– Нет… ну, я даже не знаю. Но я хочу сама решить. – Она вытирает глаза тыльной стороной ладони. – Не то чтобы он вообще захочет меня увидеть… Меня охватывает инстинктивное желание выследить этого человека и убедиться в том, что он никогда к ней не приблизится, но я затыкаю себя прежде, чем успею ляпнуть какую-нибудь глупость. – Я не могу выбросить из головы мысль о том, что вдруг он такой же, как твой отец? – В каком смысле? – Вдруг он изменился? Может, он бросил пить? Надежда в ее голосе разбивает мне сердце… ну, или то, что от него осталось. – Не знаю… такое редко случается, – честно отвечаю я. Я вижу, как опускаются уголки ее рта, поэтому добавляю: – Но все же случается. Может, он изменился… – Я в это не верю, но какое я имею право убивать ее надежду? – Я не знал, что ты думаешь о нем. – Не думаю… точнее, не думала. Я просто злюсь из-за того, что мама скрывала это от меня… – говорит она, а затем, прерываясь на то, чтобы вытереть нос и лицо о мою футболку, рассказывает мне все остальное. Только мать Тессы могла рассказать дочери о возвращении бывшего мужа-алкоголика, а потом сразу же предложить поехать за покупками. Я ничего не сказал по поводу того, что к ним приходил Ной, хотя это меня ужасно бесит. Этот парень никак от нее не отцепится. Наконец, немного успокоившись, она поднимает взгляд. Кажется, она выглядит лучше по сравнению с тем, какой я увидел ее на парковке перед домом, и мне хочется думать, что это потому, что она здесь, со мной. – Ничего, что я приехала? – спрашивает она. – Конечно… все нормально. Можешь оставаться сколько захочешь. Это же твоя квартира, в конце концов. Я пытаюсь улыбнуться, и, к моему удивлению, она тоже улыбается в ответ, а затем снова вытирает нос моей футболкой. – На следующей неделе мне должны дать комнату в общежитии. Я молча киваю, потому что если я заговорю, то все закончится тем, что я буду снова умолять ее не бросать меня – в очередной раз. Глава 29 Отправляюсь в ванную, чтобы смыть макияж и попытаться успокоиться. Теплая вода смывает все следы насыщенного событиями утра, и я понимаю, что была рада вернуться. Несмотря на все что случилось между мной и Хардином, приятно осознавать, что я могу обратиться к нему за помощью. Помню, как однажды он сказал мне: «Я – единственное, что неизменно в твоей жизни». Интересно, насколько искренними были его слова. Даже если тогда он говорил не вполне искренне, я уверена, что сейчас он ощущает себя именно так. Жаль, он не хочет сказать мне о том, что он чувствует. Его вчерашний срыв – это самое серьезное проявление эмоций, которое я видела за все время, что мы вместе. Но я хочу услышать, какие слова скрываются за этими слезами. Я возвращаюсь в спальню и вижу Хардина: он ставит на пол мои сумки. – Сходил за твоими вещами, – говорит он. – Спасибо. Надеюсь, я не слишком тебе помешала. Я наклоняюсь, чтобы достать футболку и спортивные штаны. Хочу поскорее снять платье. – Я хочу, чтобы ты была здесь, – разве ты этого не знаешь? – спокойно отвечает он. Я пожимаю плечами, и он хмурится. – Пора бы уже это понять, Тесс. – Я понимаю… Просто твоя мама приехала навестить тебя, а тут заявилась я со своей истерикой, – объясняю я. – Мама рада, что ты здесь, и я тоже. В груди все сжимается, но я меняю тему: – У вас есть какие-нибудь планы на сегодня? – Кажется, мама хотела поехать в торговый центр или что-то вроде того, но мы можем отложить это на завтра. – Езжайте, я найду чем заняться. Не хочу, чтобы они отменяли свои планы, – он не виделся с мамой больше года. – Нет, ничего страшного, правда. Тебе не надо оставаться одной. – Все в порядке. – Тесса, я же сказал тебе! – сердито говорит он, и я поднимаю на него взгляд. Кажется, он забыл, что больше ничего за меня не решает. Никто за меня не решает. Он успокаивается и извиняется. – Прости… оставайся дома. А я поеду с ней по магазинам. – Уже лучше, – отвечаю я и сдерживаю улыбку. В последние дни Хардин был таким милым, таким… напуганным. Пусть он и был не прав, так резко настаивая на своем, было приятно увидеть, что он по-прежнему остается собой. Я подхожу к шкафу, чтобы переодеться, и как только начинаю снимать платье, он стучит в дверь. – Тесс? – Да? – отзываюсь я. Выдержав небольшую паузу, он спрашивает: – Ты ведь будешь здесь, когда мы вернемся? Я с ухмылкой отвечаю: – Ну да. Идти-то мне некуда. – Хорошо. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони, – говорит он с явной горечью. Пару минут спустя я слышу, как закрывается входная дверь, и выхожу из комнаты. Наверное, мне лучше было поехать с ними, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. Я уже чувствую себя одиноко. После часа перед телевизором мне становится скучно. Периодически звонит телефон – на экране высвечивается «Мама». Я не отвечаю и хочу только, чтобы Хардин поскорее вернулся. Достаю электронную книгу и начинаю читать, чтобы убить время, но все равно постоянно смотрю на часы. Я подумываю написать Хардину и спросить, когда они вернутся, но вместо этого решаю занять себя приготовлением ужина. Отправляюсь на кухню, размышляя, что бы такое сделать – простое, но занимающее много времени. Пусть будет лазанья. Вскоре на часах уже восемь, потом половина девятого, и в девять я снова начинаю думать о том, что надо отправить ему сообщение. Да что, блин, со мной не так? Одна ссора с матерью – и я уже липну к Хардину? Если уж начистоту, то на самом деле я от него и не отлипала. Хотя признавать это очень не хочется, я понимаю, что не готова жить дальше без Хардина. Я не собираюсь снова бросаться в омут с головой, но я уже устала бороться со своими чувствами к нему. Да, он поступил со мной ужасно, но без него я чувствую себя еще более несчастной, чем когда узнала о том споре. Какая-то часть меня злится из-за того, что мне настолько не хватает силы воли, но другая не может не осознать, что, вернувшись сюда, я почувствовала себя очень уверенно. Мне еще нужно время все обдумать, увидеть, как мы будем вести себя друг с другом. Я по-прежнему сбита с толку. Пятнадцать минут десятого. Только пятнадцать минут десятого, а я уже заканчиваю накрывать на стол и убирать беспорядок, который я устроила на кухне. Я все же напишу ему, всего одну эсэмэску, например «Ну, как успехи?», чтобы узнать, где они. На улице идет снег, так что я напишу, просто потому что волнуюсь. Как только я беру телефон, открывается дверь, и заходят Хардин и его мама. Незаметно убираю мобильный. – Ну что, как прошел шопинг? – спрашиваю я, а он одновременно со мной говорит: – Ты приготовила ужин? – Сначала ты, – в один голос говорим мы и смеемся. Я поднимаю руку и говорю первая: – Да, я приготовила ужин. Но если вы уже поели, то ничего страшного. – Пахнет очень вкусно! – говорит его мама, разглядывая приготовленное блюдо. Она тут же бросает свои сумки и садится за накрытый стол. – Спасибо, Тесса, как мило. В торговом центре было ужасно: полно народу, все спешат докупить подарки перед Рождеством. Неужели кто-то выбирает подарки всего за два дня до праздника? – Ну, вообще-то ты, – замечает Хардин, наливая себе стакан воды. – Эй, полегче, – бурчит она и откусывает хлебную палочку. Хардин садится рядом с мамой, а я – напротив нее. За ужином Триш рассказывает про все ужасы сегодняшнего шопинга и про то, как охранник схватил какого-то мужчину, когда тот пытался украсть платье из «Мейси». Хардин утверждает, что мужик подбирал платье себе, а Триш закатывает глаза и продолжает обсуждать это странное происшествие. Понимаю, что приготовленная мной лазанья получилась очень даже неплохой – лучше, чем обычно, – и втроем мы съедаем ее почти полностью. Я съела целых две порции – весь день крошки во рту не было, но больше такое голодание не повторится. – Кстати, мы купили елку, – вдруг сообщает его мама. – Небольшую, но у вас в квартире обязательно должна быть елка, тем более это ваше первое Рождество вместе! – Она хлопает в ладоши, и я улыбаюсь. Даже до того, как все пошло прахом, мы с Хардином не говорили о том, что нужно купить новогоднюю елку. Я была так занята переездом и, как обычно, самим Хардином, что едва не забыла о наступающих праздниках. День благодарения нас не особо воодушевлял: его – по понятным причинам, а меня из-за нежелания идти с матерью в церковь, так что мы просто заказали пиццу и посидели у меня в общежитии. – Ты ведь не против? – спрашивает Триш; судя по всему, я так ничего и не сказала в ответ. – Конечно, нет, это здорово, – говорю я и смотрю на Хардина, тот уставился в свою пустую тарелку. Триш снова подхватывает беседу, за что я ей благодарна. Через пару минут она говорит: – Что ж, как бы мне ни хотелось еще побыть с вами, полуночниками, я все же должна лечь до двенадцати – иначе буду выглядеть ужасно. Снова поблагодарив меня за ужин и поставив тарелку в раковину, она желает нам спокойной ночи, а затем наклоняется, чтобы поцеловать Хардина в щеку. Он недовольно бурчит и уклоняется, так что ее губы едва касаются его кожи, но она, похоже, рада даже этому. Она обнимает меня за плечи и целует в макушку. Хардин закатывает глаза, а я пинаю его под столом. Когда она уходит, я встаю и убираю оставшиеся кусочки лазаньи.