— Глория что-нибудь рассказывала о них? — спросил Мазур. — Ничего. — Мартин потянул манжеты рубашки. — Что насчет ее отца? — настаивал Тео. — Глория говорила о нем? — Какое отношение это имеет к ее смерти? — Возможно, ключевое, — сказала Кейт. — Конечно, я спрашивал… — Мартин вздохнул. — Глория отвечала, что ничего не знает о своем отце. Она была внебрачным ребенком и очень этого стыдилась. — Он уронил голову в руки. — Вы ошибаетесь насчет нас с Ребеккой. — То есть? — Голос Кейт смягчился. Когда Мартин поднял лицо, у него в глазах блеснули слезы. — Я любил Ребекку. И хотел на ней жениться. Но она не хотела делать больно Глории. Она искренне ее любила и была признательна ей за то, что та для нее сделала. — Он смахнул слезу. — Кто мог ее убить? — Мы над этим работаем. Вы уже договорились о похоронах жены? — спросила Кейт. — Да. — Мартин поднял голову. — Служба назначена на воскресенье. Хейден не собиралась судить Санчеса, но если учесть, что он в течение нескольких дней потерял двух любимых женщин, нетрудно было понять его боль. — Если будет что-нибудь новое, я позвоню. Мартин бессильно упал в кресло, разбитый, потерянный. — Может быть, мне позвонить вашей дочери? — предложила Кейт. — Изабелла… — прошептал Мартин. — Слава богу, она у меня осталась. — Буду на связи, — сказала Хейден. Они с Мазуром молча вернулись к машине и через двадцать минут уже были в зале совещаний полицейского управления. Там их ждало дело об убийстве ее отца. — Может быть, сначала этим займусь я? — предложил Тео. — Нет. — Но это же очень больно. — Он склонил голову набок. Сняв рюкзачок, Кейт поставила его на стул и провела пальцем по папке. — Все будет в порядке. Мазур ткнул большим пальцем в сторону двери. — Принесу кофе. И десяток пончиков, если смогу раздобыть. — Спасибо. Когда за ним закрылась дверь, Хейден села за стол и, погладив обложку, собралась с духом и раскрыла папку. На первой странице была аннотация с кратким изложением обстоятельств дела. Если не смотреть на имя отца, можно было дистанцироваться от фактов, как это уже бывало неоднократно. Перевернув страницу, Кейт увидела наброски с места преступления. На грубых рисунках были изображены стоянка, положение машины Хейденов по отношению к двум другим машинам и здания вокруг. И, разумеется, переулок, в котором поджидал убийца. На следующей странице был отчет о вскрытии, и тут уже Кейт не смогла сдержать волну обжигающих чувств, разлившихся по телу. Глаза защипало от подступивших слез, руки задрожали. Профайлер поспешно перевернула страницы с отчетом о вскрытии, надеясь найти записки. Увидев два исписанных от руки листка, адресованных ей, она молча уставилась на них. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Кейт прочитала первую записку: Кейти! Я тебя люблю. Ты мой ангел мелосердия. Пожалуйста, позвони мне. Я не плохой как ты думаешь. Я хороший. Без тебя я слабый и сломленный. Уильям Откашлявшись, она прочитала вторую: Кейти! Твое долгое молчание погрузило меня во мрак; но теперь оно разжигает во мне ярость. Теперь я знаю, что все сказанное тобой — ложь. Все, что было между нами — иллюзия. Ты не заслуживаешь того чтобы жить. Уильям Хейден не смогла бы сказать, как долго смотрела на четкие буквы, выведенные синими чернилами на белой бумаге в линейку. Она даже не услышала, как открылась и закрылась дверь зала совещаний. — Кейт! Она вздрогнула, услышав голос Мазура. Подняв взгляд, увидела, как детектив ставит на стол поднос с двумя стаканчиками кофе и тарелкой пончиков. — Извините, задумалась. Заглянув в раскрытую папку, Тео прочитал записки. — Это написал вам Болдри? — Да. — Когда вы отдали их следователям? — Уже после убийства отца. — А почему молчали до тех пор? — Мне было стыдно. Я считала Уильяма таким хорошим и замечательным, а затем обнаружила, что ошибалась… Была полной дурой. — В этих записках ничего не говорилось о том, что он замыслил что-то плохое? — Нет. Он не говорил прямо, что желает моей смерти. — Итак, вы сделали карьеру, разбирая истинный смысл слов. — Более или менее. Пододвинув стул, Мазур протянул Кейт кофе и пончик. — И что вам говорит эта записка сейчас? — Это Уильям Болдри от имени Самаритянина отправил последнее сообщение в полицию. — Как вы это определили? — В своем сообщении он использовал выражение «ангел мелосердия». И, как и в записке, написанной мне много лет назад, во втором слове допустил орфографическую ошибку. Во всех письмах ко мне он ставит после моего имени точку с запятой, что в данном случае весьма необычно. В предложениях с отрицанием снова нет запятых. — Он пытался нас обмануть. — А может быть, Уильям просто меня испытывает. Он знает, что это моя работа. То, чем я занимаюсь. Он ведет игру. Он заманил меня в эту комнату, и я только что пережила заново самые страшные минуты своей жизни. Мазур закрыл папку. — С огромным наслаждением отправлю этого козла за решетку. — Я бы использовала другое слово, но я с вами согласна.