Грейс закрыла ставни, как будто этот жест должен был помочь ей заставить умолкнуть вопросы, ускорившие ритм ее сердцебиения. Она нырнула под одеяло, но осталась сидеть, широко раскрыв глаза в темноту: ей требовалось время, чтобы успокоиться. Инстинктивно ловила далекие городские шумы, которые обычно помогали ей в этом, но здесь их не было, ее слух тонул в бесконечной тишине. Ей не хватало даже рыданий соседа за стеной. Здесь, среди полудикой природы, она чувствовала себя потерянной и ненужной. Через час она все-таки легла: физическая усталость постепенно успокаивала возбужденный мозг. Хотя тело ее оставалось напряженным, усталые глаза закрылись. И вот, уже начав погружаться в сон, она вдруг медленно открыла глаза и подняла голову с подушки. Сначала она не была уверена и затаила дыхание, чтобы лучше слышать. Да, был какой-то звук. И шел он не из гостиницы. Скорее, он напоминал далекий раскат грома. А ведь прогноз погоды, который она посмотрела за ужином, не обещал никаких гроз. Грейс спрыгнула с кровати, открыла окно и внимательно прислушалась. Да, звук шел снаружи, далекий, но достаточно сильный, чтобы чувствовались его вибрации. Что это могло быть? Она всмотрелась в горизонт, но не увидела ничего, кроме черного ковра, усыпанного кристаллами звезд. Ни туч, ни молний. Какие-то работы? Здесь, в самом сердце Хайленда и посреди ночи? Чушь какая-то. Землетрясение? Столь же невероятно, и к тому же она почувствовала бы толчки. Сосредоточившись, она отметила, что шум стал тише и, наконец, совсем прекратился. Грейс подождала еще минут пятнадцать, напрягая слух и зрение, но тишина вновь вступила в свои права. Тогда она снова легла и заснула с крутящимся в голове вопросом без ответа. 18 — Посмотрите, разве это не прекрасно?! Над прорезанными черными скалами широкими зелеными равнинами повисло стальное небо. Йен остановился на середине деревянного моста, чтобы полюбоваться бурной речкой, несущейся с холма. Грейс облокотилась о поручень, белый от инея. Под ее ногами ледяной туман укрывал прозрачные воды, проносившиеся между скалами, на которых росли желтые и фиолетовые цветы. Выдыхая изо рта пар, Грейс на мгновение ощутила счастье от брызг воды, от всей этой беззаботной природы, далекой от трудностей жизни. — Вы живете здесь всю жизнь? — спросила она, когда они продолжили переход через мост. — Моя семья занимает эту землю с XIII века, — с гордостью ответил Йен. — Наша кровь и наша душа здесь в каждой травинке и каждом камне. Я люблю Хайленд, как люблю мой клан. Меня радует, когда им хорошо; причинить им зло — значит ранить меня. Поэтому я и работаю проводником: чтобы убедиться, что туристы, которых я сопровождаю, относятся к нашим владениям с уважением. Поверьте, если мне попадется такой, что бросает на землю бумажки или хищнически рвет цветы, он меня надолго запомнит! Грейс одобряла такую заботу о природе и земле, но ее немного пугала готовность к насилию, скрывавшаяся под этим охранительным местным патриотизмом. — А вы, Грейс, откуда приехали? — Из Глазго. — Чем вы занимаетесь? — Я библиотекарь. Эту профессию она приписывала себе всякий раз, когда хотела сохранить в секрете настоящую. Во всяком случае, если бы с ней заговорили о книгах, у нее хватило бы знаний поддержать разговор. — А… Лично я читать не люблю. Моя подружка все пытается меня к этому приохотить, но я никак. Начинаю скучать, едва открываю книжку. — Это потому, что вы еще не нашли ту, которая вас увлечет. — А ваш муж разделяет вашу страсть к книгам? — Я живу одна. — Угу: одинокая, библиотекарша, не хватает только пластиковой цепочки, удерживающей на вашей шее очки, а то получился бы портрет образцовой старой девы! Это одиночество, над которым насмехался Йен, Грейс выбрала, чтобы выжить, и дорожила им. Но даже если подобные замечания ранили ее, она не обижалась на молодого проводника. Он же не мог знать… Грейс ответила ему в том же тоне, надеясь, что он не станет развивать эту тему: — А еще у меня есть кот, который целыми днями мурлычет на моих коленях. — Да ну? — Ну да! — Извините меня, — сказал Йен, поняв, что зашел слишком далеко. — Я не хотел быть невежливым. — Да ладно, все нормально. — Я слишком увлекся, вообразил себя остроумным и… Грейс остановилась. У нее не было ни малейшего желания всю оставшуюся дорогу обсуждать свою жизнь. Она посмотрела молодому проводнику в глаза и повторила с намеком на угрозу в голосе: — Я же сказала: все нормально. Оробев, Йен опустил голову и дальше пошел молча. Долгое время слышались только свист ветра в вереске и звук их шагов по подмороженной траве или их скрип на примерзших камушках. — Вы слышали вчера вечером глухой шум? — наконец спросила Грейс, перешагивая через ручей. — Нет… какой шум? — Как бы рычание. Но он показался мне не природным. Доносился издалека, продолжался несколько минут, а потом все стихло. Было примерно половина одиннадцатого. — В это время я уже спал. А сплю я крепко. Может быть, это было эхо грозы… Подходим. Они свернули на зажатую между двух валунов тропинку, спускавшуюся к скале, в которой зияло огромное черное отверстие. — Вот главный вход в Тралигилльские пещеры. Вы готовы? Они прошли по руслу ручья, уходящему внутрь пещеры, и попали под сводчатый купол, в котором бил поднявшийся из недр земли источник. К холоду, чувствовавшемуся с самого утра, добавилась проникающая под одежду сырость, от которой Грейс вздрогнула. — Посмотрите. Только ради этого стоило прийти сюда, верно? Прямо источник вечной молодости богов. Кстати, вы хотите увидеть в пещерах нечто конкретное? Естественно, у Грейс не было ни малейшего представления о том, что она должна здесь искать, и она уже жалела, что не видит ничего такого, что можно привязать к изысканиям Антона. Она надеялась, что ответы принесет ей продолжение осмотра. Хотя и понимала, что ее шансы очень малы. К тому же она начала спрашивать себя, здесь ли ее место как детектива или в кабинете в Глазго, где ей следовало бы перебирать собранные улики и анализировать первые свидетельские показания относительно предполагаемого убийцы, которые к этому времени уже должны были поступить в управление. — Грейс, с вами все в порядке? — Да, да, я задумалась над вашим вопросом. Нет, ничего конкретного. Я выбрала это место потому, что люблю гулять там, где нет толпы. А эти пещеры априори наименее посещаемые в районе. — Действительно, гуляющих мы здесь не встретим. Ладно, вход за водопадом, — добавил Йен, снимая со спины рюкзак. — Ваше первое испытание заключается в том, чтобы пройти по карнизу, не соскользнув в лагуну, принимающую в себя чистую воду этого великолепного фонтана! Вот ваш комбинезон и белье, чтобы надеть под него. Одежда, которая сейчас на вас, затруднит движения. — Вы не могли дать мне все это в гостинице? Я не собираюсь переодеваться у вас на глазах, да еще при минусовой температуре! — Я об этом не подумал, извините. Я отвернусь, переодевайтесь, не спешите. Грейс уже десять лет не раздевалась перед мужчиной, вообще ни перед кем, кроме врача. Она поспешила переодеться, во-первых, потому, что пронизывал холод, во-вторых, потому, что чувствовала, что ее охватывает паника. В такие моменты она с огромной горечью констатировала, что не излечилась и что, возможно, никогда не излечится. Это не имело никакого отношения к ее комплексам по поводу внешности. От них она избавилась. Нет, это было другое. То, от чего она всеми силами пыталась вылечиться, но это ей не удавалось. — Вы готовы? — спросил Йен. Грейс вместила грудь в комбинезон и, разложив по внутренним карманам своего одеяния служебное удостоверение и пистолет, резко застегнула молнию. — Вещи, в которых пришли, оставьте здесь, они будут вам мешать; мы заберем их на обратном пути. — Ну что ж, можно идти, — бросила она. — Пошли! Снова облачившись в броню одежды, Грейс успокоилась. Следуя за проводником, она стала осторожно продвигаться вперед по узкому проходу. Получив всего несколько ледяных брызг в лицо, она сумела проскользнуть под потоком и по другую его сторону обнаружила уходящий в темноту туннель. Она последовала примеру Йена, включившего фонарик, надетый на голову, и легла на живот, чтобы ползти дальше. — Тут надо осторожно: первый провал метрах в десяти впереди. Мы ведь не хотим пополнить собой список беззаботных туристов, разбившихся там насмерть! Грейс проползла всего метр, но уже чувствовала, как на нее давит свод, который как будто в любую секунду мог обвалиться и заживо похоронить ее. — Вы в порядке? — спросил Йен. — Да, — солгала она. Ее каска стукалась о неровности свода, комбинезон шуршал по влажной скале. К счастью, проход был не очень узким, и ее животик не мешал ей двигаться быстро. Луч лампы, надетой на голову, следил за ее движениями и, наконец, осветил окончание туннеля. Йен ждал ее за ним, стоя на краю головокружительной пропасти, где каждое слово отзывалось эхом. — Хорошо, до первой площадки всего десять метров, — объяснил он, разматывая трос с металлической катушки, уже вбитой в скалу. Он несколько раз дернул канат, чтобы убедиться в надежности узла, и сделал Грейс знак подойти. Она осторожно приблизилась и остановилась в метре от края пропасти. Смотря хоть вверх, хоть вниз, она везде видела лишь бездну, боковую стенку которой время от времени выхватывал из тьмы луч ее фонарика. Все здесь было враждебно: тяжесть давящей на затылок земли, абсолютная темнота, из-за которой ты был слеп, сырость, никогда не знавшая солнца, и эта печальная неподвижность места, где время застыло в стороне от истории. Даже тишина, которая так нравилась Грейс в деревне или в горах, здесь давила. В ней, вместо того чтобы наслаждаться покоем, ловили малейший звук, предвещающий катастрофу, от которой нет спасения.