Часть 7 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да ты мудак конченый! – услышали дети в темной кладовке чужой мужской голос.
Последовал звук удара и бормотания отца:
– Пусти, ты ее не знаешь… Да подожди ты, дай я объясню… Она сейчас сама скажет, с кем гуляет…
– Отойди от греха… А то я тебя, мудозвона, сам пристрелю, – говорил с усилием дядька в форме.
Видимо, отнимал у отца оружие, так догадались дети.
Потом протянулось несколько секунд полной тишины.
– Пусть он уйдет с вами, – попросила мама.
– Да куда ж я его дену? А впрочем… Пошли, давай.
Послышалась возня с дверью.
– Извините, – произнес гость последнее прощальное слово.
Замки звучно защелкнулись.
Ляля и дети наконец-то остались одни.
Песня все еще продолжала звучать…
– Тара-рара-пам, тарара-пам, тарара-рара. Тара-рара-пам, тарара-пам, тарара-ра…
Дети тихонько выползли в коридор.
Мама сидела на полу, прислонясь к стене, откинув голову.
Она не плакала. Ей нельзя было. Дети и так были напуганы.
Она просто сидела с закрытыми глазами, собираясь с силами.
Вот и все.
Они даже не обсуждали это событие.
А о чем говорить?
Птича слышала поздно вечером, как мама говорила с бабушкой, той, отцовской матерью. Как она просила:
– Заберите, пожалуйста, своего сына. В следующий раз он убьет нас всех. Я уже и не против. Но детей жалко.
Бабка, видимо, уговаривала, убеждала.
– Я в последний раз своим родителям не расскажу. В самый последний раз. Но больше я не смогу молчать. Поймите меня.
Ничего никто не поймет, это Рыся очень четко осознавала. Спасаться надо самим. И все тут. Она именно в тот вечер твердо решила, что никогда не выйдет замуж и никогда не родит ребенка. Это – нельзя. Ей бы этих вырастить. А самой – ни-ни! И думать не смей!
Ей было восемь лет. Она чувствовала себя совершенно старой.
Мама перед сном закрыла дверь на задвижку. Впервые за всю ее жизнь с мужем. Она еле ходила, ее шатало от навалившейся усталости.
У Птичи почему-то поднялась температура. На ровном месте, без кашля и насморка. И ничего не болело, просто горела, 39,6.
– Невроз, – сказала мама.
Она уложила Птичу к себе в кровать, улеглась рядом.
Рыся тревожилась.
– Иди спать, Рысенька, завтра в школу, – попросила мама.
– Ты его потом пустишь? – спросила о главном старшая дочь.
– Не знаю. Не уверена. Если только зашьется. На слово больше не поверю, – слабым голосом рассуждала, как с самой собой, мама Ляля.
– Может, уж и не пускать?
– Посмотрим.
Рыся поняла: пустит, куда денется. Ее право.
– Тогда отдай нам кладовку. Мы там будем жить. Когда он напьется, мы все будем там закрываться. Разбирайся с ним сама. Эти еще маленькие. Им расти надо. Нечего им на такое смотреть.
Мать лежала в кровати бледная, почти как подушка под ее головой. Птича рядом тяжело дышала, всхлипывая во сне. Рысе жалко их было неимоверно. И в животе ведь у матери подрастал сейчас еще кто-то! Как ей вытянуть всех их! Она впервые растерялась.
– Рысенька, сделаем, как ты скажешь. Все сделаем. Иди спать сейчас.
Она-то ушла. Только всю ночь лежала с открытыми глазами, потому что стоило их закрыть, как отчетливо возникало перед внутренним зрением проклятое железное дуло.
Утром Рыся отвела парней в садик. Потащилась в школу. Одна, без Птичи. Та лежала и горела себе. Сжигала тягостные воспоминания.
Рыся попросила учительницу не вызывать ее сегодня к доске, сказала, что плохо чувствует себя из-за болезни сестры. Поскольку учились они обе только на отлично, просьба ее была уважена полностью. Рыся сидела как оглушенная, не слушая, что происходит в классе.
Денька, верный друг, понял, что дело серьезное. Даже подсказывать не просил как обычно.
Из школы они, как повелось, возвращались вместе, всегда втроем, а теперь вот вдвоем. Денька жил в их же доме, только они во втором, а он в десятом подъезде. Удобно. Он и играть к ним приходил, когда отец многочисленного семейства был не пьяный. Любил Денька играть с отцом Рыси. Про своего не распространялся, хотя он у него имелся. Мальчик из полной семьи, вполне благополучный ребенок – так про него мама какой-то подруге говорила, Рыся слышала.
Двое благополучных детей шли домой, смертельно усталые, хотя еще не прошло и полдня их долгих детских суток.
– У меня отец вчера домой с пестиком пришел. С настоящим, – проговорила вдруг совершенно неожиданно для самой себя Рыся. – Хотел нас всех убить. Так сказал.
– Пьяный? – уточнил Денька.
И все им стало понятно. Без лишних слов.
Про их собственные благополучные семьи.
– Твой пьет? – на всякий случай поинтересовалась Рыся.
– Ужасно. Каждый день почти. А твой?
– Не каждый день. Сам знаешь. Но когда пьет, лучше его не видеть.
– Бабушка тоже про нашего говорит, что лучше бы мне не видеть. А то вырасту, стану как он.
– А ты? Станешь? Будешь пить? – оживилась Рыся.
Этот вопрос ее очень беспокоил. Она говорила себе, что не переживет, если Ор и Дайка, став взрослыми, будут вести себя как их папаша. В этом случае все ее старания сейчас лишены смысла.
– А ты? – внимательно глядя на нее, ответил вопросом на вопрос друг.
– Я? Конечно нет! Чего меня спрашивать: девочки не пьют, – самоуверенно хмыкнула Рыся. – Ты про себя лучше скажи: ты – будешь?
– Девочки не пьют? – крикнул ожесточенно Денька и наподдал со всей силы ногой пустой пластиковый пакет, валявшийся посреди дороги. – Девочки не пьют…
Рыся с ужасом увидела, как по щекам его поползли слезы. Крупные, одна за другой. А Денька не плакал никогда.
Они сидели в своем дворе у песочницы. И не то чтоб говорили нескончаемо. Нет. Рыська ужасно устала от бессонной ночи. Денька – от годами сдерживаемых слез, которые накопились и пролились только что сами собой. Он не плакал. Слезы лились по их собственной воле. Как вода из протекающего крана на кухне.
У Деньки дома все выглядело ужасно. Все само собой разваливалось, плесневело. Потому что в их доме не было ни хозяина, ни хозяйки. А он еще не вошел в силу. Ему еще лет восемь нужно, чтоб молодым сильным парнем стать и взять все в свои руки.
Денис хорошо помнил время, когда родители жили как все. Ну, почти как все. Отец работал инженером на заводе. Мать – на том же заводе бухгалтером.
Все у них тогда было. Семья, сын. Потом батя стал поддавать, все чаще и чаще. Не буянил. Просто напивался и много пропивал. А мать все его уговаривала пить дома, культурно. Чтоб друзья не обирали как липку. Он все понимал, соглашался, но… Не получалось у него, чтоб дома. Ему хотелось с друзьями, в компании расслабляться. Ну правда! Ну не одному же пить! Это уж конец света полный. На фига такая жизнь, как говорится.
И тогда мать решила действовать по-умному. Как настоящая жена-подруга. Она сказала:
– Тебе нужен друг, чтоб выпивать? Да? Вот: я твой друг! Давай пить вместе.
Она была уверена, что будет выпивать одну рюмочку за компанию с мужем, а потом сидеть с ним, вести долгие задушевные разговоры за бутылочкой. Потом он устанет и ляжет спать. И она вместе с ним. Цена вопроса – 3 рубля за вечер. Ну, если пить даже каждый день, все равно получается 90 рублей в месяц. Половина от мужниной зарплаты будет оставаться железно. Точный расчет. Прямая выгода.
Муж удивленно согласился. И правда: никаких проблем. Все под контролем. Сынишка ходил в заводской детсад-пятидневку. Удобно. В понедельник отвозишь пацана, а забираешь в пятницу вечером. Он там обучен, накормлен-напоен, присмотрен. Даже английским там с ними занимаются, на пианино учат. Что еще надо?