Прислонять телефон не к той стороне лица не той рукой было неловко. «Но почему? – удивился он. – Я так долго живу без ладони, что уже должен бы привыкнуть». Но потеря всей руки как будто что-то изменила в голове, как-то его преобразила. – Алло. – Мистер Кляйн? – произнес голос. Глухой, хрипящий – какой-то очень ненормальный. Но в то же время чем-то знакомый. – Он самый. Кто это? – Вы знаете, кто это. Вы причинили много неприятностей, – сказал голос. – Я ничего этого не хотел. И я не знаю, кто вы. – Разве имеет значение, чего мы хотим? Жизнь устроена не так. – Кто это? – спросила медсестра рядом. – Розыгрыш? – Мистер Кляйн, – сказал голос. – Что? – Что происходит? – Кляйн услышал, как просыпается Дэвис. Подумал: «Ну и охранничек». Полицейский уже стоял – темный силуэт в свете открытой двери. Потом включил свет и заморгал с опухшим со сна лицом. – Ничего, – ответил ему Кляйн. – Мистер Кляйн, – произнес голос. – Мы идем за вами. – А потом трубка замолчала. * * * Он сказал сестре, что звонок был розыгрышем, волноваться не о чем – просто друг шутит. «Ну у вас и друзья», – заметила она. Они с Дэвисом еще какое-то время бесцельно околачивались в палате, и полицейский угрожал, что вызовет Фрэнка, если Кляйн не расскажет, что ему сказали по телефону. Сестра, несмотря на протесты Кляйна, сделала ему укол и ушла. Дэвис остался у койки, подозрительно наблюдая за ним, потом все-таки вернулся на свой пост у двери. Кляйн лежал и думал о том, как его убьют. Чувствовал, как то, что ввела ему сестра, начинает действовать – под кожей словно зашуршали насекомые. «Явно не здесь, явно не в больнице», – думал Кляйн. Даже если они придут, там Дэвис, у дверей, он что-нибудь услышит. Если не уснет. «Значит, спать нельзя мне, ни за что нельзя», – думал он, но чувствовал, как вокруг сгущается темнота, как лицо становится бесчувственным, словно стекло. IV Позже он с трудом пришел в сознание из-за незнакомого звука – даже не был уверен, слышал его или тот ему только приснился. Тихое бульканье. В палате уже было темно, не считая тусклого огонька у туалета и прямоугольника света из коридора. Что же он услышал? Звук был не таким уж узнаваемым или знакомым; но, кажется, именно он его и разбудил. Что-то изменилось. Коридор показался Кляйну каким-то другим. Он таращился на ящик света, в который превратился дверной проем. Обычный проем, но что-то с ним не так. «Чего я не вижу?» – спрашивал Кляйн себя. Все всматривался, но ничего особенного не высмотрел: дверь как дверь. А потом понял, что же было не так: куда делись плечо и рука Дэвиса? «Не о чем волноваться, – сказал себе Кляйн. – Просто пошел в туалет. Слегка подвинул стул. Вот и всё». Но еще оставался звук. Что он слышал? Кляйн все размышлял об этом, когда в дверь вошла медсестра, одергивая халат. Кляйн ее раньше не видел. Может быть, ночная. Но разве не прошлая сестра была ночной? Прикрыв глаза, он смотрел, как она подходит. Ее тапочки оставляли следы, и тут Кляйн с ужасом понял, что это была кровь. Все еще притворяясь спящим, он смотрел, как она приближается. Крепко вцепился в стоматологическое зеркальце, нащупывая конец стилуса. Тот был неострый, но слегка зауженный на кончике. Когда сестра подошла, стало очевидно, что вместо одной руки у нее протез. По походке Кляйн догадался, что и с ногой у женщины проблемы: либо серьезная травма, либо нога тоже искусственная. У койки медсестра замерла, смотря на пациента сверху вниз. Он наблюдал, как она достает из кармана халата подкожную иглу в сером пластиковом чехле. Неуклюже нацепила ее на шприц. Чуть повернула – и пластик сошел, обнажив иглу. Из другого кармана женщина извлекла небольшую ампулу. Положив на прикроватный столик, проткнула концом иглы крышечку и набрала пузырящуюся жидкость в шприц. Перевернув, выдавила из него воздух. «Сейчас, – подумал Кляйн, слегка напрягаясь, – она поднесет иглу, чтобы сделать мне инъекцию. И тогда я всажу стилус с зеркалом ей в глаз и убью на месте». Только все получилось не так, как он рассчитывал. Вместо того чтобы подойти и вколоть в руку, она просто вколола шприц в мешок капельницы. Женщина стояла над Кляйном и наблюдала за ним, все еще держась поодаль. В темноте он видел слабый блеск на ее лице – то ли от зубов, то ли от глаз. Медленно, стараясь не сдвинуть простыни, он перевернул руку ладонью вниз. Почувствовал, как катетер натянулся между костями на тыльной стороне ладони, но, будучи приклеенным, не выдернулся. Кляйн двинул руку вперед, потом назад, пытаясь поймать тонкую трубку пальцами. Во рту пересохло. Трубка приклеена слишком далеко. Не за что ухватиться, не до чего дотянуться одной рукой. Он мог бы добраться до катетера, но тогда она увидит, что Кляйн не спит. Он сдвинул стоматологическое зеркальце в кулаке и взял как ручку – зеркало у кончиков пальцев, стилус и зауженный конец легли на подушечку большого пальца. Изогнул запястье, но так и не мог поймать стилусом трубку капельницы. Перекатив зеркальце между указательным и средним пальцами, попытался опять, пока зауженный наконечник не коснулся запястья. Прижав зеркальце к матрасу, Кляйн сдвинул руку вперед. Конец стилуса уперся в полоску клейкой ленты и скользнул по ней. Кляйн попробовал опять, теперь медленнее. Язык во рту, казалось, распух и походил на рукоятку кнута. Стилус коснулся скотча, зацепился за край, но опять соскочил. В третий раз Кляйн прочно загнал наконечник под ленту. Еле заметно подвигал им вперед-назад, пока не убедился, что лента отошла, и тогда, пользуясь костяшками в качестве опоры, медленно оторвал ленту. От кожи она отклеилась с тихим звуком, но женщина ничего не заметила. Лента прилепилась к стилусу и отошла вместе с катетером, ужалив, когда тот выполз из вены. Кляйн пошарил в поисках трубки, поймал пальцами склизкий конец, а потом зажал его. Она стояла рядом, переводя взгляд с капельницы на пациента и обратно. Через какое-то время посмотрела на часы. Кляйн почувствовал, что его рот снова принадлежит ему, ну или по крайней мере человеку, пусть там внутри и слегка покалывало. Через какое-то время она взяла трубку и набрала номер. Выругалась, нажала на сброс, снова набрала. Он слышал гудки, вырывающиеся в просвет между ее ухом и трубкой. Потом щелчок, низкое ворчанье на другом конце провода. – Это я. Да, – она выдержала паузу. – Снаружи кое-кто был, – и потом добавила: – Мертвы. – Нет, – сказала она, – человек у двери. И две медсестры. – Иначе было никак. – Ну, что сделано, то сделано. Пришлось решать на лету. Кляйн смотрел, как женщина зажала трубку плечом и протянула к нему руку. Почувствовал, как ее пальцы мазнули по волосам, большой лег под веком, открыл глаз. Кляйн тут же закатил глаза наверх, не шевелился. – Похоже на то. Трудно сказать наверняка в темноте. Ну конечно, проверю, – сказала она и отпустила веко. Глаз вернулся к прежнему положению, опять наблюдая за убийцей сквозь ресницы. Та уже отвернулась и смотрела на капельницу. – Куда? – спросила она. – Значит, просто выкатить как труп? – Да, – ответила она. – Как скажете. Женщина ткнула в капельницу пальцем, потом слегка отвела его. Он смотрел, как она стоит с вытянутым пальцем, и ждал, когда рука наконец опадет. Но она опять ткнула в мешок, теперь уже медленнее, и сказала: – Минутку. На другом конце провода послышалось тихое шуршание. – Капельница, – объяснила она. – Почему-то все еще полная. Кляйн тут же подумал отпустить конец трубки, чтобы жидкость сочилась на койку. Но вместо этого только вцепился в стоматологическое зеркальце. – Наверное, трубка где-то загнулась, – продолжила женщина. – Подождите. Повернулась к нему, положив трубку на прикроватный столик. Он еще слышал голос из телефона. «Осторожней», – говорил тот. В полумраке женщина начала проверять трубку от самой капельницы, прощупывая ее пальцами, пока не дошла до края койки. Одной рукой опустила перила. Откинула одеяло, склонила голову к Кляйну, когда он понял, что это его шанс, и изо всех сил вогнал конец стилуса прямо ей в лицо, и тут боль у него в глазу немедленно вспыхнула с такой яркостью, что он потерял сознание. Кляйн пришел в себя от того, что задыхался. Женщина завалилась на него, лежала, зажав ему рот плечом. Трубка выскочила из руки, жидкость сочилась прямо на койку; та сбоку стала сырой. У лица, на подушке, тоже было влажно, но еще и тепло, и когда Кляйн повернул голову, чтобы вздохнуть, то увидел, что жидкость темная, а по запаху догадался, что это кровь. У Кляйна начало дергать плечо. Он пошевелился, и плечо женщины сползло с лица, но на его месте тут же оказались ее шея и ухо. Он снова завозился, толкнул тело целой рукой. Голова трупа медленно наклонилась, ухо съехало по скуле Кляйна, череп прижался к его лицу сквозь волосы, которые влажно мазнули ему по губам. Потом голова запрокинулась, и в темноте Кляйн увидел отблеск на стилусе и само зеркальце, засевшее где-то посреди лица мертвой, а затем все тело соскользнуло с койки и повалилось на пол. Он лежал и тяжело дышал. К губам приклеился волос, Кляйн пытался его сдуть, а потом смахнуть рукой. Он лежал спокойно, старался перевести дух, чувствовал липкую и гадкую сырость подушки. «Расслабься, – говорил он себе. – Будь спокоен».