В некотором смысле я знала его. По крайней мере, я знала, как думают Хоторны, так что в этот раз я не просто провела пальцами по коже сумки. Я тщательно осмотрела всю сумку, затем перебрала предметы один за другим. Начав с отпаривателя, включила его в розетку. Открыла отсек для воды и, убедившись, что он пуст, налила ее туда. Ждала, что по бокам появится какое-нибудь сообщение. Ничего. Я защелкнула отсек и подождала, пока не загорится индикатор готовности. Держа отпариватель подальше от своего тела, я включила его. – Работает, – отметила я. – Нам стоит опробовать его на этой сумке, которая, вероятнее всего, стоит десять тысяч долларов и которую наверняка нельзя отпаривать? – предположила Либби. Мы сделали это, но без результата – по крайней мере, связанного с головоломкой. Затем я взяла фонарик. Включив и выключив его, проверила отсек для батареек – в нем не было ничего, кроме самих батареек. Я развернула пляжное полотенце и встала на него, чтобы увидеть весь рисунок. Черно-белая нашивка, никаких неожиданных разрывов в узоре. – Остается только это, – сказала я Либби, поднимая сетчатую сумку. Открыв ее, я высыпала магнитные буквы английского алфавита на пол. – Может быть, они приведут нас к первой подсказке? Я начала рассортировывать буквы: согласные в одну сторону, гласные в другую. Я наткнулась на цифру 7 – и положила ее отдельно. – Сорок пять магнитов, – сообщила я сестре, как только закончила. – Двенадцать цифр, пять гласных, двадцать восемь согласных. – Пока я говорила, разложила пять гласных – A, E, I, O, и U: каждой было по одной. Это не показалось мне совпадением, поэтому я стала выкладывать согласные по одной. Передо мной оказался почти весь алфавит, не хватало только семи букв. – Эти повторяются, – сказала я Либби. – Одна B, три P и три Q. – Я проделала то же самое с цифрами: выложила все от единицы до девятки по одной и посмотрела, какие остались. – Три четверки, – отметила я, уставившись на магниты. – B, P, P, P, Q, Q, Q, четыре, четыре, четыре. Я повторила это несколько раз. Я попыталась вспомнить фразу с этими буквами. Но ничего не приходило в голову, и я отказалась от идеи. Чего я не видела? – Я, конечно, не гений, – осторожно произнесла Либби, – но, кажется, из этих букв слова не составятся. Нет гласных. Я подумывала начать все сначала, поиграть с буквами по-другому, но не смогла заставить себя сделать это. – Каждой по три штуки, – сказала я. – Кроме B. Я взяла букву B и провела большим пальцем по ее поверхности. Что я упускаю? P, P, P, Q, Q, Q, 4, 4, 4 – но только одна B. Я закрыла глаза. Тобиас Хоторн создал для меня головоломку. Должно быть, у него были основания полагать, что ее не просто можно решить, а что ее могу решить именно я. В голову пришла мысль о папке с документами. О фотографиях, на которых я запечатлена за всеми занятиями – от работы в закусочной до игры в шахматы. Я подумала о своем сне. И затем я увидела – сначала мысленным взором, а как только мои веки распахнулись, прямо перед собой. P, Q, 4. Я выложила их, затем повторила то же самое со следующими магнитами P, Q, 4. Когда я увидела, что у меня осталось, мое сердце подпрыгнуло к горлу, колотясь так, словно я стояла на краю водопада. – P, Q, B, 4, – затаив дыхание, сказала я Либби. – Глазурь из сливочного сыра и черные бархатные корсеты! – воскликнула Либби. – Мы ведь говорим о случайной комбинации? Я покачала головой. – Это код, а не слова, – объяснила я. – Это шахматная нотация – описательная, а не алгебраическая. После того как умерла мама, задолго до того как я услышала фамилию Хоторн, я играла в шахматы в парке с мужчиной по имени Гарри. Тоби Хоторн. Его отец знал это – знал, что я умела играть, знал, с кем я играла. – Это способ записывать свои ходы и ходы своего противника, – стала объяснять я Либби, почувствовав, как по венам хлынул адреналин. – «P-Q4» значит «пешка перемещается на Q-4». Это стандартный дебют, на который часто черные отвечают тем же – ходом пешки на Q-4. Затем белая пешка идет на QB4. P-QB4. – Значит, – глубокомысленно произнесла Либби, – шахматы. – Шахматы, – повторила я. – Такой дебют называется «королевский гамбит». Тот, кто играет белыми, по сути, жертвует своей пешкой – поэтому «гамбит». – Зачем чем-то жертвовать? – спросила Либби. Я подумала о миллиардере Тобиасе Хоторне, о Тоби, о Джеймсоне, Грэйсоне, Ксандре и Нэше. – Чтобы взять доску под свой контроль. Было заманчиво вложить в это больше смысла, но я не могла останавливаться. Теперь у меня появилась первая подсказка. Она приведет меня к следующей. Мне нужно сделать ход. – Куда ты пошла? – крикнула мне вслед Либби. – И ты хочешь, чтобы я попросила Джеймсона прийти туда? Или Макс? – В игровую комнату. – Я дошла до двери – и только тогда ответила на второй вопрос, мой желудок скрутило: – И позови Макс. Глава 26 По стенам тянулись встроенные полки, переполненные играми. – Как вы думаете, Хоторны сыграли во все? – спросила Макс меня и Либби. На полках стояли сотни коробок, может быть, даже тысячи. – До единой, – ответила я. Не существовало ничего более хоторнского, чем победа. И если то, что у нас есть сейчас, – если все, что у нас есть сейчас, – начнет казаться мне еще одним соревнованием с Грэйсоном, не думаю, что я смогу отказаться от игры. Я захлопнула эту дверь в своей голове. – Мы ищем шахматы, – сказала я, сосредоточившись на этом. – Возможно, здесь несколько наборов. А пока мы ищем… – я выразительно посмотрела на свою лучшую подругу, – Макс может рассказать нам, что происходит между ней и Ксандром. Пусть лучше ее романтическая драма будет в центре внимания, чем моя. – Все, что связано с Ксандром, – это проблемная ситуация, – уклончиво ответила Макс. – Он в них спец! Я осмотрела коробки на ближайшей полке. – Точно. – Я подождала, зная, что она продолжит. – Это… что-то новое. – Макс наклонилась, чтобы просмотреть нижние полки. – Типа правда новое, свежее. Ты знаешь, как я ненавижу все шаблонное. – Ты обожаешь клише, – сказала я, проводя пальцем по коробкам с играми. – Я бы сказала, ты их производишь. Шахматы! С видом победителя я вытащила коробку, а потом продолжила поиски. – Проблемная ситуация, Ксандр, я. М-м-м… Это весело. Отношения должны быть веселыми? Я подумала о воздушном шаре, вертолете и танцах босиком на пляже. – Я имею в виду, я никогда сначала не дружила с парнем, – продолжила Макс. – Ничего похожего на, как это происходит в книгах, от дружбы к любви. Это не мое. Я больше по трагическим влюбленностям, родственным душам, от ненависти до любви. Мне нужно что-то эпичное, понимаешь? – Никого более эпичного, чем Хоторны, не существует, – отметила Либби, а затем, как будто спохватившись, выпрямилась, посмотрела на полку и вытащила второй шахматный набор. – Ты знаешь, что сделал Ксандр, когда я написала первый тест в колледже? – Макс резко перескочила на другую тему. – Еще до того, как все стало романтичным? Он прислал мне книжный букет. – Что за книжный букет? – спросила Либби. – Вот именно! – воскликнула Макс. – Вот, лорд подметил, именно. – Он тебе нравится, – перевела я. – Сильно. – Скажем, я просто ясно увидела свои любимые мотивы. – Макс вскочила на ноги, держа в руке деревянную коробку. – Третьи. Всего мы нашли шесть наборов. Я осмотрела коробки в поисках каких-либо надписей, нацарапанных на картоне, выгравированных на металле или вырезанных на дереве. Ничего. Я проверила, что из коробок ничего не пропало, затем достала из сумки фонарик. Насколько я могла судить, это был обычный фонарик, но я уже так долго прожила с Хоторнами, что знала о существовании десятков видов невидимых чернил. Думая об этом, я осветила фонариком каждую шахматную доску. После этого я проверила каждую фигуру. Ничего. Разочарованная, я подняла глаза – и увидела силуэт Грэйсона в дверном проеме. Перед моим мысленным взором проплыли картинки того, как он обнимает Иви. Он мокрый. Ее это не волнует. Я встала. – Ксандр ищет тебя, – сухо оповестил Грэйсон Макс. – Я предложил ему написать тебе сообщение, но он говорит, что это жульничество. Макс повернулась ко мне: – Ксандр отвезет меня в аэропорт. Мне стало плохо от этих слов. – Тебе точно нужно ехать? – спросила я, чувствуя тяжесть в животе. – Ты хочешь, чтобы меня выгнали из колледжа и тем самым разрушили мои шансы на поступление в аспирантуру на медицинско-юридический факультет?