– Что? Нет, я позвонила, потому что… потому что не туда нажала. Я не собиралась тебе звонить. – Врешь. Он слишком хорошо меня знает. – Знаешь что? Какая разница, почему я позвонила? – резко отвечаю я. – Ты не должен был сюда приезжать. – Я беру подводку для глаз и провожу широкую линию. – Нет, я должен был. Ты напилась, и неизвестно, что с тобой могло случиться. – Да? И что же, например? Я переспала бы с тем, с кем не должна? Его щеки пылают. Я знаю, что мои слова звучат жестоко, но ему точно не следовало спать со мной, когда я так пьяна. Я расчесываю мокрые волосы. – Если помнишь, ты почти не оставила мне выбора, – так же грубо отвечает он. Я помню, помню, как залезла к нему на колени и терлась об него. Я помню, как поставила ему условие: либо секс, либо он уходит. Я помню, как он отказывался и просил остановиться. Мое поведение унижает и пугает меня, но, хуже всего, это напоминает мне о нашем первом поцелуе – когда я, как он утверждает, набросилась на него. Во мне закипает гнев, и я швыряю расческу, которая с грохотом падает на пол. – Даже не смей винить во всем этом меня, ты же мог меня остановить! – кричу я. – Я пытался! Несколько раз! – слышу я крик в ответ. – Я даже не понимала, что происходит, и тебе это известно! – привираю я. Я знала, чего хотела, но просто не желаю это признавать. Но он начинает вспоминать все, что я говорила ему прошлой ночью: «Просто ты очень вкусный», «Говори со мной, Хардин», «Ты единственный, Хардин», – и я больше не могу сдерживаться. – Выметайся! Выметайся отсюда сейчас же! – кричу я и хватаю телефон, чтобы посмотреть, который час. – Ночью ты не просила меня выметаться, – сурово говорит он. Я поворачиваюсь к нему. – До твоего прихода со мной все было в порядке. Здесь был Тревор. – Я знаю, как его это разозлит. Но, к моему удивлению, он смеется. – Да ладно, мы-то с тобой оба знаем, что Тревора тебе недостаточно. Ты хотела меня, только меня. И все еще хочешь, – усмехается он. – Я была пьяна, Хардин! Зачем мне ты, если я могла бы быть с ним? – Я тут же жалею о сказанном. Глаза Хардина загораются – то ли от боли, то ли от ревности, – и я решаю подойти к нему. – Не надо, – говорит он, вытягивая вперед руку. – Знаешь что, пусть будет так. Пусть этот придурок забирает тебя! Я даже не знаю, зачем я здесь. Я должен был понять, что ты поведешь себя именно так. Я стараюсь не кричать, чтобы никто из соседей не жаловался, но сдержаться трудно. – Ты это серьезно? У тебя хватает наглости приехать сюда, использовать меня, а потом оскорблять? – Использовать? Это ты меня использовала, Тесса! Ты знаешь, что я не могу отказать тебе, – и ты продолжала и продолжала настаивать! Я понимаю, что он прав, но сейчас меня ужасно злит и раздражает мое собственное ночное поведение. – Какая разница, кто кого использовал? Главное, что сейчас ты уйдешь и больше не вернешься, – решительно говорю я, а затем включаю фен, чтобы не слышать ответ. Через пару секунд он выдергивает фен из розетки. Едва не вместе со стеной. – Да что с тобой такое? – кричу я и снова засовываю вилку в розетку. – Ты чуть его не сломал! Хардин меня так бесит! О чем я только думала, когда звонила ему? – Я не уйду, пока мы не поговорим обо всем. Несмотря на боль в груди, я отвечаю: – Я уже сказала: нам не о чем говорить. Ты сделал мне больно, и я не могу тебя простить. Вот и все. Хотя я и стараюсь подавить это ощущение, мне все же приятно, что он здесь, пусть мы ругаемся и кричим друг на друга. Я очень скучала по нему. – Ты даже не пыталась простить меня, – уже немного спокойнее говорит он. – Нет, я пыталась. Я пыталась забыть, но у меня не получилось. Я не могу тебе верить – вдруг все это опять часть твоей игры? Вдруг ты снова причинишь мне боль? Я ставлю утюжок для завивки нагреваться и вздыхаю. – Мне надо собраться побыстрее. Когда я снова включаю фен, он выходит из ванной, и я надеюсь, что он уйдет. Небольшая, идиотская часть меня надеется, что, когда я выйду, он все еще будет сидеть на кровати. Это не самая разумная часть моего мозга. Это наивная, нелепая девчонка, влюбившаяся в парня, который является полной противоположностью того, кто ей нужен. У нас с Хардином ничего не получится, я это знаю. Жаль, эта девчонка пока не понимает. Я завиваю и укладываю волосы так, чтобы они скрыли красные следы на шее. Когда я выхожу, чтобы собрать вещи, Хардин действительно сидит на кровати, и эта глупая девчонка становится немного счастливее. Вынимаю из сумки красное белье и надеваю, все еще обмотанная полотенцем. Когда я разворачиваю его, Хардин смотрит на меня с открытым ртом, но потом пытается сделать вид, что кашляет. Надевая платье через голову, я чувствую, словно меня тянет к нему какой-то невидимой нитью, но стараюсь отбросить это ощущение. Учитывая наши нынешние отношения, в его присутствии я чувствую себя на удивление комфортно. Почему все так сложно и запутанно? Почему все должно быть так странно? И самое главное: почему я не могу просто забыть его и жить дальше? – Тебе правда лучше уйти, – спокойно говорю я. – Тебе помочь? – спрашивает он, когда я вожусь с молнией на платье. – Нет… все в порядке. Я сама. – Давай помогу. Он встает и идет ко мне. Нашу любовь и ненависть, злость и спокойствие разделяет всего лишь шаг. Это странно и по-своему привлекательно. Я поднимаю волосы, и он застегивает платье, нарочно делая это медленно. Я чувствую, как у меня учащается пульс, и ругаю себя за то, что позволила ему помочь. – Как ты меня нашел? – спрашиваю я, как только вспоминаю об этом. Он пожимает плечами – как будто это не он выследил меня, проехав через весь штат. – Позвонил Вэнсу, как же еще. – И он сказал тебе, в каком я номере? – Это меня вовсе не радует. – Нет, я узнал у консьержа. – Он слегка усмехается. – Я умею убеждать. То, что найти меня ему помогли сотрудники отеля, никак не улучшает мне настроения. – Мы не можем просто… ну, знаешь, все эти твои шуточки и приветливость, – говорю я, надевая черные туфли на каблуках. Он хватает джинсы и начинает одеваться. – Почему нет? – Потому что когда мы рядом, от этого только хуже каждому из нас. Он улыбается, отчего на щеках появляются эти коварные ямочки. – Ты же знаешь, что это не так, – как ни в чем не бывало отвечает он и надевает футболку. – Нет, это так. – Не так. – Прошу, просто уходи, – умоляю я. – Ты не хочешь, что я ушел, я же знаю, что не хочешь. Ты прекрасно осознавала, что делаешь, когда разрешила мне остаться. – Нет, ничего подобного, – бормочу я в ответ. – Я напилась. Этой ночью я не осознавала, что делала, – ни когда целовала того парня, ни когда впустила сюда тебя. Я тут же замолкаю. Не может быть, чтобы я сказала это вслух. Но, судя по широко раскрытым глазам и стиснутым зубам Хардина, все-таки сказала. Голова начинает болеть в десять раз сильнее, и мне хочется дать самой себе пощечину. – Ч-ч-что? Что ты… что ты сейчас сказала? – едва не рычит он. – Ничего… я… – Ты кого-то целовала? Кого? – спрашивает он таким напряженным голосом, будто только что пробежал марафон.