– Двойной пип. – Ксандр еще раз коснулся моего носа. – А что значит П? – Почетный, – объяснила я. – Вы, ребята, сделали меня почетным Хоторном, и это делает меня твоим «лучшим другом почетным Хоторном навсегда». Так что рассказывай. – Тройной пип… – сказал Ксандр, но я увернулась от его пальца. Я выпрямилась, мягко взяла его за руку и сжала ее. Передо мной стоял Ксандр, поэтому в моем голосе не было и намека на обвинение, когда я задала вопрос: – Ты забрал страницу из этой папки? Ксандр выразительно покачал головой: – Я даже не знал, что Исайя был в списке. Хотя могу сказать, что вероятнее всего было написано в его досье. Я вроде как уже несколько месяцев составил на него собственное. В этот раз я не удержалась и обняла его. Крепко. – Иви сказала, что он был доктором наук, которого уволили из лаборатории Хоторна, – сказала я, выпустив его из объятий. – Это, в общем, описывает все, – ответил Ксандр, его жизнерадостный тон был копией копии настоящей радости. – За исключением последовательности событий. Вполне вероятно, что Исайю уволили, когда меня зачали. Может быть, потому что меня зачали? Я имею в виду, может, и нет! Но ведь может быть? Бедный Ксандр. Я подумала о том, что он сказал на «Змеях и лестницах». – Поэтому ты не общался с ним? – Я не могу просто позвонить ему, – печально взглянул на меня Ксандр. – Что, если он ненавидит меня? – Никто не может ненавидеть тебя, Ксандр, – ответила я, мое сердце сжалось. – Эйвери, всю мою жизнь люди меня ненавидели. – Что-то в его тоне заставило меня думать, что очень мало человек понимали, каково это – быть Ксандром Хоторном. – Но не те, кто знает тебя, – отрезала я. Ксандр улыбнулся, и от этой улыбки у меня на глазах выступили слезы. – Как ты думаешь, это нормально, – спросил он, на мгновение мне показалось, будто он стал моложе на несколько лет, – что я любил эти субботние утренние игры? Любил расти здесь? Любил великого и ужасного Тобиаса Хоторна? Я не могла ответить на этот вопрос за него – ни за кого из них. Я не могла отменить боль последних нескольких дней. Но была одна вещь, которую я могла сказать. – Ты любил не великого и ужасного Тобиаса Хоторна. Ты любил старика. – Я один знал, что он умирает. – Ксандр повернулся, чтобы поднять что-то похожее на камертон, но дальше остановился и не сделал движения, чтобы добавить его к хитроумному устройству, которое создавал. – Он неделями хранил это в секрете от всех остальных. Он хотел, чтобы в самом конце я был рядом с ним, и знаешь, что он сказал мне – какими были его последние слова? – Какими? – тихо спросила я. – Когда все закончится, ты узнаешь, каким человеком был я – и каким человеком хочешь стать ты. Глава 41 Я вернулась в солярий с пустыми руками – еще один тупик. До скорого. Это зловещее обещание эхом отдавалось в голове, когда я зашла за угол и увидела телохранителя Иви. Я кивнула ему, мельком оглянулась на Орена, а затем открыла дверь в солярий. Иви разложила листы из папки перед собой на полу, в ее руке я заметила телефон. Она фотографировала. – Что ты делаешь? – спросила я, удивившись. Иви подняла взгляд. – А ты как думаешь? – ее голос дрогнул. – Мне нужно поспать. Я знаю, что мне нужно поспать, но не могу остановиться. И я не могу вынести папки из этой комнаты, поэтому я подумала… – Она покачала головой, ее глаза наполнились слезами, янтарные волосы упали ей на лицо. – Не бери в голову. Это глупо. – Это не глупо, – разуверила ее я. – И тебе правда нужно поспать. Как и всем нам. * * * Я заглянула в крыло Джеймсона, прежде чем вернуться в свое. Я вспомнила, каково мне было узнать, что мама была не той, за кого я ее принимала. Казалось, я снова пережила ее смерть. Мне помогло только напоминание Либби о том, какого сорта человеком была моя мама. Тогда я поняла, что знала ее во всех смыслах, которые на самом деле имели значение. Но что я могла сказать Джеймсону, или Ксандру, или любому из них о Тобиасе Хоторне? Что он в самом деле был потрясающим? Что он умел все продумать наперед? Что у него была хоть капля совести? Что он заботился о своей семье, несмотря на то что он передал наследство незнакомке? Когда все закончится, ты узнаешь, каким человеком был я – и каким человеком хочешь стать ты. Я подумала о последних словах миллиардера Ксандру. Когда все закончится? Когда Ксандр найдет своего отца? Когда все игры, спланированные Тобиасом Хоторном перед смертью, будут сыграны? Размышляя над этим, я наткнулась взглядом на кожаную сумку на комоде. В течение двух дней я была поглощена извращенной загадкой похитителя Тоби и надеждой, какой бы слабой она ни была, что мы приближаемся к ее разгадке. Но правда в том, что все наши размышления ни к чему не привели. Вероятно, все было задумано так, что мы будем ходить по кругу – до тех пор, пока загадка не изживет себя. До скорого. Все складывалось ужасно. Мне нужно было выиграть. Мне нужно было отвлечься. Когда все закончится, ты узнаешь, каким человеком был я – и каким человеком хочешь стать ты. Медленно я подошла к комоду, думая о Тобиасе Хоторне и тех досье, и взяла сумку. Я разложила предметы, которые еще не использовала. Отпариватель. Фонарик. Пляжное полотенце. Круглое стекло. Затем произнесла последнюю подсказку, которую мы с Джеймсоном разгадали: – Не дыши. Спустя мгновение мой взгляд упал на полотенце, а затем на сине-зеленое стекло. Этот цвет. Полотенце. Не дыши. Внезапно я ясно поняла, что мне нужно сделать. Человек перестает дышать, когда напуган, удивлен, охвачен благоговейным трепетом. Когда пытается не выдать себя, когда окружен дымом – или находится под водой. Глава 42 Как только я вышла на террасу, сработал датчик движения – зажегся свет. Мысленным взором я увидела бассейн таким, как он выглядел днем: свет отражался от воды, а плитка дна придавала ему умопомрачительный сине-зеленый цвет, как у Средиземного моря. Того же оттенка, что и стекло, которое я держала в правой руке. В левой я зажала пляжное полотенце. Очевидно, мне нужно было ступить в воду. Ночью вода казалась темнее, мрачнее. Я слышала, что в бассейне плавает Грэйсон, до того как увидела его и почувствовала момент, когда он осознал мое присутствие. Рука Грэйсона Давенпорта Хоторна хлопнула по краю бассейна. Он подтянулся на руках. – Эйвери. – Его голос был тихим, но в ночной тишине я хорошо его слышала. – Ты не должна быть здесь. – Со мной. Но он не произнес этого. – Ты должна спать. Грэйсон и его должен и следует. Хоторнов нельзя сломить, раздался его голос в моей голове. Особенно меня. Я постаралась выбросить воспоминание из головы. – Здесь можно включить свет? – спросила я. Мне не нравилось, что фонари отключались каждый раз, когда я стояла неподвижно, – и я не могла заставить себя посмотреть на Грэйсона, посмотреть в эти светлые пронзительные глаза, посмотреть в них так же, как той ночью. – Под навесом есть панель управления. Я нашла ее и включила освещение около бассейна, но при этом случайно нажала на кнопку, запускающую фонтан. Вода заструилась по великолепной дуге, а свет в бассейне стал менять цвета: розовый, пурпурный, синий, зеленый, фиолетовый. Это было похоже на фейерверк. На магию. Но я пришла сюда не ради магии. Одним касанием я выключила фонтан. Еще одним остановила смену цветов. – Что ты делаешь? – поинтересовался Грэйсон, и я знала, что на самом деле он спрашивал, почему я здесь, с ним. – Джеймсон рассказал тебе о сумке, которую оставил мне твой дед? – задала я встречный вопрос. Грэйсон оттолкнулся от бортика и стал грести на месте руками, раздумывая над ответом. – Джейми не обо всем мне рассказывает. – Паузы в предложениях Грэйсона всегда говорили красноречивее слов. – Стоит сказать, что и я мало что рассказываю ему.