– Пойми, спланировать наперед свою сказку так же невозможно, как, например, заранее узнать, кого ты полюбишь. В этом весь смысл сказок, – сказал Тедрос. – И согласись: что хорошего, если бы все было предсказуемо? Разве не скучно стало бы жить, зная все-все-все, что случится дальше? Мы знаем только то, что Добро в сказках всегда побеждает, верно? А если это так, то пока Добро не взяло верх над Злом, конец в нашей сказке просто не может наступить. Мы вместе загадаем желание, вместе вернемся назад и вместе продолжим борьбу за свое «долго и счастливо». Доверься нашей сказке, Агата, просто доверься ей. А что именно нужно делать, мы поймем, когда настанет время. Сказка сама нам все подскажет. – А как быть с Софи? – спросила Агата. – Что, если она нас не простила? И не простит? Тедрос ненадолго задумался, потом ответил: – Что бы там ни натворила Софи, она все это делала только для того, чтобы быть ближе к нам. Ошибки? А кто из нас не совершал ошибок, не делал глупостей? Но как ни крути, а наша сказка – одна на троих, мы все неразрывно связаны друг с другом. – Он взглянул Агате прямо в глаза. – Так разве может Софи стать счастливой, пока не счастливы мы с тобой? Агата притихла, обдумывая слова принца. Задолго до того, как она познакомилась со своей лучшей подругой, Агата тайком зачитывалась сказками, которые покупала в магазине мистера Довиля. Она прибегала в магазин пораньше, когда в нем еще не было ни одного покупателя, и платила за книги монетками, которые мать давала ей на сладости. Из сборников сказок Агата усвоила урок, который казался ей слаще пирожных и шоколада, урок, который снова, и снова, и снова повторялся на страницах этих книг. Урок простой – не нужно сто раз переживать настоящую, искреннюю любовь, чтобы найти свое «долго и счастливо». Достаточно встретить такую любовь всего лишь раз в жизни. И тогда совершенно не важно, что весь город будет называть тебя чокнутой, или ведьмой, или вампиром. Сумей найти всего одного человека, который полюбит тебя, поймет твою несчастную душу, – ну тебя будет все, чем обладает каждая сказочная принцесса. Ну, разве что без дурацкого розового платья, светлых локонов-завитушек да отмытого хорошим мылом личика с коровьими глазами. Не велика потеря. Потом они познакомились с Софи, и она стала для Агаты именно такой родственной душой. Стала подругой, рядом с которой Агата впервые в жизни почувствовала себя хорошо и спокойно. Софи была человеком, который заботился о ней, пусть и втайне от всех. В свою очередь, Агата делала все для того, чтобы их дружба длилась вечно, и постоянно боялась, что Софи уведет у нее какой-нибудь парень… Боялась, боялась, а потом сама влюбилась в того парня. И тут все перевернулось с ног на голову, теперь уже Софи изо всех сил страрлась удержать парня и отодвинуть лучшую подругу в сторону. Возник ужасный любовный треугольник, и Софи в нем оказалась именно тем углом, который следовало удалить, оторвать. В конечном итоге Агата и Тедрос отделались-таки от нее, превратив треугольник в прямую линию, соединившую их. Принц и принцесса наконец нашли друг друга – все произошло в точности так, как описано в задвинутых глубоко под кровать Агаты сборниках сказок. Только вот эта самая линия получилась какой-то не слишком прямой, и вот теперь Агате приходится сидеть в потемках, все больше и больше чувствуя себя не принцессой, а прежней девчонкой с кладбища, и размышлять, на самом ли деле Софи была тем самым третьим углом, той самой силой, что разделяла их с Тедросом. А что, если Софи, напротив, была силой, которая удерживала Агату и Тедроса вместе? Если бы не Софи, Агата никогда не открыла бы Тедросу свое сердце. Если бы не Софи, она никогда не узнала бы, что такое любовь. Если бы не Софи, Тедрос и Агата никогда не были бы вместе. – Принцесса, ау! Что с тобой? Агата подняла голову, с трудом выбираясь из своих мыслей, и взглянула в ожившее, загоревшееся лицо своего принца. – Пойдем искать нашу лучшую подругу, – сказала она. Тедрос моргнул, подобрался и спросил, пряча руку за спину: – Значит, хочешь заново переписать нашу сказку? Агата улыбнулась и ответила, пряча за спину руку: – Да, я хочу заново переписать нашу сказку. – Тогда… Раз, – сказал Тедрос, закрывая глаза. – Два… – сказала Агата, закрывая свои. Они одновременно выдохнули и в один голос произнесли, вытаскивая из-за спины спрятанные руки: – Три… Входная дверь дома распахнулась под ударом кованого сапога. Агата вздрогнула. На пороге стоял стражник в черном плаще, с закрытым железной маской лицом. Тедрос поспешно схватил Агату за руку, отодвинул девушку к стене и прикрыл ее своим телом. При этом он успел еще прихватить с кухонного стола острый разделочный нож и теперь угрожающе размахивал им перед стражником. – Еще один шаг, и я глотку тебе перережу! – яростно выдохнул Тедрос. Стражник захлопнул за собой дверь и громко прошептал в ответ: – Прячьтесь! Живо! Оба! Агата узнала блестевшие в прорезях железной маски глаза и ахнула: – Мама?! – Прячьтесь немедленно! – взвизгнула Каллиса, приваливаясь спиной к двери. Но Агата словно окаменела. Что происходит? Почему ее мать вломилась к себе домой в униформе стражи? Ведь Старейшины приказали городским стражникам найти и казнить Агату, объявив ее ведьмой! – Я… Я не пони… – начала Агата, и тут за дверью послышались приближающиеся тяжелые шаги и грубые голоса… Агата бросилась в спальню, потянув за собой Тедроса. Принц, очевидно, был удивлен не меньше Агаты, потому что от растерянности выронил нож. В спальне Агата нырнула под кровать и потянула туда же принца, который, в свою очередь, потянулся за оброненным ножом… Входная дверь распахнулась, и Агата увидела, как двое ворвавшихся стражников схватили Каллису за руки и припечатали ее спиной к стене. – Нет! – выдохнула Агата. Она рванулась вперед, и теперь уже Тедросу пришлось затаскивать ее назад под кровать. Агата нечаянно выбила нож из руки Тедроса, и они с ужасом увидели, как нож скользнул по полу и остановился, ткнувшись лезвием в каблук тяжелого кожаного сапога. Медленно подняв глаза вверх, они увидели высокого крепкого стражника. Он оскалил зубы, сверкнув ими сквозь прорезь маски, затем вытащил откуда-то из-под плаща несколько яиц и принялся легко, как стеклянные шарики, катать их в своей громадной ладони. – Когда я в первый раз увидел, как она крадет яйца, я подумал, что у нее нет денег, чтобы заплатить за них. Во второй раз снова решил, что она голодна. Но на третий… – Он швырнул яйца на пол, и они, треснув, растеклись по кирпичам. – На третий раз я решил все же узнать, для кого она их ворует. Стражник шагнул вперед, рывком сдвинул кровать в сторону и оказался лицом к лицу с Тедросом. Принц поднял вверх свое единственное оружие – сжатые кулаки. Стражник презрительно усмехнулся. – Если хочешь, давай сразимся как мужчина с мужчиной, – сказал Тедрос. – Но не вздумай тронуть мою принцессу. Стражник повернул голову и долгим взглядом окинул выглядывавшую из-за спины принца Агату. Затем, не сводя глаз с девушки, небрежным жестом отшвырнул Тедроса в сторону и, хрустя раздавленной яичной скорлупой, вплотную подошел к Агате. А потом снял с лица маску. – Вот и пришел тебе конец, лгунья! – грозно прорычал Стефан. Тюремная клетка на повозке была рассчитана на одного заключенного, но Стражники запихнули в нее всех троих, поэтому Агате пришлось тесно прижаться к матери, умудряясь при этом держать на руках Потрошителя, а Тедрос скорчился в углу, уставившись в пустоту застывшими глазами. Когда в доме началась свалка, Агата просила Тедроса не сопротивляться – но разве будущий король Камелота может сдаться без боя каким-то простолюдинам? Да он сейчас этих шестерых – голыми руками… Будущий король явно переоценил свои силы. Агата прижимала к себе Потрошителя, держась за ржавые прутья клетки, которую немилосердно трясло, пока повозка спускалась по заснеженному Кладбищенскому холму. Стефан сидел на козлах, правил лошадью, а внизу, на освещенной зажженными факелами деревенской площади, уже начинала собираться толпа. – Так вот какое наказание придумали тебе за мой побег Старейшины! – сказала Агата, обращаясь к матери. – Заставили тебя стать стражником. Потому-то стража никогда и не обыскивала наш дом. Понятное дело: кого у тебя искать, если ты сама одна из них, сама защищаешь свой город от своей собственной дочери! Взглянув на приближающийся эшафот с грудой хвороста и столбами, Каллиса побледнела, затем перевела взгляд на Агату: – Когда люди объявили тебя и Софи виновными в нападениях на Гавальдон, Старейшины назначили меня и Стефана командирами нового патруля и отдали приказ схватить тебя на месте, если только ты осмелишься сунуть сюда свой нос. Это было, разумеется, своего рода проверкой нашей со Стефаном благонадежности. Выбор, который нам предложили, был невелик – либо мы клянемся поймать наших детей, если они здесь объявятся, чтобы их отправили на костер, либо отправят на костер нас самих, – Каллиса внимательно посмотрела на дочь и добавила: – Разница между мной и Стефаном в том, что он, в отличие от меня, слишком серьезно отнесся к своей клятве. – Но как мог Стефан предать свою дочь?! Ведь это Старейшины предали Софи, намеренно отдали ее пришельцам из леса. Старейшины – исчадия ада! Почему он подчинился им? Но тут повозка вкатилась на освещенную факелами и лунным светом площадь, и ответа на свой вопрос Агата не дождалась. В толпе она увидела Онору – она стояла с краешку со своими маленькими мальчиками, Якобом и Адамом, и оттуда следила за Стефаном. Агата знала, как много значат для отца Софи эти мальчишки. Стефан любил их, пожалуй, намного сильнее, чем свою собственную дочь. Однако сейчас ее внимание привлекли не мальчишки, а золотое обручальное кольцо, сверкнувшее на безымянном пальце Оноры. Так вот оно что! – Он был вынужден подчиниться им, – тихо сказала Каллиса. – Старейшины заставили Стефана выбирать между своей старой семьей и новой. На это потрясенная Агата смогла лишь молча покачать головой. – Пустите меня! – раздался откуда-то снизу сердитый голос, и Тедрос, с трудом поднявшись на ноги, втиснулся между Агатой и ее матерью, заставив их вжаться в прутья клетки. – Они пробудили во мне зверя! – продолжал кипятиться Тедрос, пытаясь разлепить веки своего подбитого глаза. – Никто из этих грязных мужиков не посмеет поднять на нас руку! Наивный принц! Дверь клетки распахнулась, двое Стражников бесцеремонно вытащили Тедроса наружу, ловко заткнули ему рот какой-то грязной тряпкой и, схватив под руки, поволокли к эшафоту. Затем таким же не слишком вежливым способом двое других выпихнули из клетки Каллису. Когда же пришла очередь Агаты, всех опередил Стефан. Он сам помог ей выйти из клетки, сам же повел сквозь толпу, кричащую «Ведьма!», «Предательница!» и швыряющую в принцессу снегом, грязью, объедками и другой подвернувшейся под руку дрянью. – Послушай, Стефан, Софи нужна наша помощь, – негромко взмолилась Агата. – Я знаю, теперь у тебя новая семья, но не можешь же ты отказаться от нее… – Отказаться?! Ты думаешь, я отказался от нее?! От моей единственной дочери?! – вскипел Стефан, втаскивая Агату на эшафот вслед за Тедросом, брыкавшимся и поносившим на чем свет стоит своих конвоиров. – Это ты предала ее, Агата. Обещала мне, что спасешь Софи, вернешь ее домой, а вместо этого бросила мою девочку… там. Ничего, скоро ты получишь по заслугам, ведьма! – Стефан, мы все еще можем спасти ее! – захлебываясь, проговорила Агата. – Тедрос и я! – Я всегда думал, что моя дочь в один прекрасный день бросит тебя ради парня, – сказал Стефан. – К моему сожалению, все вышло ровным счетом наоборот. Он вывел Агату на эшафот и привязал ее длинной веревкой к столбу. Ко второму столбу конвоиры привязали Тедроса. Над головами осужденных на казнь жарко потрескивали зажженные факелы. – Стефан, ты должен поверить мне! Мы единственная надежда Софи… Стефан заткнул рот Агате кляпом, но в последний момент девушка успела шепнуть: – Она попала в руки Директора школы! Стефан замер и взглянул в лицо Агате округлившимися синими глазами. Крики в толпе резко оборвались, и по наступившей тишине Агата поняла, что конец уже близок. У эшафота появились Старейшины.