На региональном уровне Департамент развернул еще и сеть оперативных управлений – так называемых «охранных отделений». Со временем они приобрели такую известность, что термином «Охранка» иногда стали называть вообще все органы политической полиции, тем более что жандармы, «охранники» и представители Особого отдела часто работали вместе, помогая другу другу или конкурируя между собой. До 1902 года охранные отделения имелись только в трех главных городах империи – в Санкт-Петербурге, Москве и Варшаве, где требовалась особая бдительность. При самой большой Охранке, московской, существовало спецподразделение «Летучий отряд филеров». В нем служили лучшие мастера слежки, сыска и арестного искусства. Их по необходимости перебрасывали в любую губернию. Но окончание «стабильности» и рост протестных настроений побуждали министерство внутренних дел открывать эти опорные пункты государственной самозащиты всё в новых и новых регионах. К 1908 году охранных отделений в стране насчитывалось уже больше трех десятков. К этому времени всё, что можно, было давно «зачищено». В ходе борьбы с беспорядками 1905–1907 годов были отправлены за решетку 28 000 человек, вынесено две с половиной тысячи смертных приговоров. Тюрьмы и каторга были переполнены политическими. Свою непосредственную работу тайная полиция успешно выполнила. Филеры «под прикрытием» Руководили ею, как правило, люди весьма неглупые. Некоторые из них отлично понимали, что истинная проблема вовсе не в подпольщиках-революционерах, а в противостоянии между Властью и Обществом. В аналитической записке директора Департамента полиции В. Брюн-де-Сен-Ипполита от 2 сентября 1914 года давался очень точный анализ внутриполитической ситуации. Констатировалось, что «первенствующее руководящее значение» в «революционной смуте» играют вовсе не эсеры и эсдеки, «физическая сила» революции, а «оппозиционная часть общества» и прежде всего кадеты, «лицемерно отвергающие насилие». И далее предсказывались будущие события: «…На том этапе движения, до которого доведет общее мятежное выступление революционных сил, представители кадетской партии займут важнейшие правительственные посты, почему будут достигнуты расширение свободы слова, союзов, собраний и т. п., то есть создадутся такие условия, при которых усиленная социалистическая пропаганда и агитация почти не будут встречать противодействия, что, в свою очередь, ускорит приближение к осуществлению программы всех социально-революционных партий – к водворению в России республики». Эти доводы и прогнозы никого не убедят и ничего не изменят. Всё так и случится, а полицейский Нострадамус в 1918 году застрелится. Разумеется, полиция не может вырабатывать политический курс, ее задача – обеспечивать его выполнение. И все же Охранка несла на себе изрядную долю ответственности за кризис государства. Искореняя революцию, она совершала деяния, вред от которых перевешивал все сыскные успехи. «Грязные руки» и «чистые руки» Внутри руководства спецслужб происходила борьба двух течений. Одно, вполне обычное для полицейского государства, исходило из тезиса, что на войне все средства хороши и что, не запачкавшись, грязь не уберешь. Деятели этого сорта, как правило, отлично справлялись с тактическими задачами: кого надо выслеживали и вылавливали, умело внедряли шпионов, ловко использовали провокаторов – в общем, были превосходными оперативниками. Но было и другое течение, заботившееся о престиже государственной власти и не желавшее пачкать руки недостойными методами. Когда у руля оказывались начальники подобного образа мыслей, полиция работала менее эффективно, зато ее больше уважали. Состязание двух этих методик, у каждой из которых имелись свои плюсы и минусы, представляет собой весьма интересный сюжет. Панический страх перед «Народной волей», которая долгое время оставалась неуловимой и в конце концов убила императора, заставила полицию не церемониться в розыскной работе. С начала восьмидесятых годов установилась ситуация, при которой самую быструю карьеру делали служаки, не гнушающиеся никакими методами. Самой яркой «звездой» тайных операций слыл Петр Рачковский. В молодости он был арестован по подозрению в связях с народовольцами, согласился стать тайным сотрудником и оказался столь полезен, что его откомандировали в Европу руководить заграничной агентурой. Живя в Париже, Рачковский весьма успешно выслеживал революционеров-эмигрантов, проявляя незаурядную изобретательность (например, оплачивал газетные кампании во французской прессе, направленные против «нежелательных иностранцев»). Нечистоплотный в финансовых делах, он был уволен по приказу министра Плеве, но когда того убили, вернулся на службу и опять пошел в гору. (Есть серьезные основания полагать, что убийство Плеве произошло не без участия Рачковского, но об этом чуть ниже.) Одной из инициатив предприимчивого Петра Ивановича была провокация с запуском фальшивых «Протоколов Сионских мудрецов», призванных разжечь антисемитские настроения. Главным агентурным достижением стала вербовка бывшего предводителя рабочего движения Гапона. Рачковский дослужился до генеральского чина и должности вице-директора Департамента полиции. Тайные агенты, как внедренные, так и перевербованные, употреблялись полицией всегда, но теперь утвердилась практика активного использования агентов-провокаторов, которые иногда сами создавали нелегальные кружки или заговоры, участники которых затем арестовывались. Считалось, что провокаторы – это такие «санитары леса», ведущие профилактическую работу по нейтрализации потенциально опасного контингента, на самом же деле подобное интриганство помогало честолюбцам продвигаться по службе: они победно рапортовали об очередной победе над подпольем и получали награду или повышение. Особенно активизировалось провокаторское движение в периоды революционного затишья, когда чрезмерно разросшимся органам безопасности требовалось демонстрировать свою актуальность. После 1907 года, когда революционное движение в основном было раздавлено, машина продолжала работать на полном ходу. Начальник московского охранного отделения А. Мартынов, автор мемуаров «Моя служба в Отдельном корпусе жандармов», писал: «Без хорошего провокатора невозможно сделать карьеры… Солидный “сотрудник” – это успех, это повышение, награды, бесконтрольные суммы, власть». П.И. Рачковский Классическим примером полицейской провокации была деятельность Зинаиды Гернгросс-Жученко, внедренной в революционное движение еще в середине девяностых и продержавшейся в нем больше пятнадцати лет. Жандармский генерал Заварзин пишет, что она работала «из любви к таинственному, риску и отчасти авантюризму». Среди самых успешных провокаторских операций, проведенных «агентом Михеевым» (из конспирации агентка проходила под мужской кличкой), была организация покушения на царя во время коронации – Жученко сама помогла пылким студентам сделать бомбу, а потом сдала их полиции. Потом она точно так же «помогла» эсерке Фрумкиной подготовить покушение на московского градоначальника Рейнбота, снабдила ее пистолетом – и отправила на виселицу. Посодействовала Жученко и карьере знаменитого Курлова, будущего начальника Жандармского корпуса. Эсер Пулихов бросил в него бомбу, которая не разорвалась, потому что акцию устроила «товарищ Жученко». В результате Курлов получил повышение, Пулихова казнили, а провокаторша удостоилась очередной награды. Будучи в конце концов разоблачена, эта мутная особа по личному указанию императора получала «поистине княжескую пенсию» (цитата из ее благодарственного письма). П. Щеголев, после революции исследовавший архивы Департамента полиции, пишет, что на секретную агентуру тратились большие деньги – 600 тысяч рублей в год, но намного дороже обходился репутационный ущерб: «Эту сумму нельзя признать огромной в сравнении с тем количеством мерзости и растления, которое вносилось в русскую жизнь этим институтом секретного сотрудничества». Еще опаснее была широко практиковавшаяся технология «двойного агентства» – когда завербованный революционер, продолжая свою антиправительственную деятельность, в то же время находился под контролем полиции. Иногда трудно было понять, кому от такого агента больше вреда – революции или государству. Не говоря уж о том, что люди, способные на двойную жизнь, малопредсказуемы и, перекрасившись один раз, могут потом сделать то же самое. Пример жандарма Судейкина, который еще в 1883 году был убит покаявшимся перед своими товарищами «сотрудником», новых Судейкиных ничему не научил. В 1909 году при точно таких же обстоятельствах перевербованный эсер А. Петров подорвал самого начальника столичной Охранки полковника А. Карпова, заманив его на конспиративную квартиру. Но Карпов был мелкой сошкой по сравнению с жертвами короля «двойных агентов» Евно Азефа. Место убийства полковника Карпова Первоначально Азеф был просто агентом, работавшим на полицию за плату. Психологически сложной личностью, кажется, не был – просто любил деньги. Человек при этом был очень способный, ловкий, расчетливый и хладнокровный. Эти качества помогли ему сделать «революционную карьеру». Он вступил в новосозданную партию эсеров, вошел в состав ее Боевой Организации, стал правой рукой легендарного Гершуни, которого в конце концов сдал полиции и после этого сам возглавил террористическую группу. Полиция платила ценному агенту министерское жалованье – по тысяче рублей в месяц. Фокус, однако, состоял в том, что Азеф обманывал не только товарищей по партии, но и своих «кураторов». Некоторые акции он выдавал полиции, и боевиков арестовывали. Но были и теракты, про которые Азеф говорил, что не смог их предотвратить, хотя на самом деле имел к ним прямое отношение. Существует подозрение, что убийство Плеве он организовал по поручению Рачковского. Покушение на великого князя Сергея Александровича понадобилось махинатору в качестве индульгенции на будущее. В биографическом очерке, посвященном двойному предателю, М. Алданов пишет: «Метод действий Азефа в схематическом изложении был приблизительно таков. Он «ставил» несколько террористических актов. Некоторые из них он вел в глубокой тайне от Департамента полиции с расчетом, чтобы они непременно удались. Эти организованные им и удавшиеся убийства страховали его от подозрений революционеров… Другую часть задуманных террористических актов Азеф своевременно раскрывал Департаменту полиции, чтобы никаких подозрений не могло быть и там. При этих условиях истинная роль Азефа была в течение долгого времени тайной и для революционеров, и для деятелей департамента. Каждая сторона была убеждена, что он ей предан всей душой». Азеф Результаты операции «Азеф», длившейся несколько лет, выглядели сомнительно даже и с полицейской точки зрения. Количество предотвращенных и совершенных терактов были примерно равны. Когда же эта интрига стала достоянием гласности (при обстоятельствах, о которых речь впереди), наступила расплата: реакцией Общества были ужас и отвращение. Не меньший резонанс вызвала скандальная история с двойным агентом Р. Малиновским – не кровавая, но ударившая в весьма чувствительную точку: по хрупкому сотрудничеству между Думой и правительством. Большевик Роман Малиновский, глава социал-демократической фракции в Четвертой Думе, оказался платным сотрудником Департамента полиции. Выяснилось, что свои революционные выступления он первоначально согласовывал с начальством. Все депутаты, даже крайне правые, восприняли эту полицейскую затею как оскорбительную для парламента. Именно правые устроили Малиновскому публичную обструкцию: Пуришкевич кинул ему серебряный рубль, а другой черносотенец, Марков-второй, присовокупил, что это сребреник Иуды. После этого провокатору пришлось бежать за границу. Но самым драматическим эпизодом игры в «двойных агентов» была гибель главы правительства и самой значительной фигуры той эпохи Петра Столыпина. Его застрелил анархист и одновременно осведомитель охранного отделения – в упор, в антракте театрального представления, которое проходило в высочайшем присутствии и потому сопровождалось усиленными мерами безопасности. Дмитрий Богров не только имел пропуск, но и сумел пронести в зал оружие, потому что пользовался у полицейских начальников полным доверием. Это выглядело до такой степени подозрительно, что и у современников, и у потомков возникла версия, не сами ли спецслужбы организовали покушение на премьер-министра? К 1911 году Охранка стяжала себе такую скверную славу, что подозрение выглядело вполне правдоподобным. Споры об этом запутанном деле продолжаются и поныне, но на самом деле никакого полицейского заговора, скорее всего, не было. Богров происходил из очень богатой семьи и в «сребрениках» не нуждался. Известно, что еще за год до акции он говорил одному из руководителей эсеровской партии, что намерен застрелить Столыпина, поскольку «в русских условиях систематическая революционная борьба с центральными лицами единственно целесообразна». Поддержки от подпольщиков он не получил и действовал в одиночку. Предложил свои услуги полиции, втерся в доверие к недалекому начальнику Киевского охранного отделения Кулябко и во время приезда высоких столичных гостей напугал полковника известием о готовящемся покушении на императора. Пропуск на спектакль он получил, потому что якобы знал террориста в лицо и мог опознать. Поступок был суицидальный во всех смыслах. Богров заплатил за него не только жизнью, но и посмертной репутацией: даже в советской литературе, описывавшей революционеров-террористов как героев, убийцу Столыпина изображали мутным, запутавшимся в жизни субъектом. Но прав, похоже, враждебный к двойному агенту Ольденбург: «Он хотел не только устранить Столыпина, но в то же самое время посеять смуту в рядах сторонников власти, внести между ними взаимное недоверие, заставить их начать «стрельбу по своим». Богров сознательно жертвовал своей «революционной честью», чтобы нанести более опасный удар ненавистному ему строю. И он действительно достиг обеих своих целей». Еще вопрос, кто нанес более опасный удар по строю – революционный фанатик или сама Охранка, создавшая себе репутацию, при которой ее готовы были подозревать в каких угодно гнусностях. Однако среди руководителей системы безопасности встречались и люди не полицейского, а государственного ума, хорошо понимавшие, что бороться нужно в первую очередь не с подпольем, но с враждебностью Общества и что ключом здесь является уважение к институтам власти. Используя грязные методы, можно победить в тысяче мелких боев и при этом проиграть войну. За короткий срок во главе спецслужб дважды оказывались деятели, пытавшиеся исправить положение. Убийство Столыпина. И. Сакуров