– Что-то вроде того, – пробормотал я. – Но свою работу я не оставляю… Он отложил бутерброд и поставил рядом на стол чашку с кофе, патетически всплеснул руками и, снова ухватив то и другое, сказал живо: – Ты и так как только успеваешь!.. Мы все читали две твои статьи в «Ньюс Сайенс», где ты предложил новый подход к операциям с митохондриями… Просто великолепно! – Спасибо, – сказал я польщенно. Он поинтересовался: – А как дома? Я вопрос понял правильно, люди попроще обычно имеют в виду, как там жена, дети, теща, но мы особая раса, ответил точно на тот вопрос, который он и задал: – Автоматизировал все, что можно! Теперь можно очень многое… – Кормушки? Я отмахнулся. – Что кормушки и поилки, они всего лишь автозаполняются, я теперь даже инъекции ставлю удаленно! Результаты идут прямо на смартфон!.. Наблюдаю за мышками из любой точки планеты. – В хорошее время живем, – сказал он с удовольствием. – В прекрасное… От него я прошелся по лабораториям Щербатко, Гуцулова, заглянул к Лазаренко, а мозг, пользуясь тем, что отвлекся с друзьями, снова полез туда, куда обычно не пускаю: в происшествия, экономику, политику. Хорошо хоть в спорт и развлечения ни в полглаза, мое величество запретило строго-настрого, только наука и хайтек, а если из событий, то если уж действительно что-то необычное. На этот раз поверх всего он выложил сообщение, что в ЮАР замечена вспышка некой эпидемии. Я чуть было не смахнул такую ненужную мне новость, час назад за обедом кто-то упоминал о ней, но успел зацепиться за слово «эпидемия». Хотя, конечно, скорее всего просто журналистский перехлест, у них все чрезвычайное, им лишь бы кликнули по заголовку, а там пусть и пустышка, платят за количество кликов, так что да, у журналистов везде катастрофы, апокалипсисы и Аня Межелайтис, у которой, вот смотрите, спали трусики… Заболевших все же многовато, если такими темпами пойдет и дальше, через неделю можно в самом деле применить термин «эпидемия», но, конечно, за это время очаг заболевания локализируют и с болезнью покончат. Симптомы, как сообщают те же газетчики, не такие уж и необычные: человеком овладевает сонливость, апатия, он с трудом борется с вялостью, а при удобном случае старается отыскать укромное место и вздремнуть. Вообще-то это типичное поведение офисного планктона, который без всяких эпидемий старается увильнуть от работы и вздремнуть в ожидании конца рабочего дня. Пока нет ни температуры, ни рвоты, ни даже диареи, считать такое поведение эпидемией как-то рановато. Возможно, сезонная аллергия на массовое цветение каких-то местных трав или кустарника. Наверняка такое бывало и раньше, но в одном месте война, в другом – крушение лайнера с пассажирами, то кто обратит внимание на такую мелочь, а сейчас уже с неделю странно тихие дни, никто нигде не взорвал самый пустяковый автобус с туристами из Штатов, а как газетчикам жить без сенсаций?.. Глава 3 У себя в лаборатории я вошел в сеть и в ту же секунду на другом конце Москвы оказался в моем отделе, который отделом называю, как мне кажется только я, а все остальные – Центром стратегических рисков, хотя полное название еще более длинное, мы создавались не для рисков, а для их предотвращения. Некоторое время с теплом в душе наблюдал, как кто работает. Ну какие же молодцы, хотя, с точки зрения обывателя, кто малость, а кто и не малость прибацанные. Как и я, кстати. Я переключил экраны на себя, все сразу подняли головы, Данко среагировал первым: – Шеф!.. Вы как явление Христа народу!.. Все реже и реже… – Буду чаще, – пообещал я. – Скоро. – А в реале? – Тоже скоро, – пообещал я. – Мы же дикари пока что, верно? Так что подъеду на днях. Хотя вообще-то я и сейчас с вами… Что ты с утра мусолишь ту статью? Что-то серьезное? Данко сказал с завистью: – Люди делом занимаются!.. Эта миниатюризация вот-вот обернется взрывом… А что мы? – Чистим авгиевы конюшни, – ответил Ивар со своего места. – Если не почистим, – добавил Гаврош, – это дерьмо, как элегантно говорит шеф, нас затопит. Шеф? Он оглянулся на меня за поддержкой. Я ответил без охоты: – Я сам демократ и сторонник мягких методов. И строгой законности. Но мы прижаты к стене сроками. Данко заметил весело, но тревожно: – Хайтек не мчится, а уже летит! – Вот-вот, – подтвердил я. – Потому выжигаем все, не рассматривая, кто виноват меньше, кто больше. Иначе погибнем и мы, и весь мир. Напоминаю, разрабатывайте жесткие решения, на гуманизм не оглядывайтесь. Оксана сказала с таким сочувствием, что меня буквально обдало волной тепла: – Шеф, ну что вы все оправдываетесь?.. Все понимают, другого выхода просто нет. Ивар добавил с кривой усмешкой: – Но подтверждение не мешает. Надежнее. Мы же привыкли отчитываться за каждый вздох, за любое шевеление… Это комиссии задолбали! – Все комиссии на время чрезвычайного положения упразднены, – заверил я. – Во всяком случае, в нашем случае. Я за это дрался, как лев. Дикий лев. – Военное положение? – спросил Данко с надеждой. – Типа того, – согласился я. – На период, пока не подавим угрозы человечеству. Простых бандитов пусть ловит полиция. И расследует убийства на почве семейных ссор… – А мы типа международная? – С чрезвычайными полномочиями, – напомнил я. – Чрезвычайный Комитет. – ЧК? – Да, – ответил я. – То старое ЧК, которое создал Ленин, спасло молодую Россию, а это международное призвано спасти мир. Данко сказал с намеком: – И право имеем действовать так же решительно и быстро. Даже еще решительнее. Спасти мир… это даже больше, чем спасти Россию. Так, шеф? В его голосе кроме легкой издевки я уловил и надежду, что да, могу изменить эту неправильность, когда во главе государств стоят не умные, а сильные и напористые. – Все изменится, – пообещал я. – Очень скоро. Спинным мозгом чувствую ветер перемен. Либо изменится, либо погибнем. Все. – Скорее бы, шеф, эти перемены… – Скоро, – повторил я. – Это витает… Как ощущение страшной грозы, после которой наступит новый безопасный мир. Улыбнувшись им во все тридцать два, из них четыре уже имплантата, я переключил на защищенный канал, хотя у меня все защищенные, но этот подчеркнуто защищенный, чтобы видели и на той стороне. На экране появилось крупное костистое лицо мужчины с квадратной челюстью и упрятанными под мощные надбровные дуги глазами. – Дуайт, – сказал я, – не разбудил? Америке пора перейти на московский часовой пояс, наши страны сразу подружатся. – Привет, Влад, – ответил он. – Конгресс будет за, но сенат против. А простой народ в бешенстве потребует начать войну. – Против России? – Нет, русских боятся, – пояснил он, – вы же все сумасшедшие, но можно напасть на какую-нибудь маленькую страну в Африке или в Аравии. – Чтобы потом беженцы заполонили Европу? – А что? Так ей и надо. – Дуайт, – сказал я вполголоса, – вопрос высшей секретности. Он быстро зыркнул по сторонам и сообщил совсем тихо: – Я врубил заглушку. – Дело в том, – сказал я, – что в Пакистане закончили сборку двух атомных самозакапывающихся мин. Уже готов корабль, на котором их отвезут к берегам Штатов. Он охнул: