— Детектив. Он выдвинул из-за пустующего стола стул и уселся напротив толстухи. — Прошу прощения, но, когда Кэссиди вернется, ей понадобится этот стул. Это ее рабочее место. — А когда она вернется? — В любой момент. Она вышла за кофе. — Что ж, если мы поторопимся, к ее возвращению я уже успею благополучно удалиться. Толстуха издала отрывистый смешок, больше похожий на фырканье, но ничего не сказала. — Я уже битых полтора часа пытаюсь выяснить пару адресов, но меня только футболят от человека к человеку или маринуют в коридоре. Но самое смешное в этом то, что я и сам работаю на город и в данный момент занят тем, что пытаюсь сделать важное для города дело, а городу на меня плевать. И между прочим, мой психолог утверждает, что у меня эта самая посттравматическая стрессовая хрень и что мне лучше бы лишний раз не нервничать. А я вместо этого бегаю тут из кабинета в кабинет и уже готов озвереть. Толстуха некоторое время внимательно смотрела на него, вероятно прикидывая, не стоит ли ретироваться за дверь, пока у него не сорвало крышу. Потом поджала губы — при этом усики над верхней губой у нее из намека превратились в уверенное заявление — и с силой присосалась к своей бутылочке. Порция кроваво-красной жидкости по прозрачной соломинке переместилась в ее рот. Она прочистила горло, прежде чем заговорить успокаивающим тоном. — Послушайте, детектив, расскажите-ка мне лучше, что вы пытаетесь найти? — Отлично. — Босх изобразил на лице надежду. — Я знал, что найдется человек, которому будет не все равно. Мне нужно узнать адреса, по которым отправляются пенсионные чеки двум вышедшим в отставку офицерам полиции. Густые брови Моны недовольно сошлись на переносице. — Мне очень жаль, но это строго конфиденциальная информация. Даже внутри городских служб. Я не могу дать вам… — Мона, позвольте мне кое-что вам объяснить. Я расследую убийства. Как и вы, я работаю на город. У меня появились новые зацепки в старом нераскрытом деле об убийстве, которым я занимаюсь. Мне необходимо связаться с полицейскими, которые изначально вели это дело. Речь идет о событиях тридцатилетней давности. Была убита женщина. Я не могу найти двух детективов, которым было изначально поручено это дело, и в отделе кадров послали меня сюда, к вам. Мне нужны адреса, на которые отправляются пенсии. Вы поможете мне или нет? — Детектив… как вы сказали — Борщ? — Босх. — Детектив Босх, а теперь позвольте мне кое-что объяснить вам. Если вы работаете на город, это еще не дает вам права доступа к конфиденциальным данным. Я тоже работаю на город, но не заявляюсь в Паркер-центр и не требую показать мне то и се. Люди имеют право на защиту их частной жизни. Единственное, что я могу вам предложить, это вот какой вариант. Если вы назовете мне фамилии этих ваших полицейских, я отправлю каждому из них письмо с просьбой связаться с вами. Таким образом вы получите нужную вам информацию, а я сохраню конфиденциальность личных данных. Устроит вас такой вариант? Письма будут отправлены сегодня же. Это я вам гарантирую. Она улыбнулась, но такой насквозь фальшивой улыбки Босх не видел уже давно. — Нет, дорогая Мона, такой вариант меня совершенно не устроит. Должен сказать, что я крайне разочарован. — Ничем не могу помочь. — Еще как можете. — Мне надо работать, детектив. Хотите, чтобы я отправила письма, назовите имена. Не хотите — не надо. Босх кивнул и, примостив на коленях портфель, который все это время стоял на полу, громко щелкнул застежками. От неожиданности женщина вздрогнула. Босх достал телефон и, набрав свой домашний номер, подождал, пока включится автоответчик. — Что вы делаете? — раздраженным тоном спросила Мона. Босх вскинул ладонь, призывая ее помолчать. — Да, можете соединить меня с Уайти Спрингером? — произнес он в трубку, украдкой наблюдая за ее реакцией. Это имя явно было ей знакомо. Спрингер был колумнистом «Таймс», освещавшим деятельность городской администрации. Его коронной темой были истории о разнообразных бюрократических ужасах. Маленький человек против системы. Как правило, чиновникам удавалось организовывать горожанам такие ужасы абсолютно безнаказанно благодаря программе защиты государственных служащих, но политики почитывали колонку Спрингера, а когда речь заходила о почетных должностях, переводах и повышениях по службе, их мнение могло обладать в городской администрации серьезным весом. Какой-нибудь бюрократ, ославленный Спрингером в газете, мог благополучно остаться при своей должности, но никогда больше не получить повышения, равно как ничто не мешало ему стать объектом бесконечных служебных проверок или пристального наблюдения со стороны инспектора. Словом, Спрингеру на язык лучше было не попадаться. Это было известно всем, включая Мону. — Да, хорошо, я подожду, — сказал Босх в трубку. Потом бросил, обращаясь к Моне: — Это ему понравится. Полицейский, пытающийся раскрыть убийство, семья жертвы, тридцать три года дожидающаяся ответа на вопрос, кто ее убил, и бюрократка, которая сидит у себя в кабинете, попивая фруктовый пунш, и отказывается выдавать адреса, которые ему нужны, чтобы поговорить с другими полицейскими, которые расследовали это дело. Я, конечно, не газетчик, но, думаю, на колонку это потянет. Уайти будет просто в восторге. А вы как думаете? Он улыбнулся, глядя, как лицо толстухи наливается краской, становясь практически того же цвета, что и фруктовый пунш у нее в бутылке. Он не сомневался, что этот фокус сработает. — Так, вешайте трубку, — сказала она. — Что? С чего бы это? — ВЕШАЙТЕ ТРУБКУ! Вешайте трубку, и вы получите свою информацию. Босх захлопнул крышечку телефона. — Диктуйте имена. Босх продиктовал ей имена, и она, мрачнее тучи, поднялась и без единого слова вышла из-за стола. Учитывая ее габариты и тесноту, это было нетривиальной задачей, однако же она справилась с этим маневром с грациозностью балерины, достигнутой, видимо, постоянной практикой. — Сколько времени это займет? — поинтересовался он. — Сколько нужно, столько и займет, — огрызнулась она, уже у двери вновь до некоторой степени обретя свой чиновничий апломб. — Нет, Мона, у вас ровно десять минут. И ни секундой более. Если не уложитесь, назад можете не возвращаться, потому что вас тут с распростертыми объятиями будет встречать наш общий друг Уайти. Толстуха остановилась и пробуравила его взглядом. Он подмигнул ей в ответ. Как только за ней закрылась дверь, он поднялся и, обойдя стол, придвинул его на пару дюймов ближе к противоположной стене, чтобы посмотреть, как она будет протискиваться обратно к своему стулу. Вернулась она семь минут спустя с листком бумаги в руке, но Босх сразу понял, что адресов ему не видать. На ее лице было написано торжество. Ему вспомнилась женщина, которую не так давно судили за то, что отрезала мужу пенис. Должно быть, у нее в тот момент было в точности такое же выражение лица. — Боюсь, детектив Борщ, у вас небольшая проблема. — Что за проблема? Она двинулась в обход стола и немедленно задела тумбообразным бедром ламинированный угол столешницы. Получилось, судя по всему, скорее неловко, чем болезненно. Она взмахнула руками, чтобы не упасть, и перевернула свою бутылку. Красная жидкость потекла из соломинки прямо на календарь. — Черт! Она торопливо обогнула стол и подхватила упавшую бутылку. Потом, прежде чем сесть, с подозрением посмотрела на стол, не понимая, что с ним случилось. — Не сильно ушиблись? — участливо поинтересовался Босх. — Что там за проблема с адресами? Она проигнорировала его первый вопрос и, тут же позабыв про свою неловкость, с торжествующей улыбкой воззрилась на Босха. Потом уселась за стол и, выдвинув ящик, достала оттуда ворох салфеток, судя по всему, прихваченных из кафетерия. — Проблема в том, что в обозримом будущем поговорить с детективом Клодом Эноу вам не удастся. Во всяком случае, я так полагаю. — Он умер. — Да. — Она принялась вытирать со стола лужу. — Чеки отправляются его вдове. — А Маккитрик? — С Маккитриком вам повезло больше. Вот его адрес. Он теперь живет в Венеции. — В Венеции? И в чем тут проблема?[12] — В той Венеции, которая во Флориде. Толстуха самодовольно улыбнулась. — Во Флориде, — эхом повторил Босх. Он понятия не имел, что во Флориде тоже есть своя Венеция. — Да, это штат такой. На другом конце страны. — Я в курсе, где он. — Да, и еще. Адрес, который у нас есть, — это номер абонентского ящика. Мне очень жаль. — Ни минуты в этом не сомневаюсь. А номера телефона у вас нет? Толстуха броском отправила мокрые салфетки в мусорную корзину в углу кабинета. — Нет, телефона нет. Можете попробовать обратиться в справочную. — Всенепременно. А у вас там не указано, когда он вышел в отставку? — Вы не сказали, что вам нужны эти данные. — Тогда давайте то, что у вас есть. Босх знал, что мог бы получить больше информации, что у них наверняка где-то есть номер телефона, но у него были связаны руки, потому что формально он не имел никакого права заниматься этим расследованием. Если он будет слишком настырничать, то добьется только того, что его самовольную деятельность заметят и положат ей конец.