлевич был безнадежно влюблен в Татьяну Николаевну. Что она за особа и почему гвардейский корнет не имеет никаких шансов, Максим так и не понял. А спрашивать постеснялся. Все вокруг прекрасно знали, кто она такая, и не нуждались в пояснении. А он? Выглядеть дураком не хотелось. За ним ведь и так хватало странностей. Хуже было то, что только в его лазарете оказалось целых три штуки совершенно разных Татьян Николаевн. И в соседних тоже мелькали. Популярное это сочетание оказалось. Так что аккуратно навести справки было весьма затруднительно. Понятно, что она была явной аристократкой и не из последних. Но и что дальше? В Царском Селе простых сестер милосердия почти и не было. Все графини да княжны. А значит, причин для безнадежной любви – вагон и маленькая тележка. Мало ли ее кому уж сосватали? Вот и сохнет паренек. А тут Максим со своей выходкой. Дмитрий Яковлевич и приревновал, ища выход для своего разочарования. Впрочем, в какой-то мере произошедшая ситуация его радовала. Татьяна ведь хотела его помучить расспросами. А после этого эксцесса подобное было нереально. Ну. Наверное. Во всяком случае, он думал, что она не станет так демонстративно пренебрегать своим воздыхателем. Ведь слухи-то пойдут, и быстро. Прямо полетят. И этот дурачок еще повесится с горя или застрелится. Однако поручик ошибся. Не прошло и получаса, как в палату зашла одна из сестер милосердия и сообщила Максиму, что его ожидают. Сокамерники, ну то есть соседи по палате, обменялись странными улыбками, но ничего не сказали. Поручик же, пожав плечами, пошел за этой девчушкой. Не пронесло. Видимо, Татьяну мало интересовали чувства воздыхателя, раз она так демонстративно им пренебрегла. Нехороший такой звоночек. Но Максим пропустил его мимо ушей, посчитал, что девушки из высшего общества так и должны вести себя. Любить из жалости – не их удел. Немного поплутав, он вошел вслед за проводницей в небольшое помещение, где занимались своими делами несколько сестер милосердия. Разумеется, служебными. И совсем не для вида, на что Максим особенно обратил внимание. Шла явная подготовка к утренним процедурам. Оглянувшись, парень с интересом отметил присутствие дамы лет сорока, что шикала тогда на Татьяну. И той девицы, что увлекла ее от фортепьяно, окинув поручика странным взглядом. Ну и еще нескольких особей, совершенно никак ему не знакомых. Татьяна выглядела запыхавшейся и слегка утомленной. Но вполне благожелательной. – Добрый вечер, – поприветствовал ее Максим. – Добрый, – улыбнулась Татьяна. И тут же оживилась: – Вы не могли отказаться? Он такой порывистый… такой наивный… – Мог, но это не решило бы дела. Дмитрий Яковлевич слишком кипел, переполняясь эмоциями. Он нашел бы способ развернуть обстоятельства в нужное русло. А так и овцы оказались сытыми, и волки целыми. – Что? Ха! Пожалуй, – кивнула девушка, расплывшись улыбкой от этого каламбура. – Вы правы. И я благодарю вас, что вы не стали пользоваться его слабостью. Не понимаю, на что он рассчитывал, пытаясь вызвать вас на дуэль… Максим кивнул и, не дожидаясь приглашения, сел на диван, начав массировать ногу. У Татьяны взлетели брови от такой бесцеремонности. Но поняв, что именно заставило поручика искать опоры для пятой точки, она мгновенно оттаяла. – Вы хотели позадавать мне вопросы. О чем? – Вы сказали что-то о дурной пропаганде[38]. Что вы имели в виду? – Сейчас в России набирает обороты травля русских немцев. И она уже превратилась практически в истерию. Дальше пойдут дискриминационные законы, отъем имущества, выселения, погромы и прочие «прелести». – А вы считаете, что это неправильно? – Танюш, – произнес Максим, мягко улыбнувшись и посмотрев на эту девушку как на ребенка, – это ведь совершенно детская ловушка. – Ловушка? – переспросила она, проигнорировав слишком фривольное к себе обращение. – Конечно. Через полгода-год вся эта истерия достигнет своего пика. И если на фронте начнутся сложности – весь этот накал страстей ударит по Августейшей фамилии. А трудности могут начаться в любой момент. В любом случае целью этой в общем-то примитивной атаки является именно правящая династия. – Но… но как? – Петр Великий был первым и последним собственно этнически русским Императором. Его дочь Анна от Марты Скавронской уже была наполовину русской, наполовину из остзейских немцев. А с кем она сочеталась браком? От кого родила Государя нашего Петра Третьего? Если так пройтись по персоналиям, то с тех пор Русский Императорский дом практически исключительно придерживался браков с германскими принцессами. Даже Мария Федоровна, матушка нашего Государя, хоть и дочь короля Дании, но происходит из ветви германской династии Ольденбургов. Иными словами, Его Императорское Величество имеет меньше одного процента собственно русской крови. То есть он чистокровный немец. Как и его дети. Что с вами? Танечка, вы бледны. Вам плохо? – Нет-нет, – вымученно улыбнулась Татьяна. – Продолжайте. Я просто очень утомилась сегодня. Да еще эти переживания. Я ведь думала, что мы не успеем спасти корнету жизнь…