Скорость прибавилась, спидометр, казалось, раскалился. Мотор заревел, как будто в "Феррари" "Формулы-1". Блин, да я же Шумахер до аварии! Скорости!!! Дважды спровоцировал аварию, но в последние моменты уходил от столкновения, ощущая космические мгновения заноса. Едва входя в поворот и нарушая все правила, придуманные дорожной инспекцией, проскакивая на красный свет через хилые потоки людей, оказался в родном дворике раз в пять быстрее, чем заняла бы обычная дорога до больницы. Со злостью хлопнул дверцей автомобиля, почти сожалея, что не разнес этот кусок металла на колесах в груду железа и сам не пошел на переработку. Миновав дверь с домофоном, поднялся на одиннадцатый этаж пешком. Никакого лифта! Хотелось ощутить каждую ступеньку, слушать радостно-трепещущее сердце, задыхаться, наконец, из-за усталых легких, которые не приняли новую привычку курить на работе "от нервов". Открывая дверь собственным ключом, врезал кулаком по стене. Просто чтобы ощутить боль в костяшке, чтобы понять, что еще жив. Войдя внутрь, наткнулся на тапочки соседа. Какого хрена этот лысая образина делает здесь? Не разуваясь, громадными шагами преодолел коридор и ногой пихнул дверь спальни… Так и есть. Давно подозревал! Но чтобы средь бела дня! Давно надо было развестись. Все равно ненавидел эту суку, боясь себе в этом признаться. А теперь все собственными глазами увидел. — Леша! — Алексей? Два взволнованных голоса и оба заворочались, выползая из-под общего одеяла. Моего одеяла!!! Захотелось придушить их собственными руками. Эту за то, что всю жизнь жила потребителем, не проработав и дня. Наивно полагала, что рождением сына расплатилась со мной на всю будущую жизнь. А этого за то, что каждую субботу пил со мной пиво, смотрел в глаза и улыбался. Да, за подлый взгляд, который как бы говорил мне, что я чмо и ничего в жизни не понимаю. А в принципе, что мне мешает забрать обоих с собой на тот свет? Я и не думал, что шея может быть такой хлипкой. Лысая башка просто с хрустом повернулась, и тело неловко присело как тряпичная кукла. Визг рыжей сучки едва не оглушил. Схватив за волосы, приложил ее лбом о стену. Еще раз, и еще… Пока к тупому стуку не добавился смачный хруст черепных костей. Кровью залило недавно клееные обои, что выглядят ублюдочно, но по стоимости будто сделаны из золота. Это она, тупая тварь, их выбирала. — Я ненавижу твой жуткий вкус! Могла бы изменять хотя бы с Гришкой с седьмого этажа, он хоть волосами одарен, выглядит попрестижней. Четыре этажа дальше, чем протянутая рука, а? Сука ты ленивая! Она лежала в луже крови, молча уставившись в потолок. — Пап, мам, я пришел! — послышалось из коридора. Сердце дрогнуло… Сын. Двенадцать лет. Хороший возраст, чтобы начать жить по уму. Хороший возраст, чтобы начать, если не жить, то хотя бы думать самостоятельно. Я вышел в коридор, потемневшими глазами и окровавленными руками вгоняя сына в ступор. Сухим голосом произнес, ничего не скрывая: — Сын, сегодня ты должен повзрослеть. Считай, детство кончилось. Не разувайся, мы уходим. — Что случилось, па? — Твоя мать была сукой. Еще хуже, чем сосед. Я устал прощать и… убил обоих. — Ты… убил?! — Да, — легко ответил я. — Наверное, стоило развестись. Но я хочу, чтобы наследство получил ты, а не она с лысым орком за компанию. Но на этом новости не заканчиваются. Я был в больнице, и врачи обнаружили рак. Это неизлечимо. Мне осталась немного, сын. Совсем немного. Тебе придется начать жизнь самостоятельно. Я бы и дальше поощрял твое стремление к спорту, к занятию английским, закрывал глаза на двойки по химии и драки на переменках, но жизнь распорядилась иначе. — Я склонился перед ним, положил руки на плечи, глядя прямо в глаза. — Точнее, смерть. Смерть распорядилась иначе, сын. Теперь ты будешь жить сам по себе. Сам за себя все решать, — слова посыпались из меня какие-то слишком ровные, внятные. Никакой тебе истерики, слез. — Папа, но как же так? — он словно не поверил в услышанное. — Жизнь — странная штука. Имеешь — не ценишь, наивно полагая, что завтра будет лучше, а как начинают отбирать, вопишь, что и сегодня, в общем-то, неплохо, — продолжил я, старясь ощутить в себе сожаление за сотворенное… Но не нащупал ничего. Не сожалел. Ни капли раскаянья. Не Раскольников я. Совсем. Встал перед сыном на колени, крепко обнимая, но стараясь, чтобы окровавленные ладони не оставили отпечатков на серой майке. В груди защемило. Вот теперь накатило, накрыло. Зарыдали оба, посылая куда подальше "мужики не плачут". Да, это не был плач… Это был рев! Отстранив сына первым, посмотрел в заплаканные глаза, натянуто улыбнулся. — С кем бы ты хотел жить, сын? С ее сумасшедшей матерью, моим ловеласом-стариком? Или… — С твоей сестрой, — прервал он. — Она… нормальная. Но папа… — Нет. Не говори ничего. Собери вещи, езжай к сестре, объясни. Я подъеду завтра, позвоню тебе, выйдешь — попрощаемся. Она, наверняка, расскажет все полиции и правильно сделает, но… — Не приезжай, пап, — неожиданно сказал сын. — Они тебя… посадят… Я хочу запомнить тебя таким… а не… за решеткой, я даже не буду говорить про маму… я хотел тебе рассказать, что сосед слишком часто заходит… но как-то… пап… — он всхлипывал, но каждое слово било меня битой, вытряхивая дух и позволяя понять, что дети растут гораздо быстрее, чем я полагал. Я вообще в своей жизни не замечал главного, что ли? Слепой сукин сын. — Я понял, сын. Сам как-то откладывал все, что хотел сделать в жизни. Спасибо за понимание. Ты вырастешь настоящим мужчиной. Постарайся меня простить за… мать… и то, что сделал тебя сиротой… — вышел на площадку, пряча слезы и сдерживая тугой ком в горле. — Я люблю тебя, папа, — донеслось из коридора. До машины добрался как в тумане, благодарил Бога, что никто не попался навстречу. Видок у меня был всем вампирам под стать: забрызган кровью, глаза горят. Ужас! Сел в салон и попытался немного прийти с себя. Расклеиваться рано, еще стоит заехать к нотариусу, написать прямое завещание, желательно, с датой на несколько лет раньше, пока еще не стал убийцей, если к этому придерутся. Вообще не помню, можно ли составлять завещание убийцам? Пусть на всякий случай проставит дату задним числом. Все должно остаться сыну, он не должен ни в чем нуждаться, осуждая меня, что оставил без крыши над головой и средств на институт. Пусть строит жизнь, пусть наградит меня внуками, хоть и не увижу… Ком прорвало, слезы потекли по рулю. Забормотал, каясь Богу напрямую, как на исповеди батюшке, только без посредников… Сам не ожидал, что столько всего наворотил за двадцатисемилетнюю жизнь. Руль услышал все раскаянье. Батюшка бы столько не выдержал. Тайна исповеди — тайной, но есть и предел. Через двадцать минут уже ехал по трассе, с холодком в груди осознавая, что на той скорости, что летел час назад, мог и не попрощаться с сыном. Частный нотариус попался понятливый и быстро вошел в курс дела, не осуждая даже за жену. Несколько тысяч долларов плотно закрыли его глаза на события последних часов. Сын получит все, и никто не придерется… Потом была работа. С земляничным лицом прощаясь с сотрудниками, взял с зама обещание, что похоронами он никого не обременит и все будет по-человечески. Он давно под меня копал, намереваясь скинуть с кресла, а тут такой подарок, что не надо складываться на киллера, всего лишь оплатить кремацию и установить гранитную плиту с парой фраз на клочке земли. Оплатит с удовольствием. Да, именно кремация. Пусть рак сгорит вместе со мной. Чертова хреновина должна быть уничтожена! Никакого векового тления. Выбив из конторы все, что мог, со слезами расцеловав всех секретарш, я подарил золотые часы старому охраннику, который проработал со мной со дня основания фирмы, и впервые в жизни выдав техничке тете Глаше комплимент, вышел на улицу. Презрев автомобиль, побрел по городу пешком. Благо наша фирма в самом центре, а машина уже может быть отмечена постами ДПС, или по городу могут ходить ориентировки. Хотя вряд ли опера так быстро работают. Тела еще могут быть не обнаруженными в квартире. Бродил пару часов. Давно хотел пройтись по остывающим темнеющим улицам, играющим светом вывесок, фонарей. Было тепло и уютно. Пахло, словно годами юности, детством. Радовался каждой мелочи, старался прожить каждую секунду, почувствовать ее, понять и отпустить. Лучший в городе ресторан в тот вечер пробудил во мне гурманские наклонности, и язва радовалась, поглощая все, а не выборочно. Потом была девушка. Я никогда в жизни не мог с ходу познакомиться с девушкой, а в этот вечер отбил ее у довольно привлекательного кавалера, очаровав на всю ночь. Да, это была ночь без сна и имен. Мы отдавались друг другу, плавясь как воск. Никогда бы не подумал, что секса может быть столько, сколько захочу. А она наверняка думала, что я вернулся с армии. Наверное, в ту ночь я помолодел.. Я ушел под утро, не прощаясь. Забредя на едва открывшуюся почту, написал с десяток писем, отправил по разным уголкам страны и "за бугор". Жизнь раскидала друзей по разным городам, но "да как-то времени нет" сейчас не проходило. Сейчас или никогда. За те пару часов, что провел на почте, перезнакомился со всеми работницами. Везде работают нормальные люди, просто стоит это заметить, проведя с ними чуть больше времени. Потом были звонки друзьям по городу, родне. Извинения, слезы, смех, воспоминания. Баланс на сотовом стал отрицательным, прежде чем я подарил навороченную коробку с микросхемами, функций которой ни в жизнь не изучить, веселой молоденькой девчушке на остановке. Та приняла подарок без подозрений. Это с возрастом появляются все больше и больше подозрений, а молодость все принимает так, как есть. Пусть даже родители отберут подарок и отругают, но я получил благодарную улыбку. С полудня и до вечера провел время у старого друга, разругавшись с которым из-за сущей мелочи в студенческие времена, не виделись уйму лет. Проблема, которая замалчивалась годы, испарилась за полминуты, едва он открыл дверь. Под вечер я ушел, чувствуя, что в организме неладно. Наверное, так старая собака предчувствует смерть. Я поймал такси и поехал к… сыну. Вперед! Увидеться последний раз, последний раз обнять и вдохнуть запах шелковых волос, затем подбросить на руках как маленького и еще раз заглянуть в зеленые глаза. До смерти хотел услышать последний раз слово: "Папа". Даже кордон полиции меня не остановит. В эту ночь пошел сильный дождь. Я сидел на переднем сиденье рядом с молодым водилой. Таксист гнал, получив деньги за скорость наперед. Капли с грохотом расплывались по лобовому стеклу, погружая в воспоминания. — Есть там кто? — буркнул таксист, собираясь обогнать груженный "КамАЗ". Японка. Правосторонний руль. Передний пассажир впередсмотрящий, пока водила играет в угадайку. — Ты никогда не задумывался о том, что жизнь может быть не одной? — раздалось в голове. Эти слова услышал лишь я. И готов поспорить, что ощутил в тот момент на плече когтистую лапу. Словно на заднем сиденье сидел сам демон. — Не-е, — протянул я на автомате, отвечая. Мои мысли понеслись быстрее автомобиля. Да, а что если действительно жизнь не одна, и все, что мы творим в этой, проявляется в следующей? Это же логично, в конце концов… Водила кивнул, как будто ответ был для него… и пошел на обгон. Свет встречного автомобиля в глаза… Несуществующий застывший крик "Папа!" в ушах… Авария забрала жизнь раньше, чем злополучная болезнь. Не успел. Прости, сын. Вырасти настоящим мужчиной… Саркон, оказавшись на дороге за мгновение до столкновения, отряхнул рукав и скупо произнес: — А зря. Исчезнув в новом портале, демон никак не мог понять, почему людям обязательно надо попасть в больницу, тюрьму, плен или реанимацию, чтобы было время задуматься о собственной жизни и своей роли в мире? Правда, не обошлось от прямого влияния. На Алексея Ивановича кто-то определенно повлиял, как заметил по нитям воздействия демон. Времени думать над этим не было. Приходилось спешно шагать в очередной портал и приниматься за новое Задание.