* * * Час спустя, как и сказал Джон, за нами приезжает лодка. После родов я сильно ослабела и едва держусь на ногах, преодолевая путь от домика до воды, где она стоит. Джон подхватывает на руки меня вместе с Люси и несет оставшееся расстояние — ночная сорочка свешивается до земли, моя голова покоится на его плече, запах пота и мужского тела заполняет мне ноздри. Я прижимаюсь к нему, обхватив за шею. Мы проходим мимо группы мужчин, стоящих на берегу, — у них измученный вид. Один кажется мне знакомым, и я пытаюсь вспомнить, где видела его раньше. Джон несет меня по воде, и, по мере того как заходит все глубже, его штаны намокают все сильнее — наконец мы подходим к лодке, качающейся на волнах. Никто из нас не говорит ни слова. Владелец лодки прибыл из Майами, и он единственный, на ком шторм не оставил своих отметин — его одежда выглядит несравненно лучше, чем у тех, кто чудом уцелел. Джон осторожно подсаживает нас — я прижимаю к груди Люси, из-за качки лодка кажется неустойчивой. Мне хочется прижаться к Джону и снова испытать чувство защищенности, которое узнала в эти последние дни, но я делаю над собой усилие и отпускаю его. — Я разыщу вас, как только выберусь отсюда, — клянется он. Что дальше? Куда мы отправимся? И что ждет нас там? Джон поворачивается к хозяину лодки, и, прежде чем отплыть, они обмениваются парой слов. Я смахиваю рукой слезы, текущие у меня по лицу, и тихонько напеваю Люси, которая пришла в волнение из-за качки. И только когда мы выходим в открытое море, я вспоминаю, где раньше видела этого мужчину — в закусочной «У Руби». Он приходил с молодой и очень красивой женой-кубинкой, которую звали Мирта. Как же он изменился за эти дни — одежда порвалась и запачкалась, лицо осунулось. Что случилось с его женой? Надеюсь, она жива и не пострадала. Я привычным взглядом смотрю на воду, в сторону берега, где находится Джон, и вот уже архипелаг остается позади, а Джон превратился в крохотное пятнышко, и вокруг только океан, и мы снова одни. Глава 27 Мирта Я так измучилась минувшей ночью, но уснуть все равно не могу. Я жду Энтони, держа револьвер наготове, и при каждом скрипе и шуме сердце готово выскочить из груди. Связи по-прежнему нет — учитывая масштабы разрушений, вызванных ураганом, ее еще долго не восстановят, а если принять во внимание, что мы отрезаны от остального мира, то легко представить себя на этом крохотном острове как в полном одиночестве, так и в многолюдной компании. Интересно, здесь есть любители рыться в мусоре под покровом ночи? Опасения Энтони были не напрасны — непонятно, когда нас спасут, а еда и питьевая вода станут проблемой, весьма вероятно, очень скоро. Какой-то шум нарушает относительную тишину ночи — шорох, за которым слышится звук шагов по деревянному крыльцу веранды. Сжимая в руке револьвер, я с колотящимся сердцем иду из гостиной к входной двери. — Это я, — звучит знакомый голос, и я открываю дверь в тот момент, когда Энтони ступает на веранду. Я бросаюсь ему навстречу, и на полпути мы встречаемся — он чуть подается назад под моим весом и смыкает руки у меня на талии. Мы стоим, вцепившись друг в друга, и не произносим ни слова. Что тут говорить? Ощущение такое, что за последние сутки мы прожили целую жизнь — я совершенно опустошена и натянута как струна. Единственное, чего мне сейчас хочется, — это про все забыть. Я хочу Энтони. Я прижимаюсь губами к его губам, давая волю телу. Наш поцелуй меняется, и я чувствую в нем такую же отчаянность, какая живет во мне, — из податливого его тело становится властным. Уже в тот момент, когда наши губы соприкасаются, я понимаю, что это объятие не похоже на те, которые случались между нами прежде: возможно, он сдерживал себя и теперь я вижу его с новой стороны. Или он просто так же, как и я, потрясен увиденным сегодня. Мы опускаем руки — я смотрю на него, и вдруг внутри меня будто что-то размыкается. — Почему ты захотел на мне жениться? — требовательно спрашиваю я. В ушах раздается мамин голос, пеняющий мне за прямолинейность, но у меня нет сил к нему прислушиваться. — Потому что я хотел тебя. Его слова вызывают во мне трепетный отклик. — А ты всегда получаешь то, чего хочешь? — Почти всегда. — И чего именно ты хотел? От меня? — Всего. Сердце ухает и замирает. — Я хочу, чтобы ты уважала меня. И не хочу, чтобы ты об этом сожалела, — он делает глубокий вдох. — Я хочу, чтобы ты меня любила. — Я тоже этого хочу, — признаюсь я, сама удивляясь тому, насколько это правда. — Но ты не можешь хотеть этого и не отдавать мне себя взамен. Почему ты захотел меня? Почему именно меня? Может, до тебя дошли слухи, что мой отец в отчаянном положении, а я — довольно хорошенькая и соответствую твоим запросам? — Нет. Ты себя недооцениваешь. — Я научилась смотреть на вещи прагматично. — Тебе больше не надо об этом беспокоиться. — Разве о таких вещах можно перестать беспокоиться? — Пожалуй, нет. Но я был с тобой знаком. В некотором смысле. — Ты про тот день в библиотеке… — В тот день в библиотеке мы разговаривали в первый раз, но впервые я увидел тебя не тогда, а раньше, возле своего отеля. Ты шла с подругами. На тебе было платье, которое я никогда не забуду, — он умолкает, точно воспоминание заслуживает особого отношения. — А какого цвета было платье? — спрашиваю я, желая стать частью этой истории, о существовании которой прежде не догадывалась. — Голубое. Мне смутно помнится тот вечер — пора невинных радостей и блеска, один из многих в длинной веренице, подобно жемчужинам, нанизанным на нитку, как ожерелье у меня на шее. Рука Энтони тянется к моей талии. — Вот здесь оно было облегающим, и, увидев тебя, я подумал, что смогу сомкнуть руки у тебя на поясе. — Я с изумлением смотрю на обнимающие меня руки. — Вот так, — добавляет он и сглатывает. — У тебя развевалась юбка. — Его руки спускаются ниже, скользят по моим бедрам, ласково касаются их. — Я помню это платье, — отвечаю я, слабея. — Тогда я подумал, что ничего прекраснее тебя я в этой жизни не видел. — Ты не заговорил со мной. — Нет. Да и кто осмелился бы — с моей-то репутацией? Я даже никогда не думал, что наши пути снова пересекутся. Ты возникала в самые неожиданные моменты, мерещилась мне по всей Гаване — твой локоть, изгиб шеи, взмах твоей юбки, — ты стала моей навязчивой идеей, как мелодия, от которой невозможно отделаться. — Еще романтики, — поддразниваю его я, хотя сердце барабанит в груди, потому что это действительно романтично — мысль о том, как этот мужчина выглядывал меня на улицах Гаваны, очень возбуждает, хотя я понимаю, что подобные порывы не являются надежным основанием для счастливого брака и честного партнерства. — Хочешь романтики? Будет тебе столько романтики, что покраснеешь до ушей. Я требую подробностей. — Как-то мы с твоим отцом оказались за покерным столом. Эта часть истории для меня покрыта туманом. Ходили слухи, что отец Мирты Перес проиграл ее в карты. — У тебя были определенные намерения, когда он подсел к тебе? — Нет. Я не очень верю в судьбу, но ты все время попадалась на моем пути, а я никогда не упускал то, что хотел.