– Неприятности? Неприятности, он говорит… Ты вообще хоть что-нибудь помнишь о вчерашнем вечере? Банни помолчал несколько секунд, глядя на линолеумный пол. – Некоторые детали расплывчато. – Что ж, позволь, я введу тебя в курс дела. Двое патрульных полицейских получили сигнал о психе, беснующемся на Ратмайнс-роуд. Он что-то бормотал себе под нос, а потом погнался за бедной перепуганной французской туристкой, приехавшей к нам за рождественскими покупками, и стал обвинять ее в том, что она за ним следит. Однако, насколько я могу судить, это она активно пыталась от него убежать. Банни попытался пробудить в себе хоть какие-то воспоминания, но не смог – за исключением единственной вспышки выражения лица женщины, глядевшей на него в ужасе. – Я могу… – Потом, когда двое полицейских попытались успокоить мужчину, он на них напал. Банни закрыл глаза и откинулся назад, ощутив спиной прохладу стены. – Вот говно. – Да. Сломанный нос и вывихнутое запястье. Банни поднял глаза к потолку и тут же пожалел об этом. Было очевидно, что уборщики не чистили там примерно никогда. – Банни, взгляни на меня. Опустив голову, Банни посмотрел на Тая. – Давай без херни. С тобой все в порядке? – Я… – Банни посмотрел на металлический унитаз в углу, обдумывая, как лучше ответить на вопрос. – Просто сейчас у меня немного тяжелый период в жизни. – Тяжелый период? Тебя уже собирались сдать в дурку. Уже ждали врача, готового оформить бумаги, когда кто-то тебя узнал и позвонил мне. Я попросил повременить. – Тай заговорил тише: – Но не уверен, что поступил правильно. Банни оглянулся на него: – Честно, со мной все будет в порядке. Просто переборщил с рождественскими напитками. Потерял над собой контроль. – Уверен, что не хочешь куда-нибудь съездить на несколько дней? Отдохнуть немного? В этом нет ничего постыдного. Я могу замолвить словечко, чтобы о тебе позаботились. Ты же знаешь, мы думаем о своих. – Ну правда, со мной все будет хорошо. Приму душ, немного покемарю и буду как огурчик. – За то, что ты вчера творил, любому другому уже предъявили бы обвинения. Банни открыл рот и снова закрыл. Затем опустил глаза в пол. Исходящая от него вонь пота и стыда заполнила ноздри. – Так получилось, что сломанный нос принадлежит Джону Дойлу – младшему – сыну Джона Дойла, он же Грубый Дойл. – Господи, я избил пацаненка Дойла? Воспоминание о маленьком мальчике, сидевшем у него на коленях много лун назад, вспыхнуло в памяти Банни. Несколько лет подряд его приглашали на рождественские вечеринки в качестве Санта-Клауса. Замечательное было время. – Именно так, – ответил Тай. – Он не слишком этому рад, но никто не станет выдвигать обвинения. – Скажи Джону, что я извиняюсь. – Которому из них? – Думаю, обоим… Всем. Тай поставил картонный стаканчик с чаем на скамейку возле Банни. – Кому позвонить, чтобы тебя забрали? – В этом нет нужды, – ответил Банни, беря стаканчик. – Вообще-то есть. – Тай произнес это таким жестким тоном, что чай остановился на полпути к губам Банни. – Честно говоря, Банни, после того как ты чудил вчера… я не могу отпустить тебя отсюда одного. Это слишком рискованно. Так что будешь сидеть здесь, пока не назовешь имя того, кто может приехать и тебя забрать. – Гринго… – Что? – Г… Слово замерло во рту Банни. Тай наклонился и положил руку на его плечо. – Банни, Гринго погиб. Ты ведь помнишь это, да? Банни быстро кивнул: – Конечно, помню, не будь идиотом. Я просто вроде как… перепутал. – Ага. Ясно. Тай посмотрел на Банни долгим пристальным взглядом. Затем Банни назвал ему единственные имя и номер, которые счел возможным вспомнить, и Тай оставил его наедине со стаканчиком некрепкого чая и сильным чувством стыда. – О господи, детектив. Вам не идет страдать. Банни закрыл глаза и опустил подбородок на грудь. – Ради бо… Ты мог бы не начинать хотя бы сейчас? Зайас рассмеялся: – Что, больше не хочется играть? Вчера вечером с вами было куда веселее. Кроме того, для вас это отличная тренировка. Тюремное заключение, несомненно, ваше будущее. Банни стал пытаться напевать себе под нос мелодию. – Они уже знают, кто я такой, и знают о Симоне. Они были в баре «Чарли». Определить в этом вашу роль – всего лишь вопрос времени. – Просто отвали. – Несколько человек знают о вашем пистолетике, верно? Об орудии убийства. Кому вы его показывали? За те ночи, что вы пили, вы наверняка рассказали о нем многим. – Тебя не существует. Банни открыл глаза и увидел Зайаса, прислонившегося к стенке в том же месте, где только что стоял Тай. – Это как посмотреть. Я просто способ вашего разума донести до вас то, о чем вы не хотите думать, детектив. Забудьте о пистолете. Куда Гринго дел мой бумажник после того, как ушел от вас той ночью? Довольно важный вопрос, согласны? Банни замурлыкал песню еще громче. Только сейчас он осознал, что все это время, оказывается, напевал «Старое доброе время»[59]. – Но даже этот вопрос не самый главный, не так ли? О нет. Не он вас пугает. Вы же никогда по-настоящему не заботились о себе. В этом плане вы ужасно благородны. Забыть ли старую любовь…[60] – Вы догадываетесь, кого они ищут, верно? Эти тени вне досягаемости. Им нужны не вы, правильно? Им нужна она. Может, они думают, что, если – ха, простите, когда – вас арестуют, она вернется. Объяснит, что произошло. После этого она окажется в тюрьме или же… Что бы ни преследовало ее, оно найдет ее, не так ли? После восемнадцати лет скитаний она принесет себя в жертву, чтобы спасти вас. И не грустить о ней… – Ведь в этом ваша фишка, детектив? Являть собою рыцаря в сияющих доспехах. Но вы потерпите неудачу. Попытка защитить ее закончится провалом… Ваша главная в жизни задача… Та единственная женщина, которую вы когда-то по-настоящему любили… С тобой мы выпьем, старина… – Впрочем, есть вариант похуже: они арестуют вас, но она не появится. Вы были ей просто удобны. Полезный идиот для защиты. Она так легко бросила вас тогда, и это повторится – только будет хуже… Как что-то повседневное… Каждый день, прожитый в камере, вы будете знать, знать наверняка, что она никогда вас не любила. Это станет вашим настоящим наказанием. За дружбу прежних дней… – Вот почему вы не можете меня отпустить. Потому что прогнать меня – значит прогнать все это время. Избавиться от меня – значит избавиться и от нее. Ведь все, что она вам оставила, – это ваша маленькая печальная память. – Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись! Правый кулак Банни врезался в стену, где стоял мертвец. Он услышал, как хрустнула кость, ударившись о штукатурку.