Скорей бы до него добраться. Еще вчера я сказала бы – «домой». Но со вчерашнего дня много чего изменилось. А сегодняшний добил меня окончательно. Особенно приключение на смотровой площадке, ну и натерпелась же я страху! Не исключено, что уже завтра воспоминание о нем вызовет улыбку, а Фрэнки… На Фрэнки я нисколько не сержусь. Хорошо, что дело ограничилось сдержанным, если не сказать – натянутым – поцелуем. Три года не заниматься любовью, чтобы в результате получить такое вот недоразумение – нет уж, увольте!.. Мстительные мысли о мужской несостоятельности Фрэнки придают мне силы, я отдышалась, пришла в себя, лишь немного кружится голова и шумит в висках. Но это скоро пройдет. Пройдет. Я останавливаюсь возле углового дома, его фасад выходит сразу на две стороны, но дверь – только в переулок, я проходила мимо нее бессчетное количество раз, и всякий раз она была закрыта. Даже днем. Теперь на мостовой лежит квадрат света, дверь распахнута едва ли не настежь – etonnante![10] Обогнув ее, я почти налетаю на пожилого араба, стоящего в проеме. Его темное, изъеденное временем лицо кажется мне неуловимо знакомым. Ясин. Ну да, Ясин. Примерно так будет выглядеть Ясин лет через тридцать. Продольные морщины на лбу, поперечные – у переносицы: их контуры (едва заметные у рыбака) стали четкими, ясными. Мне в голову вдруг приходит шальная мысль, выуженная из недр детства, где до сих пор гуляют котенок со щенком, где полным-полно леденящих душу сказок, легенд и баллад: что, если я проблуждала в темноте тридцать лет, и Ясин уже успел бросить рыбный промысел, и купил этот дом, и теперь поджидает меня. И что именно он развязал мешок со специями, в которых я плавала: запах эстрагона, кориандра, базилика невыносим. Что, если?.. Эстрагон, кориандр, базилик – они как черные пастушьи псы, стерегущие отары; они следят за тем, чтобы ни одна овца не отбилась. Мои скудные арабские овечки при мне, для того чтобы завязать разговор, достаточно и их. – Добрый вечер, – говорю я на арабском. – Доброй ночи, мадам, – отвечает мне состарившийся Ясин. С теми же интонациями, что и Ясин молодой. – Отличный вечер. Очень теплый. Араб прикладывает ладонь к груди. За его спиной – прямоугольник комнаты, он освещен плошкой с открытым огнем. Свет неяркий, но он позволяет рассмотреть внутренности: два резных шкафа, длинная скамья и станок, занимающий едва ли не половину пространства. На таких обычно вытачивают деревянную мебель, столики, шкатулки и сувенирных верблюдов. – Вы не подскажете, который час? Спросить о дне неделе, месяце и годе я не решаюсь. – Полночь, мадам. Уже полночь. Он не посмотрел на часы (и часов-то у него нет!), ответ был заготовлен заранее, он не мог быть другим – etonnante! – Спасибо. Мне давно пора убраться, а я все еще стою у порога. – Этот дом… Он казался мне нежилым. – Вы живете в Эс-Суэйре, мадам? – Уже несколько лет. – Я купил его. Не так давно. – А я снимаю номер в отеле. «Су лесьель де Пари». Может быть, слыхали? – Нет, – араб отрицательно качает головой. – Здесь недалеко. – Так мы соседи? – Да. Наверное. – Заходите ко мне на чай. По-соседски. Я буду рад. – С удовольствием… Меня зовут Саша?. – Са-ша?? Саша?? Он повторяет мое имя на разные лады, старательно артикулируя. Назвать себя – это похоже на поднятую в приветствии руку, я вправе ожидать ответного жеста. Который либо подтвердит мою безумную догадку, либо не оставит на ней камня на камне. – А я – дядюшка Иса. Иса – не Ясин! Не Ясин – Иса! Напряжение, сковывавшее меня, моментально спадает. И чего только не придумаешь, проблуждав в потемках. Реален только запах специй, все остальное – лишь плод моей фантазии. – Дядюшка… – Все меня так называют. С незапамятных времен. – Вы резчик, дядюшка Иса? – Я указываю подбородком на станок в глубине комнаты. – Это ведь станок для обработки дерева, да? – Верно, мадам. Только я не резчик. Я торгую пряностями на рынке, а станок остался от старого хозяина. Жалко было выбрасывать, вот он и стоит. С вами что-нибудь случилось, Саша?? Вопрос совершенно неожидан, наша спонтанная неспешная беседа никак его не предполагала. – Нет, все в порядке. – Вы как будто чем-то взволнованны. – Небольшая размолвка с другом, – без зазрения совести вру я старому человеку. – Ничего серьезного. – Тот молодой красавец, с которым вы пришли сюда? «Beau garcon», – сказал дядюшка по-французски, «beau garcon» и есть красавец – выходит, он видел, как мы с Фрэнки подходили к лестнице. Странно, что я не обратила внимания на открытую дверь дома и старика, подпирающего ее косяк. С другой стороны, я была слишком увлечена (не столько Фрэнки, сколько гипотетической возможностью своего падения) – кто в такой ситуации станет обращать внимание на слившегося с пейзажем араба? – Да, – подтверждаю я слова дядюшки. Ничего другого мне не остается. – А вы находите его красавцем? Дядюшка Иса трясет указательным пальцем и лукаво улыбается: – Видный парень. – Пожалуй. – Молодые люди часто тратят время на ссоры, вместо того чтобы тратить его на любовь. А жизнь так быстротечна, Саша?… Чего мне не хватало в двенадцать часов ночи – так это дежурной банальности от неизвестного старика. – Я сама ненавижу всяческие ссоры. – Вы очень рассудительная девушка. Может, зайдете ко мне на чай? Ничего пугающего и ничего необычного в этом приглашении нет. Если не учитывать время. Полночь, сказал мне дядюшка Иса; полночь – не самое подходящее время для гостей. Обо всем остальном можно не беспокоиться – марокканцы гостеприимны и ненавязчивы, а уж тем более такой милый старик, как дядюшка Иса (с тех пор как я узнала, что он – не Ясин, иррациональная симпатия к нему растет как снежный ком). Подвоха не будет. – Боюсь, что уже поздно… – Понимаю, – подтверждает дядюшка. – Хотите подождать своего друга. – Не хочу. – Он не должен был оставлять вас одну вечером. Это неправильно. Кто бы спорил, дядюшка Иса, кто бы спорил! – Ничего страшного. Я могу прогуляться домой и в одиночестве. В Эс-Суэйре я как дома. А в следующий раз я обязательно загляну к вам… по-соседски. – Дядюшка Иса будет несказанно рад. Берегите себя, Саша?. И никогда не ссорьтесь с друзьями. От этого бывают одни несчастья. * * * …Он купил дом совсем недавно. Возможно, просто перебрался поближе к сыну-рыбаку (внешнее сходство Ясина и дядюшки Исы почему-то не дает мне покоя). Нет-нет, Ясин и Иса не родственники. Если бы Ясин был сыном дядюшки, то так же, как и он, торговал бы пряностями, такая преемственность – основа местного менталитета. Даже Доминик, рожденный французом в Марокко, получил свой колченогий маленький бизнес по наследству. Сын рыбака будет ловить рыбу, сын продавца пряностей – торговать пряностями, сын погонщика верблюдов даже не взглянет в сторону мула, мечты о смене деятельности так и остаются мечтами. Нужно обязательно зайти к старику, поболтать о жизни, я слишком долго просидела в скорлупе отеля «Sous Le Ciel de Paris’ – большой мир, который спасает Алекс Гринблат, ждет меня. Алекс. Опять Алекс. Я неотступно думаю о нем, как будто и не было вечера с вероломным Фрэнки. С другой стороны – Алекс вероломен не меньше, но об этом как-то забываешь. Особенно вдали от него. Алекс – свет и ясный день, Фрэнки – тьма и холод железного поручня. …Доминик так и не появился, у стойки меня встречает Фатима: дневная сцена повторяется с той лишь разницей, что мать Джамиля и Джамаля не раскладывает пасьянс.