Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А они с матерью культурно и полюбовно отдыхают себе вечерами. Пьют и закусывают. И наговориться не могут. Хорошо! Даже умудрялись по выходным почти не пить, чтобы парнишку сводить в зоопарк или в планетарий. Наряжались и шли – не хуже других, а во многом и лучше. Дружная семья, без скандалов, вранья, утаивания заначек. Все путем. Идиллия длилась около года. Потом качество посиделок не ухудшилось. Нет! Ни в коем случае. Изменились потребности в количестве. Одной бутылки на вечер стало почему-то катастрофически не хватать. Что такое? Недоливали, что ли, на винзаводе? Или что? Они уж выцеживали бутылку до последней капли – ну, не хва-та-ло! Дело в том, что жена, начав пить вместе с мужем, хорошо втянулась. И пила не рюмочку за вечер, как первоначально задумывалось, а вполне на мужском уровне. Не хотела отставать. И совершенно не осознавала, что у нее начались проблемы, причем очень серьезные. Она теперь нуждалась в алкоголе. Торопила мужа домой, жадно тянулась к стопочке. По утрам испытывала жуткое похмелье. Все это ребенок особо не замечал, находясь на своей пятидневке. Тем более что часто на выходные его забирали деды-бабки то с той, то с другой стороны. Хорошее было время! Счастливое! Он всех любил и уверен был в правильности их жизни. Потом началась школа. Тут уж никуда не деться: пришлось мальчика отдавать в ту, что рядом с домом. Такое у них везение крупное: школа считалась одной из лучших в столице, с двумя иностранными языками. Ездить никуда не надо. Иди себе пешком, даже дорогу не переходи. Соседний дом – вот тебе и школа. В пятидневке привили хорошее: вещи ребенок складывал перед сном аккуратно, портфель в школу собирал с вечера, вставал, умывался, чистил зубы, делал зарядку, одевался во все чистое: рубашка, трусики, носочки, брючки. Поди еще такого поищи – чудо, а не ребенок. Единственно, что сам не мог (пока) – завтрак приготовить. Этому их в детском саду не учили. Промашка такая. А родители никогда не завтракали. Им еле сил хватало встать, кое-как собраться и на работу. С завтраком Денька приспособился сам, когда понял, как дела дома обстоят. Покупал загодя пакет молока или кефира, булку – вот и завтрак. Обедал в школе. Вечером тоже молоко с булкой. Все бы ничего. Но вечерами дома оставаться он не хотел. Уж слишком родители теряли человеческий облик. Страшно смотреть. В редкие минуты их трезвости сын уговаривал маму не пить. Она все понимала, обещала, но поделать с собой ничего не могла. Отцу тоже не нравилась пьющая жена. Он так и говорил каждый вечер, подливая ей водочки: – Пьющая мать – горе семьи! – И смеялся заливисто. Ребенок понял: надо принимать меры. Во время одной вечерней родительской пьянки он позвонил бабкам-дедкам. Те примчались, ужаснулись, пристыдили своих взрослых, мало что понимающих детей, прибрались в доме и свалили спать в свои гнезда. Не поняли ничего! Тогда Денька стал звонить каждый вечер. И каждый вечер приезжал кто-то из старших, негодовал, стыдил, кормил внучка ужином… Но поделать уже ровным счетом ничего было нельзя. Родители пили! Наконец повезло. Небо сжалилось над первоклассником. Отца хватил инфаркт. В тридцать семь лет! Но дело не в этом. Везуха заключалась еще и в том, что прихватило его на рабочем месте, во время трезвости. Потому к состоянию его отнеслись с должным вниманием и сочувствием. Схватился он за сердце, скрючился. Коллеги, естественно, мгновенно вызвали врача из их заводского профилактория, та все сообразила, вызвонила «Скорую». Примчались мгновенно. Госпитализировали. Вы?ходили. Вернули с того света, так объяснили ситуацию. Мать, которая, естественно, присутствовала и при начале сердечного приступа (ей, в бухгалтерию, позвонили сразу после вызова доктора), и в машине «Скорой помощи», и в больнице, наконец-то все поняла и про себя, и про мужа. Поняла, что дошли они до точки. И если не прекратить пить, ребенок их останется сиротой. Пить отцу запретили. Строго-настрого. И пить, и курить. И чудо: он перестал. Напугался, видно, по-настоящему. Ему надо было потихоньку приходить в себя, жить здоровой жизнью, поправляться, выходить на работу. Так он и пытался жить теперь. Только мать привыкла к выпивке окончательно, насовсем. Она бросить не могла. Рыдала, каялась, но уже не могла никак. Отец велел ей лечиться. Иначе он уйдет. У него словно глаза на всю их жизнь открылись. Он теперь видел весь ужас их существования: пили, как свиньи, при малом сынишке. И во всем прозревший муж винил собственную жену: она, она устраивала эти ежедневные посиделки. Она! Всего не расскажешь. Да и зачем? На сегодняшний день ситуация обстояла так: первые в жизни школьные летние каникулы, перед вторым классом, Денька все три смены находился в заводском пионерлагере. Хорошо провел лето, в кругу бывших своих детсадовских друзей, где его уважали за многочисленные таланты, а также за силу и справедливость. Отец приезжал к нему в родительские дни, привозил книжки, гостинцы. Трезвый. Мать не была ни разу. Лечилась. Отец окреп, похудел, поседел. На сердце не жаловался. Мать вроде все осознала, старалась-лечилась. Денька успокоился. Счастливое лето медленно катилось к концу. Он уже заскучал по школе. Гербарий собрал. Даже не один, целых три. Себе и Рысе с Птичей. Он любил с ними дружить. Домой к ним приходить, играть с парнями-братьями, которые его слушались как старшего. Им гербарии пока не требовались, в детском саду не спрашивают. А в школе – в самый раз. И действительно: все дома шло по-новому. Мать похорошела, помолодела. Зажили, как полагается людям. Отец совсем поправился, ему разрешили на работу выйти.
Две четверти Денька доверчиво наслаждался невиданным покоем. Утром на завтрак мать варила ему кашу. И еще давала бутерброд с докторской колбасой. Знала, что сын больше всего уважает докторскую, шла сама заранее, покупала и готовила внушительные бутерброды. Он это ценил! Ему ж расти надо, мужиком становиться. Еда нужна, чтоб настоящую силу давала. На булке с молоком далеко не уедешь, хотя и это не худший вариант. И вообще – ему хотелось материнской заботы. А то все один да один. Даже весь первый класс сам себе рубашку гладил к школе. А тут мама – и стирала, и гладила. Как настоящая полноценная любящая мать. Дениска крепко помнил, что такое плохо, поэтому ценил заботу и радовался каждый день, не забывал. А на Новый год взяли да сорвались. Оба. И отец, которому ни капли нельзя, иначе смерть, и мать, о которой вообще – что говорить. И все пошло по-прежнему. И вот уже весна. И конца этому нет. А теперь Денька понимает, что и не будет. Так что он-то знает: женщины пьют. Еще куда страшнее мужиков. Гораздо. И за то, что у них, у Рыськи с ребятами, мать не пьет, надо каждую минуту судьбу благодарить. Это и есть их главное счастье. – Поняла? – спросил Дениска Рысю. Она даже представить себе не могла, как это, когда мама пьяная. Рысю аж передернуло. Она взяла Деньку за руку, как братика, чтоб не так страшно было. – Давай пообещаем на всю жизнь, что никогда не будем пить. Даже пробовать не станем, – предложила младшеклассница школы с углубленным изучением двух иностранных языков. – Давай, – согласился ее друг. – И всем твоим велим, чтоб не пили. – Да они сами не хотят. Они же видят, как это страшно бывает. – Сейчас не хотят, потом захотят. Пример с отца вашего возьмут и захотят, – резонно заметил Денька. – Пусть каждый день помнят, что пить никогда нельзя. Они пообещали это тогда, в песочнице. Поклялись самой страшной и верной клятвой: не пить всю оставшуюся жизнь. И еще: что они теперь брат и сестра. И он, Денька, брат всем остальным ее братьям и сестре. – Ты приходи к нам жить, – предложила Рыся. – У нас на завтрак всегда каша и омлет. И еще какао. Мама готовит. А вечером иногда отец… Готовил… Если не пьяный. Но сейчас не знаю. Я не хочу, чтоб он возвращался. Мне его жалко. И я его люблю. Только мне не хочется с ним жить. Никогда не знаешь, чего от него ждать, устала я. Так они побратались. Стали назваными братом и сестрой. Как в старых сказках. Они пошли тогда домой вместе. Так часто случалось и раньше, когда Рыся точно знала, что отец не подведет и вернется домой трезвый. Птича все спала, правда, температуру сбили. Мама тоже отоспалась, хотя под глазами ее проступали темные полукружья. Но в целом от нее шел покой и умиротворение. – Мам, я Деньке все рассказала. Про папашу. У него тоже проблемы. Пусть он у нас ночует, а? – Пусть, – согласилась мама, которая зауважала Дениса с первого взгляда, еще на школьной линейке первого сентября, когда привела своих девочек в новую жизнь, учиться. Денька вел себя тогда как настоящий джентльмен: пропустил барышень вперед и портфели у обеих взял, чтоб лучше смотрелись со своими огромными букетами и в белых оборчатых фартучках. Ляля тогда глядела и любовалась: вот это истинный кавалер. А Денька с Рысей еще и за одной партой оказались. Повезло несказанно. – Пусть, конечно, ночует. Только надо у родителей разрешение спросить. – Им все равно, – сказал Денька и втянул в себя воздух. Рыся понимала, что он сдерживает бег слез. Не хочет перед их мамой выглядеть слабаком и нюней. Мама все поняла. Не стала развивать тему родительского равнодушия, ахать и осуждать. – Ну, я просто позвоню, предупрежу, оставлю наш номер телефона. Я так обязана сделать, Денис, понимаешь? Таковы правила. Правила Денька любил. Ценил и уважал. По правилам легко жить. Силы зря не тратятся. – Хорошо. Спасибо, – согласился он. – Я не насовсем. Но иногда хоть. Передохнуть. – Мы тебе всегда рады, – заверила мама. Она любила гостей, у ее родителей был всегда хлебосольный дом, в котором хватало угощений для зашедших на огонек друзей. Мама тут же позвонила родителям Дениса и сообщила, где их ребенок. Те еще только с работы вернулись и пока что все соображали. Записали телефон. Сказали спасибо. Пригласили тоже заходить на огонек. Проснулась Птича. Они вместе сделали уроки. Потом Рыся села на свой диванчик почитать и уснула. Уже до самого утра.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!