— Деревяшка с латунной табличкой, которую получает лучший административный прокурорский работник года, если ты можешь себе такое представить. Это его наследие — ежегодная награда так называемому прокурору, который за весь год ни разу не появился в зале суда. Она всегда достается одному из начальников подразделений. Я не знаю, как они решают, кому именно. Видимо, ее получает тот или та из них, которому за год удалось глубже других засесть у окружного прокурора в печенках. Босх засмеялся. Острота была не такой уж и забавной, но он испытал облегчение, узнав, что Конклин все еще жив. — Это не смешно, Босх. Это грустно. Административный прокурор. Кто вообще слышал про нечто подобное? Это же просто оксюморон какой-то. Как у Эндрю с его сценариями. Он общается с людьми с киностудии, которые именуют себя — вдумайся только! — художественными руководителями! Нет уж, милый мой, так не бывает: или ты художник, или ты руководитель. Ну вот, Босх, я снова завелся. Босх знал, что Гофф с Эндрю на двоих снимают квартиру, но лично с ним знаком не был. — Прости, Роджер. Слушай, ты сказал, что его прикатывают. Это в каком смысле? — Это Арно-то? В самом прямом. Он в инвалидной коляске. Я же тебе говорил, он уже глубокий старик. Насколько мне известно, он живет в доме престарелых в Ла-Бреа-Парке. В элитном, с полным пансионом. Я все хочу как-нибудь к нему заехать, поблагодарить за то, что тогда взял меня на работу. Кто знает, вдруг мне удастся замолвить словечко, чтобы меня тоже наградили этой колобашкой. — Забавный товарищ. Кстати, ты знаешь, я слышал, что Гордон Миттел одно время был у него доверенным лицом. — Да, его цепным псом. Занимался его предвыборными кампаниями. Далеко пошел. Тот еще тип. Я рад, что он бросил уголовное право и ушел в политику. С таким не приведи бог в зале суда встретиться. — Да, я слышал, — сказал Босх. — Можешь все, что слышал, сразу смело умножать на два. — Ты его знаешь? — Не был с ним знаком ни тогда, ни сейчас. Я просто знал, что от него лучше держаться подальше. Когда я пришел в прокуратуру, он там уже не работал. Но истории ходили. Как только Арно стал считаться наиболее вероятным преемником и все это поняли, в прокуратуре началась мышиная возня. Ну, в смысле, все стали из кожи вон лезть, чтобы подобраться к нему поближе. Там был один малый — кажется, Синклер его звали, — который изначально должен был отвечать за избирательную кампанию Арно. А потом вдруг однажды вечером уборщица обнаруживает у него на столе стопку порнографических фотографий. Провели внутреннее расследование, ну и установили, что фотографии взяты из материалов дела, которое вел другой прокурор. Синклера уволили с волчьим билетом. Он всегда утверждал, что это Миттел его подставил. — Думаешь, это действительно было его рук дело? — Да. Это было очень в его стиле… Впрочем, кто знает. Босх понял: еще немного расспросов, и разговор перестанет выглядеть обычной непринужденной болтовней. Гофф может что-то заподозрить. — Ладно, ты чем сегодня вечером думаешь заняться? Будешь спать заваливаться или, может, махнем в «Каталину»?[8] Я слышал, Редман[9] в городе. Приехал на вечернее ток-шоу к Лено[10]. Готов биться об заклад, что они с Брэнфордом[11] заглянут на огонек. — Звучит заманчиво, Гарри, но Эндрю собирался готовить ужин, и я думаю, что мы с ним сегодня уже никуда не пойдем. Он рассчитывает на меня. Ты не обидишься? — Нисколько. Вообще говоря, я в последнее время стараюсь поменьше пить. Пора уже завязывать. — О, это весьма похвально с твоей стороны. Думаю, ты заслуживаешь деревяшки с латунной табличкой. — Или рюмку виски. Повесив трубку, Босх вернулся за стол и записал в блокнот ключевые моменты разговора с Гоффом. Потом придвинул к себе стопку вырезок про Миттела. Все они относились к более позднему периоду времени, нежели публикации про Конклина, поскольку он сделал себе имя уже много позже. Конклин был первой ступенькой на его пути к успеху. В большинстве случаев имя Миттела упоминалось вскользь: он то был в числе приглашенных на очередном рауте где-нибудь в Беверли-Хиллз, то запускал очередную кампанию, то давал очередной благотворительный ужин. Он с самого начала был финансистом, человеком, к которому политики и благотворительные организации обращались, когда хотели заручиться поддержкой богатых районов Вестсайда. Он сотрудничал как с республиканцами, так и с демократами: казалось, для него не было никакой разницы. Впрочем, подлинную известность он приобрел, когда начал работать на кандидатов более высокого уровня. Так, в число его клиентов входили нынешний губернатор, а также парочка конгрессменов и сенаторов от других западных штатов. Один из кратких биографических очерков, опубликованный несколько лет назад — и совершенно определенно без участия самого Миттела, — был озаглавлен «ГЛАВНЫЙ КАЗНАЧЕЙ ПРЕЗИДЕНТА». В нем говорилось, что Миттелу было поручено найти в Калифорнии желающих спонсировать кампанию по перевыборам президента. Если верить автору статьи, в плане финансирования национальной предвыборной гонки их штату отводилась ключевая роль. Также в очерке отмечалось, что, как это ни парадоксально, в мире большой политики, где известность была превыше всего, Миттел имел репутацию чуть ли не отшельника. Он всегда предпочитал держаться в тени и терпеть не мог публичности. До такой степени, что неоднократно отказывался от почетных должностей, которые предлагали ему те, кому он помог избраться. Вместо этого Миттел предпочитал оставаться в Лос-Анджелесе, где значился в числе учредителей влиятельной юридической фирмы, специализировавшейся на финансовом праве и носившей название «Миттел, Андерсон, Дженнингс и Рунтри». И все же Босх подозревал, что этот блистательный выпускник юридического факультета Йеля имел весьма отдаленное отношение к закону в том смысле, в каком понимал его Босх. Едва ли за последние годы Миттел хоть раз переступал порог зала суда. Гарри вспомнил про награду Конклина и не смог удержаться от улыбки. Зря Миттел уволился из прокуратуры. У него были бы все шансы стать лауреатом. К очерку прилагалась фотография. На ней Миттел у трапа Борта Номер Один встречал прибывшего в Лос-Анджелес тогдашнего президента. Хотя статья была давнишняя, он поразился тому, как молодо Миттел выглядел на снимке. Босх на всякий случай даже снова заглянул в очерк, чтобы уточнить его возраст. По его подсчетам выходило, что сейчас Миттелу никак не могло быть больше шестидесяти. Он отодвинул вырезки и встал из-за стола. Потом подошел к раздвижной стеклянной двери на террасу и долго стоял, глядя на огни на той стороне каньона. Известные ему факты о событиях тридцатитрехлетней давности начинали понемногу складываться у него в голове в некоторое подобие связной картины. По словам Кэтрин Регистер, Конклин был знаком с Марджори Лоуи. Из дела явствовало, что он по неизвестным причинам пытался вмешаться в следствие по делу о ее убийстве. И это вмешательство по неизвестным причинам нигде не было задокументировано. Это произошло всего за три месяца до того, как он официально объявил, что намерен баллотироваться на должность окружного прокурора, и менее чем за год до того, как ключевой фигурант дела, Джонни Фокс, погиб, занимаясь агитационной работой в составе его предвыборного штаба. Миттел, руководивший избирательной кампанией, никак не мог не знать Фокса. Следовательно, заключил Босх, все, что делал и знал Конклин, практически неизбежно должно было быть известно Миттелу, его доверенному лицу и идейному вдохновителю его предвыборной гонки. Босх вернулся за стол и открыл блокнот на странице с именами. Потом взял ручку и обвел в кружок и имя Миттела тоже. Ему до смерти хотелось выпить еще пива, но он решил ограничиться сигаретой. Глава 14 С утра Босх первым делом позвонил в отдел кадров УПЛА и попросил проверить, служат ли до сих пор в управлении Эноу с Маккитриком. Он в этом очень сомневался, но проверить все равно следовало. Глупо было бы, если бы он положил массу сил на то, чтобы отыскать эту парочку, и обнаружил, что они все еще состоят на службе. Кадровичка проверила по базе и сообщила ему, что офицеры с такими именами в настоящее время в списочном составе не числятся. После этого он решил, что настало время снова прикинуться Харви Паундзом. Он набрал номер Управления автомобильным транспортом в Сакраменто, представился именем лейтенанта и снова попросил связать его с миз Шарп. Судя по тону, которым она произнесла «Слушаю», когда взяла трубку, она, без всякого сомнения, его помнила. — Это миз Шарп? — Вы же просили связать вас с ней, разве нет? — Да, просил. — Значит, это миз Шарп. Чем я могу вам служить? — Ну, я хотел заключить перемирие, так сказать. Мне нужно пробить по вашей базе еще нескольких человек, и я подумал, что, если я обращусь напрямую к вам, это ускорит процесс и, возможно, улучшит наши рабочие отношения. — Зайчик, у нас с вами нет никаких рабочих отношений. Будьте добры, не вешайте трубку. Она нажала кнопку, прежде чем он успел произнести хотя бы слово в ответ. В трубке так долго царила мертвая тишина, что Босх уже начал думать, что вся эта затея, организованная с целью досадить Паундзу, того не стоила. Наконец трубку взяла другая женщина и сообщила, что миз Шарп попросила ее помочь. Босх продиктовал ей табельный номер Паундза, а затем имена Гордона Миттела, Арно Конклина, Клода Эноу и Джейка Маккитрика и сказал, что ему нужны их адреса. В трубке снова повисла тишина. Босх плечом прижал трубку к уху и, чтобы не терять времени зря, решил пожарить яичницу. Когда она приготовилась, он соорудил себе сэндвич, положив ее между двух ломтиков поджаренного белого хлеба и сдобрив холодной сальсой из банки, которая стояла в холодильнике. Он съел сэндвич, стоя над раковиной, чтобы не обляпаться, и, утерев рот, успел налить себе вторую за день кружку кофе, когда в трубке вновь послышался женский голос: — Прошу прощения за долгое ожидание. — Ничего страшного. Потом он вспомнил, что притворяется Паундзом, и тут же пожалел о том, что сказал это. Женщина сообщила, что не нашла ни адресов, ни номерных знаков, зарегистрированных на Эноу и Маккитрика, затем продиктовала ему адреса Конклина и Миттела. Гофф был прав. Конклин жил в Ла-Бреа-Парке. Миттел обретался к северу от Голливуда, на Геркулес-драйв, в жилом квартале под названием Маунт-Олимпус. К этому моменту Босх был настолько занят своими мыслями, что ему было уже не до того, чтобы продолжать прикидываться Паундзом. Он вежливо поблагодарил свою собеседницу и, повесив трубку, принялся обдумывать, что делать дальше. Эноу с Маккитриком или были мертвы, или переехали куда-нибудь в другой штат. Можно было узнать их адреса через отдел кадров, но на это мог уйти весь день. Он снова взял телефон и, набрав номер отдела, попросил связать его с детективом Лероем Рубеном. Рубен оттрубил в управлении без малого сорок лет, и половину из них в убойном. Он мог что-то знать об Эноу с Маккитриком. Как и о том, что Босха временно отстранили от работы. — Рубен. Чем могу вам помочь? — Лерой, это Гарри Босх. Что новенького? — Да ничего особенного, Гарри. Ну что, наслаждаешься бездельем? Выходит, он был в курсе ситуации Босха. Что ж, значит, единственное, что ему оставалось, — это быть откровенным. До определенной степени. — Ну, можно сказать, что и наслаждаюсь. Но выспаться все равно не получается. — Да? И что же тебе мешает? — Я тут решил на досуге поднять одно старое дело, Лерой. Поэтому и звоню. Хотел попытаться отыскать парочку старичков из управления. Подумал, вдруг тебе о них что-то известно. Они работали в Голливуде. — Что за старички? — Клод Эноу и Джейк Маккитрик. Помнишь таких? — Эноу и Маккитрик. Нет, не припоминаю… Хотя да, Маккитрика, кажется, помню. Он ушел лет десять-пятнадцать назад, что-то такое. Вернулся обратно во Флориду, если я ничего не путаю. Да, по-моему, все-таки во Флориду. Он отработал у нас в убойном примерно год. Уже в самом конце. А вот второго, Эноу, я что-то не помню. — Что ж, попытка не пытка. Посмотрим, может, удастся что-нибудь найти во Флориде. Спасибо, Лерой. — Слушай, Гарри, а что за дело-то? — Да так, одно старое дело, которое завалялось у меня в ящике. Надо же чем-то занять мозги, пока они там решают, как со мной быть. — А говорят что-нибудь? — Пока нет. Отправили меня к психологу. Если удастся ее убедить дать добро, я вернусь в отдел. Посмотрим. — Что ж, удачи тебе. Ты знаешь, мы с ребятами, когда до нас дошла эта история, ржали до потери пульса. Мы тут наслышаны про этого Паундза. Такого кретина еще поискать. Ты правильно поступил. — Ну, будем надеяться, не настолько правильно, чтобы вылететь с работы. — Все будет хорошо. Ну, заставят тебя несколько раз съездить в Чайна-таун, поканифолят мозги и вернут обратно в строй. Не переживай. — Спасибо, Лерой. Повесив трубку, Босх стал готовиться к выходу из дома. Он надел свежую рубашку и вчерашний костюм. Потом, сев в арендованный «мустанг», поехал в город, где провел последующие два часа в бегах по бюрократическому лабиринту. Первым делом он направился в отдел кадров, который находился в Паркер-центре, объяснил инспекторше, чего он хочет, а потом еще полчаса ждал начальника отдела, чтобы объяснить все заново теперь уже ему. Начальник разочаровал его, сообщив, что он зря потерял время, потому что нужная ему информация хранится в архиве мэрии. Босх перешел через улицу к восточному крылу здания мэрии, поднялся по лестнице и, пройдя по крытому переходу над Мейн-стрит, очутился в белой высотке главного корпуса. Поднявшись на лифте на девятый этаж, где размещался финансовый отдел, он предъявил очередной инспекторше удостоверение и сказал, что в целях ускорения процесса предпочел бы сразу поговорить с начальником. Ему пришлось минут двадцать подождать, сидя на пластиковом стуле, прежде чем его проводили в маленький кабинет, в котором каким-то чудом умещались не только два рабочих стола и два каталожных шкафа, но еще и несколько коробок на полу. За одним столом сидела тучная женщина с бледным лицом и черными волосами, а также бакенбардами и легким намеком на усики. На календаре, разложенном перед ней на столе, Босх заметил засохшее пятно от еды. Рядом стояла многоразовая пластиковая бутылка для лимонада с завинчивающейся крышкой и соломинкой. «Мона Тоцци», — гласила пластиковая табличка на краю стола. — Я начальница Карлы. Она сказала, вы полицейский?