– Восемь, – Рамси еле заметно качнул головой назад. – Восемь? – переспросил Кляйн. – Чего восемь? – Ампутаций, – объяснил Рамси. Кляйн упорно смотрел ему в затылок. – Конечно, само по себе это ничего не значит, – продолжил Рамси. – Может быть восемь пальцев ног, и все под наркозом, и чтобы остались большие пальцы для равновесия. Такое за восемь считать трудно. Рядом кивнул Гус. Он поднял культю, посмотрел через плечо: – Это считается за одну. Но я мог бы оставить руку и отрезать пальцы – тогда было бы четыре. Пять, если вместе с большим. Они подождали, что скажет Кляйн. – Да, похоже, это нечестно, – предположил тот. – Но от чего шок сильнее? – спросил Рамси. – Когда теряешь пальцы или когда теряешь руку? Кляйн не знал, что от него хотят услышать, и сказал: – Я хочу выйти из машины. – Вот и получается, – ответил Рамси, – что есть восемь, а есть восемь. – Они подъехали к повороту. Кляйн наблюдал за тем, как Рамси кладет на руль вторую руку для равновесия, поворачивая его обрубком в чашкодержателе. – Лично я предпочитаю систему «большие/малые» ампутации, согласно которой у меня 2/3. – Я предпочитаю считать по весу, – сказал Гус. – Взвесь отсеченную плоть – так я говорю. – Но вот в чем вопрос, – сказал Рамси, – с кровью или без? И разве это не дает определенное преимущество тучным людям? – Надо разрабатывать стандарты. Штрафы и гандикапы. – Зачем я вам нужен? – спросил Кляйн. – Прошу прощения? – осведомился Рамси. – Он хочет знать, зачем он нам нужен, – объяснил Гус. – Все просто, – ответил Рамси. – Совершено преступление. – Почему я? – спросил Кляйн. – У вас есть определенный опыт в расследованиях, – ответил Гус. – Не в расследованиях, а в работе под прикрытием, – сказал Рамси. – И вы не дрогнете, мистер Кляйн, – сказал Гус. – Нет. Он не дрогнет. – Но… – начал Кляйн. – Вам всё объяснят, – сказал Рамси. – Вам скажут, что делать. – Но полиция… – Никакой полиции. Мы с трудом уговорили других привлечь вас. – Если бы не рука, – пояснил Гус. – Если бы не рука, – сказал Рамси, – вас бы здесь не было. Но нравится вам или нет – вы один из нас. III Он проснулся, когда машина остановилась перед железными воротами. За окном было совсем темно. – Почти на месте, – сказал спереди Рамси. Ворота приоткрылись, и вышел маленький человечек, побледневший и побелевший в ослепительном свете галогеновых фар. Он подошел к машине со стороны водителя. Кляйн видел, что у него нет глаза: закрытое веко казалось плоским и сдутым. На нем была форма. Рамси опустил окно, и человек заглянул внутрь: – Мистер Рамси. И мистер Гус. А кто сзади? – Это мистер Кляйн, – ответил Рамси. – Поднимите руку, мистер Кляйн. Кляйн поднял руку. – Нет, другую, – поправил Рамси. Кляйн показал культю, охранник кивнул: – Однушка? – Да, – ответил Рамси. – Но с самоприжиганием. Охранник присвистнул. Отодвинулся от окна и вернулся к воротам, которые раздвинул так, чтобы могла пройти машина, но не больше. Через заднее окно Кляйн наблюдал, как он запирает створки за ними. – Добро пожаловать домой, мистер Кляйн, – сказал Рамси. Кляйн ничего не ответил. Они проехали мимо ряда строений, свернули на дорожку поменьше, где дома стояли дальше друг от друга, а потом на третью, еще меньше, – аллею между деревьев, которая упиралась в небольшое двухэтажное здание. Рамси остановил машину. Все трое вышли. – Вы будете жить здесь, мистер Кляйн, – сказал Рамси. – Первый этаж, вторая дверь слева от входа. До рассвета остался еще часок-другой. Мы увидимся утром. А пока почему бы вам не постараться поспать? Когда Кляйн зашел внутрь, то так и не понял, где включается свет в коридоре, потому побрел в темноте, касаясь рукой стены, нащупывая косяки. Пальцы задели первый. Он оторвал их от стены и поднес к лицу. От них пахло пылью. Он пошел дальше, пока не нашел второй косяк, пошарил в поисках ручки. Внутри нашел выключатель. Комната была маленькая, без окон, с узкой одноместной кроватью под тонким жалким одеялом. В углу стоял металлический шкафчик. На полу лежал линолеум в синюю полоску. Свет шел от голой лампочки, висящей посреди потолка. Краска на стенах потрескалась. «Добро пожаловать домой», – подумал Кляйн. Он закрыл дверь. Замка не было. Открыл шкафчик. В нем лежали стопки календарей: на каждом месяце – женщина разной степени обнаженности, с яростной улыбкой. Кляйн не сразу заметил, что на первой фотографии у девушки нет большого пальца. С каждым месяцем ампутации становились всё заметнее и многочисленнее: у мартовской модели не хватало одной груди, у июльской – обеих грудей, ладони и предплечья. У декабрьской остался лишь торс со срезанными грудями, и на ней не было ничего, кроме тонкой белой ленты от плеча до противоположного бедра с надписью: «Мисс „Меньше значит Больше“». Кляйн вернул календарь на место и закрыл шкафчик. Выключив свет, полежал в кровати, но перед глазами стояло искаженное восторгом лицо мисс «Меньше значит Больше». И лицо Рамси, с изувеченным ухом над спинкой кресла. Собственная культя зудела. Кляйн встал и включил свет, попытался уснуть так. Ему приснилось, что он опять сидит за столом, перед ним стоит джентльмен с секачом, секач опускается. Но во сне Кляйн был не только тем, кому отрубают руку, но и тем, кто держит нож. Он смотрел за тем, как рубит сам себя, как отваливается ладонь, как пульсируют пальцы. Плоская поверхность запястья побледнела и вдруг раздулась, толчками брызнула кровь. Целой рукой он снял ремень и быстро затянул его на предплечье, кровотечение замедлилось и почти прекратилось. Он наблюдал за всем этим со стороны, сжимая секач в кулаке. Потом увидел, как, побледнев и придерживая ремень, подходит к плите и включает ее, ждет, когда спирали задымятся и начнут светиться. Он воткнул туда культю, и услышал шипение, и почувствовал запах горящей плоти, и когда поднял обрубок, тот дымился. На конфорке остались обрывки кожи и кровь, теперь они тлели. Потом левой рукой, с помертвевшим от боли лицом, он выхватил пистолет и выстрелил себе в глаз. За этим было страшно наблюдать, это было страшно чувствовать. А как только все кончилось, сон начался заново и повторялся раз за разом, пока Кляйн не заставил себя проснуться. В комнате находились Гус и Рамси: первый стоял у открытого шкафчика и пролистывал календарь, поглаживая пах культей, второй застыл у кровати и смотрел на Кляйна. – Проснитесь и пойте, – сказал Рамси. Кляйн сел на край, неуклюже натянул штаны обрубком и рукой. Рамси наблюдал за ним. И как только Кляйн закончил – сказал: – Для вас есть новая одежда. – Где? – спросил Кляйн. – У Гуса. Гус? – повторил он погромче. – Что? – спросил тот, резко отворачиваясь от календаря, с красным лицом – то ли от стыда, то ли от возбуждения, или от того и другого вместе. – Одежда, Гус, – сказал Рамси. – А, точно. – Гус, подобрав стопку одежды у ног, бросил ее Кляйну. Кляйн снял все то, что надел на глазах у Рамси. Среди новой одежды оказались серые брюки, белая рубашка, красный пристежной галстук. Одной рукой с пуговицами управиться было непросто, особенно потому, что рубашку накрахмалили, но после первых трех дело пошло быстрее. Он хотел было оставить галстук на кровати, но Рамси его остановил: – Наденьте.