Я посмотрела. Большой, щедро покрытый глазурью, шоколадный торт, украшенный свечами и шоколадными кружочками. Мама раздраженно покачала головой: – Мне надо было написать эссе. – Эссе! Ты же не в школе! И ты всегда сама пекла торт для дедушки. – Это прекрасный торт. Купленный в «Уэйтроуз». Дедуле все равно, домашний он там или нет. – Нет, не все равно. Он твой отец. Дедушка, тебе ведь не все равно, да? Дедушка переводил взгляд с одного на другого и едва заметно качал головой. Разговоры вокруг нас внезапно смолкли. Соседи принялись нервно переглядываться. Ведь Бернард и Джози Кларк никогда не ссорились. – Дедушка молчит, потому что не хочет тебя обидеть, – хмыкнул папа. – Бернард, но если его чувства не задеты, то почему это так задевает твои? Торт, он и в Африке торт. Я ведь не забыла о дедушкином дне рождения. – Ну, просто хочу, чтобы семья была у тебя на первом месте. Джози, неужели я так уж много прошу? Всего-навсего домашний торт! – Вот она я! А вот торт со свечками. Вот чертовы сэндвичи. Я же не на Багамах отдыхала! – Мама с размаху плюхнула стопку тарелок на импровизированный стол и воинственно сложила на груди руки. Папа собрался было еще что-то сказать, но мама предостерегающе подняла палец. – Послушай меня, Бернард. Ты считаешь себя примерным семьянином. Ну и какой вклад ты внес в сегодняшнее скромное торжество? – О-хо-хо… – Трина придвинулась ко мне поближе. – Ты, что ли, покупал дедушке новую пижаму? А? Ты, что ли, ее заворачивал? Нет. Ведь ты даже, черт возьми, не знаешь его размера! Ты даже, черт возьми, не знаешь размера собственных штанов! ПОТОМУ ЧТО ИХ ПОКУПАЮ ТЕБЕ Я! Ты, что ли, вставал в семь часов, чтобы купить хлеба для сэндвичей, потому что кое-кто вернулся вчера вечером из паба и решил сделать себе тосты, оставив как последний дурак остальной хлеб черстветь? Нет. Ты сидел на попе ровно и читал спортивную страничку. Ты неделями пилишь меня за то, что я, по-твоему, имею наглость тратить на себя двадцать процентов своего времени, пытаясь хоть что-то успеть, пока не кончился мой бренный путь, при этом продолжая обстирывать тебя и присматривать за дедушкой. А ты еще имеешь наглость ругать меня за какой-то сраный готовый торт, якобы свидетельствующий о моем пренебрежении обязанностями жены и неуважении! Можешь засунуть его себе в!.. – взревела мама. – Вот тебе кухня, вот тебе мой чертов миксер, флаг тебе в руки – готовь сам свой чертов торт! С этими словами мама подбросила тарелку с тортом вверх, так что тот шлепнулся прямо к папиным ногам, кремом вниз, вытерла руки о передник и решительно зашагала в сторону дома. Она остановилась на патио, сдернула через голову передник и кинула его на землю: – Да, кстати, Трина! Советую тебе показать твоему папочке, где лежат кулинарные книги. Ведь он живет здесь всего двадцать восемь лет. Откуда ему, бедняжке, знать?! На этом, собственно, праздник и закончился. Соседи начали расходиться, тихонько переговариваясь, горячо благодаря нас за чудесный вечер и бросая быстрые взгляды в сторону кухни. Похоже, у них, впрочем так же, как и у меня, возникло ощущение, будто их кинули. – Это копилось неделями, – когда мы убирали со стола, пробормотала Трина. – Он обижается, что на него не обращают внимания. А она не понимает, почему он не хочет предоставить ей возможность для личного роста. Я бросила взгляд в сторону папы, угрюмо подбиравшего с травы пустые банки из-под пива и салфетки. Вид у него был совершенно убитый. А потом я вспомнила маму в том лондонском отеле, открывшую для себя новую жизнь и сиявшую от счастья. – Но они же такие старые! И все эти разборки, по идее, должны были быть для них пройденным этапом! Ты же не думаешь, что… – Я заметила, что сестра скептически подняла брови. – Конечно нет, – сказала Трина, но ее голос звучал как-то не слишком уверенно. Я помогла Трине прибраться на кухне и минут десять поиграла с Томом в «Супер Марио». Мама сидела у себя в комнате, наверное работала над эссе, а дедушка с легким сердцем удалился искать утешения в программе Четвертого канала о скачках. Я решила, что папа снова отправился в паб, но, остановившись в дверях, обнаружила его на переднем сиденье рабочего минивэна. Я постучала в окно, и папа даже подскочил от неожиданности. Тогда я открыла дверь и села рядом с ним. Я думала, что он слушает новости спорта, но радио молчало. – Спорим, ты считаешь меня старым дураком, – тяжело вздохнул папа. – Папа, ты не старый дурак. – Я пихнула его локтем в бок. – По крайней мере, не старый. Мы молча смотрели, как мальчишки носятся вверх-вниз по дороге, дружно вздрагивая, когда самый мелкий из них лихо подпрыгивал на ухабах или выезжал прямо на середину дороги. – Я ведь только хочу, чтобы ничего не менялось. Неужели я прошу слишком много? – Папа, все течет, все изменяется. – Я ужасно… Я ужасно скучаю по своей жене, – уныло произнес он. – Папа, а может, тебе стоит расслабиться и тихо радоваться, что у твоей жены до сих пор сохранился интерес к жизни? Мама в экстазе. Она сейчас смотрит на все новыми глазами. Тебе надо только оставить ей немного личного пространства. – (Папа сидел, скорбно поджав губы.) – Папа, она по-прежнему твоя жена. И она любит тебя. Папа нехотя повернулся ко мне: – А что, если она решит, будто я отстал от жизни? А что, если эти новые идеи вскружат ей голову и она… – Он нервно сглотнул. – А что, если она бросит меня? Я сжала его руку. А потом крепко обняла: – Ты этого не допустишь. И пока я ехала обратно в Лондон, у меня всю дорогу перед глазами стояла его вымученная улыбка. Лили появилась, когда я уже собиралась уходить на собрание нашей группы психологической поддержки. Она снова гостила у Камиллы и вошла в дом, как это частенько бывало, с черными от садовых работ ногтями. Они сделали для соседки новый цветочный бордюр, и та осталась настолько довольна, жизнерадостно сообщила Лили, что заплатила целых тридцать фунтов. – На самом деле она дала еще бутылку вина, но вино я оставила бабуле. – (Ага, Лили уже называет Камиллу бабулей.) – А прошлым вечером я говорила с Джорджиной по скайпу. То есть у нее там уже утро, потому что это Австралия, но было очень мило. Она обещала послать мне по электронной почте фото их с папой в детстве. Джорджина говорит, что я страшно на него похожа. А она очень красивая. У нее есть собака по кличке Джейкоб, и та всегда воет, когда Джорджина играет на фортепьяно. Лили весело щебетала, а я тем временем поставила перед ней миску салата, выложив на стол сыр и хлеб. Честно говоря, я сомневалась, стоит ли ей говорить, что звонил Стивен Трейнор, уже четвертый раз за несколько недель, в надежде уговорить Лили приехать в гости и познакомиться с его ребеночком. «Мы одна семья. А Делла после родов относится теперь ко всему гораздо спокойнее». Что ж, очень может быть, но, пожалуй, следует отложить этот разговор на потом. Я протянула руку за ключами. – Кстати, – сказала Лили, – пока ты еще не ушла. Я возвращаюсь в школу. – Что? – Я буду ходить в школу рядом с бабушкиным домом. Ты что, забыла? Я тебе когда-то об этой школе рассказывала. Ну, о той, что мне реально нравилась. Школа-интернат. Шестой класс. А по выходным я буду жить у бабушки. Я чуть было не подавилась салатным листом: – О-о… – Прости. Я действительно хотела тебе сказать. Но все случилось так неожиданно. Я говорила бабуле об этой школе, а бабуля взяла да и позвонила в школу, и они ответили, что будут рады принять меня обратно. Представляешь, моя подружка Холли все еще там! Мы пообщались в «Фейсбуке», и она ждет не дождется, когда я вернусь. Словом, я ей, естественно, ни о чем не рассказывала и, скорее всего, не буду рассказывать, но пообщаться с ней было реально мило. Ведь она знала меня еще до того, как все пошло наперекосяк. Она просто… нормальная. Понимаешь? Я слушала ее оживленную болтовню и боролась с неприятным чувством, будто мною попользовались и выкинули, точно ненужную вещь. – И когда ты уедешь? – Ну, мне надо быть в школе к началу учебного года в сентябре. Бабуля считает, что чем раньше я к ней перееду, тем лучше. Возможно, уже на следующей неделе. – На следующей неделе? – Я буквально задохнулась. – А что… что по этому поводу говорит твоя мама? – Она просто рада, что я возвращаюсь в школу, тем более что бабуля за все платит. Мама, естественно, рассказала о моих подвигах в последней школе и о том, что я завалила экзамены, да и вообще, бабуля, по-моему, ей не слишком понравилась, но потом мама согласилась, что все складывается на редкость удачно. «Если это действительно сделает тебя счастливой, Лили. И я очень надеюсь, что ты не будешь обращаться со своей бабушкой так же, как и со всеми остальными», – передразнила Таню Лили. – А когда она это сказала, я поймала бабушкин взгляд. Бабушка едва заметно приподняла бровь, но я-то отлично видела, чтó она по этому поводу думает. А я тебе говорила, что бабушка покрасила волосы? В каштановый цвет. Теперь она выглядит вполне неплохо. И совсем не похожа на раковую больную. – Лили! – Ничего страшного. Когда я так сказала, бабушка ужасно смеялась. – Лили задумчиво улыбнулась. – Типа это вполне в духе моего папы. – Ну, – опомнившись, пробормотала я, – похоже, у тебя дела пошли на лад. Она бросила на меня быстрый взгляд: – Не говори так. – Извини. Просто… я буду по тебе скучать. Лили ответила мне сияющей улыбкой: – Что за глупости?! Тебе не придется по мне скучать, потому что я приеду к тебе на каникулах или когда буду в городе. Ведь если постоянно торчать в Оксфордшире, где одно старичье, то недолго и рехнуться. Правда, я все равно довольна. Она… она заменила мне семью. И я себя чувствую нормально. Я боялась, что мне будет фигово, но ничего, все путем. Эй, Лу! – пылко обняла меня Лили. – Расслабься, ты навсегда останешься моим лучшим другом. Ты ведь мне почти как сестра, которой у меня никогда не было. – (Я обняла ее в ответ, выдавив жалкую улыбку.) – Да и вообще, тебе надо заняться личной жизнью. – Она разжала руки, вынула изо рта жвачку, скатала и аккуратно завернула в бумажку. – Хотя слушать, как ты трахаешься за стенкой со своим горячим парнем со «скорой», было реально круто. Лили уезжает. Куда уезжает? Жить у бабушки. И я чувствую себя очень странно. Она так счастлива. Прости, я не хотела постоянно говорить о том, что как-то связано с Уиллом, но, кроме тебя, мне не с кем поделиться. Лили упаковала вещи, жизнерадостно ликвидируя следы своего присутствия в гостевой спальне, за исключением Кандинского на стене, раскладушки, кипы глянцевых журналов и пустого баллончика из-под дезодоранта. Я отвезла весело болтавшую Лили на вокзал, стараясь не показывать своей нервозности. Камилла Трейнор должна была встретить ее на станции в Оксфордшире. – Тебе непременно надо к нам приехать. У меня там просто классная комната. А у фермера по соседству есть лошадь, на которой он разрешил мне кататься. Ой, и там отличный паб! – Поднявшись на цыпочки, она посмотрела на электронное табло с расписанием поездов. – Блин, мой поезд! Ну ладно. Где одиннадцатая платформа? Лили, с рюкзаком на плече, принялась проталкиваться вперед, ее ноги в черных колготках издалека казались особенно длинными. Неожиданно она обернулась, нашла мое лицо в людском водовороте и помахала мне рукой. Лили улыбалась во весь рот, волосы разметались от быстрой ходьбы. – Эй, Лу! – крикнула она. – Я вот что забыла тебе сказать. Двигаться дальше не значит предать память о моем папе. Зуб даю, он сказал бы тебе то же самое. И она исчезла в толпе. Ее улыбка была совсем как у него. Лу, она никогда не была твоей. Знаю. Просто с ней у меня появилась цель в жизни.