– И без гурий? – Гурии в мире попроще, – пояснил я. – Который попримитивнее. Намного. Порядков так на сто… Ингрид, если тебя прислали как-то воздействовать, то это смешно. И не солидно. Ты не царица Клеопатра, а я не Антоний, что за царские сиськи предал страну, отечество и будущее Римской империи. Она сказала обидчиво: – Не глупи! А еще умный. Разве я не могла заехать к тебе просто так? – Не могла, – ответил я честно. – Почему? – Во-первых, – сказал я и загнул палец, – знаешь, что скажу то, что уже сказал. Во-вторых, тебе в самом деле посоветовали воздействовать на меня, а ты им сказала, что я упрям, как осел, и презренную науку не променяю на блестящие лычки фельдфебеля. Но ты все-таки приняла их настойчивое предложение поехать, так как это старое мудачье еще верит, что вязка между мужчиной и женщиной до сих пор что-то значит в этом мире. Он поморщилась. – Так не думают даже они. – А самое главное, – закончил я, – потому что тебе поручили сообщить о некоторых подвижках в Управлении Генштаба. На этот раз она в неподдельном изумлении распахнула глаза, и без того огромные, а сейчас так и вовсе. – Откуда знаешь? Это было принято в секрете! – Логика ученого, – ответил я скромно. – Создание нового подразделения не могло остаться незамеченным. А когда оно вдруг прекращает работу и там начинаются какие-то перемены, это не могло не привлечь внимания тех, кто стоит повыше того Скалозада. – Скалозуба, – поправила она. – Что ж, ты угадал. – Не угадал, – поправил я ее в свою очередь. – Для умного человека это оскорбление. Ученые не угадывают, они получают запланированный результат, это называется успехом. Заслуженным успехом. В то время как удача заслуженной не может быть по определению… – Какой ты занудный, – сказала она, морщась. – Может, сходим попьем кофе? Я покачал головой. – Не могу. Мышки. Можешь вон тех покормить, им уже пока кушать. – У тебя все по расписанию? – Да, – ответил я, посмотрел на нее и уточнил: – Почти. – А почему не всегда? – А ты как думаешь? Она сдвинула плечами. – Мешают. Тебе всегда мешают. – Почти всегда, – согласился я. – Хуже того, всегда уверены, что помогают! Никогда таким, как я, такой замечательный, не социализироваться в их сраном обществе мудаков и дебилов. – Ты груб, – сказала она с достоинством. – А эту морковку они едят? Можно им дать? Я смотрел, как она опасливо начала кормить мышек, они сразу сбежались к ее руке, Ингрид исхитрялась даже поглаживать их по спинкам, но вдруг вскрикнула: – Ой, она меня грызанула за палец! – Какая? – спросил я. – Ах эта… Ну все, теперь мутантный вирус в твоем теле. Интересно, во что превратишься. Она отпрыгнула от клетки. – Ты что? Я печально развел руками. – В науке такое случается. Но еще можно спастись… Нужно побыстрее отрезать поврежденный палец. Она вскрикнула: – Ты что?.. Я им жму на спусковую скобу! – Если промедлить больше пяти минут, – сказал я, – придется отрезать кисть. Вирус по крови распространяется быстро. Быстрее, чем змеиный яд. Через полчаса придется отрезать по локоть…. А через час уже по плечо. Ну, если не отрезать, то с интересом посмотрим, что мутация сделает с тобой… Наука требует жертв больше, чем какое-то гребаное искусство, продукт уходящих времен. – Ну ты и свинья, – сказала она с сердцем. – Так режем? – спросил я кровожадно и поискал взглядом тесак побольше. – Спасая самое ценное для демократа… Покажи палец! Она спрятала руки за спину. – Не покажу. – Ага, – сказал я. – Никто тебя не кусал!.. Да и как Машка могла укусить даже тебя, хотя и нужно бы?.. Это же добрейшее на свете существо!.. Не то что ты! Была бы ты такой Машкой… – Ладно, – сказала она, – я пойду. Новости тебе сказала. Я сдвинул плечами. – А что мне от того? – Подвижки, – пояснила она, – означают, что будут приняты какие-то решения. Какие, еще неизвестно. Знаю только, что твоя концепция насчет предотвращения глобальных катастроф заинтересовала лиц на самом верху. Президент в курсе. – Извини, – ответил я в подчеркнутом нетерпении, – но я не могу пойти с тобой пить кофе. Работы много. Она поняла, кивнула и отступила к двери. – Увидимся. – Я-то не прочь, – пробормотал я. – Еще как не прочь. Но человек предполагает, а Бог располагает… Дверь на нею закрылась, я некоторое время тупо смотрел вслед. Хреновое ощущение, как ни называй ее капитаном, но мое тело помнит жар ее тела, ничего не могу с собой поделать, я не только двуногое с прекрасно развитым головным мозгом, но и примитивный самец с его мощными природными позывами, а в самца намертво впечатан один из самых мощных наказов: беречь и защищать самку, а то как бы вообще зря живешь. С другой стороны, если по уму, в Управлении сейчас идут брожения, перестановки. Всегда нужен серьезный толчок или скандал, чтобы начались изменения, применительно к быстро меняющейся реальности. И хотя я уже все просчитал и примерно понимаю, чем все закончится, но здесь, в корпорации Мацанюка, в самом деле жизнь намного интереснее. Здесь будущее, ростки постчеловечества, а в том мире, где совсем недавно стрелял и кувыркался, – грубое и дикое прошлое. Нет уж, там должны действовать люди попроще. Хотя, с другой стороны, сейчас будущее слишком хрупкое, а эти простые все переломают, если над ними не поставить умного. Жизнь амбивалентна, хотя при чем здесь жизнь, мы сами амбивалентны уже потому, что всажены в тела диких животных с их примитивными чувствами и стремлениями… Раздался звонок, я так углубился в не свойственные мне размышлизмы и мерехлюндии, что лишь через четверть секунды опознал сигнал вызова от Катеньки. Ее бесконечно милое личико показалось опечаленным, хотя светло и чисто улыбнулась мне и сказала тихо: – Привет… Я окинул взглядом панораму за ее спиной. – Это Тульсипур в Непале? – Угадал, – сказала она крохотным голоском, – а я думала, в такую глушь закарабкалась, что никто и никогда… – Там в самом деле глушь, – заверил я. – Даже чересчур. Зачем ты забралась так далеко? Она пропищала: – Не знаю… Что-то как-то стало совсем страшно жить. Не знаю, я потерялась в большом городе! Может, думаю, не зря буддисты перебираются в пустыни? – Они не совсем в пустынях, – уточнил я, – хотя раньше пустынями называлось все, где нет людей. В России были люди, что уходили в леса, их называли пустынниками. – Я тоже пустынник? – Да, моя пустынница, – подтвердил я. – Вообще-то от людей можно уйти и в большом городе, но это очень трудно. А как твоя туристическая группа? Ты же всегда была в группах? Она сказала печально: – Пошли высоко в гору смотреть на развалины какого-то древнего храма. – А ты? – Не пошла, – ответила она. – Почему?