— И поэтому предложил поставить на карту меня. — Я предложил жениться на тебе, да. Казалось, это решало все проблемы. Твоей семье требовалась помощь — дополнительные средства и благосклонность Батисты, а я позарез хотел… Он не произносит это вслух, но я легко могу закончить его мысль. Тебя. А была ли я вообще нужна кому-нибудь до него? Энтони стискивает меня сильнее. — Тем вечером в библиотеке твоего отца, когда мы впервые разговаривали… — Его глаза сияют. — …я хотел сделать так… Я могу лишь стоять неподвижно — к горлу подступают чувства, названий которых я не знаю. Семья, которую мне хочется иметь, брак, о котором я мечтаю, — вот они, стоит лишь протянуть руку. Мы можем быть счастливы. Я могу быть с ним счастлива. Теперь уже я становлюсь ненасытной. Он говорит о моей красоте, о моем теле, а я безраздельно хочу его. Я хочу его сердце. Запах его одеколона заполняет мне ноздри, его тело крепкое там, где мое — сама мягкость. Рядом со мной мужчина, который пробился в жизни грубой силой и натиском. Я склоняю к нему голову — он ловит мои губы, раздвигает их языком, и я, открывшись ему, откликаюсь на поцелуй. Ничто в моей жизни не предвещало такой встречи. С ним. — Дыши, — шепчет он в мои губы, гладя меня по волосам. Я делаю глубокий вдох, и его слова помогают распутать плотный клубок внутри меня, когда я постигаю свое будущее. Сорочка падает на пол, от его взгляда меня пробивает дрожь — я иду навстречу ему, и он сдавленным голосом произносит мое имя. К исходу этой ночи я становлюсь его женой в полном смысле этого слова. Глава 28 Элизабет. Среда, 4 сентября 1935 года Когда-то меня безраздельно занимали мысли о смерти. Мама говорила, что девушке нашего круга противоестественно увлекаться подобными темами, но, учитывая историю нашего семейства, я не могла не думать о том, что чувствовали отец и брат в свои последние мгновения, понимали ли, что умрут, и был ли момент сожаления, когда им хотелось вернуть все назад. Порой я давала волю воображению, и тогда мне представлялся теплый белый свет и ангелы, возвещающие об их прибытии к последнему месту назначения. Когда я умирала, было холодно. И темно. Только что я была в поезде, держась за Сэма, и вот меня уже нет, и одна лишь мысль проносится в голове, прежде чем меркнет свет… Я не хочу умирать. Просыпаясь, я вижу над собой женщину — на ней белоснежная одежда, в глаза мне бьет свет. Ее голос снова и снова отдается в моих ушах. — Элизабет, Элизабет… В голове тупая боль, горло пересохло и саднит. Тело ноет, на руке — безобразный синяк. На запястье — еще один. Я пытаюсь поднять руку, но не могу ей пошевелить, я… Меня охватывает паника. — Элизабет. Я сглатываю и, поморгав, вглядываюсь в пятно над плечом медсестры — этот голос мне знаком. Сэм. Он берет меня за руку. Медсестра говорит, но звук доносится словно издалека, точно я нахожусь под водой. Поезд… — Вода… — Хотите попить? — спрашивает она. Я качаю головой, пытаюсь снова, слова мешаются у меня в голове. — Вода. Там была вода. — Вас смыло ураганом, — вмешивается Сэм. — Поднялась волна. И накрыла поезд. Когда она обрушилась, вас сбило с ног, и вы ударились головой о стену вагона. Вы были без сознания. — Я оказалась под водой. — Вы чуть не утонули. — Где я? — В больнице в Майами, — говорит Сэм. — Вас доставил сюда катер береговой охраны. Они эвакуируют людей с Мэткемб-Ки на материк. Вас отправили в числе первых, потому что вы были ранены. — Я вас оставлю ненадолго, — говорит медсестра. Цокая каблуками, она идет к двери и тихо притворяет ее за собой, после чего мы остаемся одни. — Все произошло так быстро. — Он стискивает мне руку. — Штормовая волна накрыла поезд, вагоны залило водой. Я держался как мог и старался удержать вас. Остальные тоже пытались изо всех сил. Только что вы были рядом, и вдруг вас нет. Поток был слишком сильным. Меня снесло — мы чудом не утонули. — Я вообще ничего не помню. — Так страшно мне никогда еще не было. Эвакуационный поезд… — Он стискивает челюсти. — …его опрокинуло с рельсов. Люди выбирались через окна, одним удалось ухватиться за рельсы и за поезд, других смыло в океан, и они утонули. Все, в том числе дети. Количество жертв пока никто не знает. Еще продолжаются поиски выживших, находят тела, — он умолкает. — Там кошмар. Восстановление будет долгим и трудным. Кажется, будто ураган налетел и унес все с собой. Там пустая земля. Я нашел вас на земле в сотнях метров от станции. Не знаю, как вы там оказались, и поначалу я подумал, что вы мертвы. Вы не открывали глаза, и пульс тоже не прощупывался. — Ветераны… Брат. — Я не знаю. Лагерей нет. Уничтожены ураганом. Эвакуировали не всех, только кого смогли… У него на лице выражение неописуемого ужаса… — А что с постояльцами гостиницы, которые отказались поехать с нами? — Большинство построек разрушено. Не думаю, что что-то уцелело. И что случилось с остальными, я не знаю. Слезы застилают мне глаза и катятся по щекам. — У вас сотрясение мозга, — говорит Сэм. — Вас хотят понаблюдать несколько дней и убедиться, все ли в порядке. Вас сильно потрепало — вероятно, вы зацепились за что-то, и потому вас не смыло в океан. Это, по крайней мере, объясняет синяки. — А у вас это откуда? — Я указываю на рваную рану у него под глазом. — Ударило чем-то, я так думаю. Все было как в тумане, что-то я вообще не помню, но я отделался только порезами и синяками. Ничего страшного. — Вы показались врачу? — Меня осмотрели, как только мы прибыли сюда. Тут у людей такие ранения, что врачам дел хватает. Я в порядке. — И сколько мы уже в Майами? — Сутки. Люди приезжали на лодках, чтобы вывозить раненых. И все еще идут спасательные работы по оказанию помощи остальным. — А есть список выживших? Мне нужно разыскать брата. — Я найду с кем поговорить. Что-нибудь да выясню. А вам сейчас нужно поправляться. Врачи говорят, что самое главное для вас — отдыхать, — он сглатывает комок в горле. — Я думал, вы погибли. Меня удивляет волнение в его голосе.