— Типа ограблений банков? — Нет, грабителями банков я не занимаюсь. — Значит, гангстерами, — предполагаю я. Он не подтверждает и не опровергает, отсюда я заключаю, что моя догадка верна. — И много гангстеров в Ки-Уэст? В Нью-Йорке они, разумеется, есть, но Ки-Уэст мне всегда представлялся эдаким сонным местечком, совсем непохожим на криминальный город. — Здесь пролегает несколько оживленных контрабандных маршрутов. — Значит, вы тут по делам, а не ради собственного удовольствия? — Да. — Охота на гангстеров — звучит опасно. — Опасности случаются, но по большей части все обстоит довольно мирно — сплошная бумажная волокита. — Она вам нравится? Мои знакомые мужчины посвящали жизнь бизнесу и финансам — невозможно представить, чтобы кто-нибудь из них выбрал себе подобную стезю. Им скорее свойственно обходить закон, чем защищать его. — Это часть работы, — он делает паузу. — Да, она мне нравится. — Это требует определенного оптимизма. Люди всегда будут совершать преступления. — Именно так. Возможно, это не самая шикарная работа, но в этом климате даже я способна оценить выгоды подобной охраны. — И вам нравится их ловить? — Мне нравится привлекать их к ответственности. Приятно сознавать, что на улицах стало одной опасностью меньше. Сам факт того, что они ответят за свои преступления, дарит чувство облегчения. И внешне он вполне тянет на нетерпимого в вопросах морали борца за добро и справедливость. Но есть одна загвоздка — я считаю, нельзя всю жизнь гоняться за преступниками и не запачкаться самому. — А вы чем занимаетесь? — спрашивает он, ловко переводя стрелки в разговоре. — Пожалуй, тем же самым, что и остальные, — пожимаю плечами я. — И как вообще живется в Нью-Йорке? Что на это ответить? «До того как», когда жизнь была сплошным праздником, или «после того как», когда мы, как и все, впали в отчаяние? — Как и повсюду в стране в наши дни. Работы нет, и денег тоже. — Кем вы работаете? Несколько лет назад в ответ на такой вопрос я бы рассмеялась. Сейчас он вызывает некоторую неловкость. — Пару раз ходила на биржу труда. Пыталась получить работу. — И что нашли? — Слишком много женщин находится в таком же отчаянном положении. У них есть опыт, им надо кормить детей, — я пожимаю плечами. — Мне предложили место продавщицы в универмаге, потому что я миловидная. У красивых женщин есть шанс трудоустроиться даже во времена Депрессии. — Я попробовала, но, честно говоря, оказалась ни на что не годной. — Да ну? — Мне не хватало терпения. Надо было весь день стоять и ждать, когда кто-нибудь к тебе подойдет. И денег было не настолько много, чтобы улучшить наше положение. Для хорошенькой девушки всегда найдутся другие занятия. — Могу себе представить, — произносит он без тени юмора в голосе. — Вряд ли. Мужчинам легче живется, разве нет? Слава богу, что я не родилась дурнушкой, без роду и племени, в голоде и нищете, обреченной заниматься поденной работой и мечтать о будущем, которое никогда не наступит. Депрессия ударила по всем нам, но женщинам приходится тяжелее всех. Многие мечтали о замужестве и семье, но в наши дни браки заключаются все реже и реже. Другие мечтали о карьере, а в итоге их обвинили в том, что они отбирают работу у мужчин. — Говорят, худшее уже позади, — замечает Сэм. Меня совсем не удивляет, что госслужащий покупается на ложь, которую льют нам в уши. — А что им еще говорить, а? — возражаю я. — Когда все потеряно, хуже уже не станет. Я смотрю в окно на проносящиеся мимо виды. Здесь красиво — необжитая, дикая природа. Хотя Манхэттен населен довольно густо, нью-йоркское общество сравнительно невелико, и когда мы лишились всего, уединиться было невозможно, наш крах оказался у всех на виду. Мне понятно желание сбежать сюда и исчезнуть, получить передышку от слухов и сплетен. На земле есть места и похуже, а здесь за спиной океан, солнце светит в лицо и под ногами песок. Я обязательно найду его в эти выходные. Я должна. Глава 6 Мирта После ланча, как только Энтони находит человека, который чинит нам колесо, мы опять отправляемся в дорогу, держа курс на север, и по пути, до прибытия на Но-Нейм-Ки, в основном молчим. Когда мы садимся на паром до Лоуэр-Мэткемб, солнце начинает клониться к закату. Энтони неразговорчив, на его лице сохраняется мрачное выражение. Судя по всему, он раздражен тем, что мы задержались из-за лопнувшего колеса, — я стараюсь поднять ему настроение, потом сдаюсь и остаток пути дремлю. Проснувшись, я вижу перед собой мужа, чьи карие глаза внимательно смотрят на меня. Мы сходим с парома и снова садимся в машину, но едем недолго и наконец прибываем в то место, где нам предстоит провести медовый месяц. Дом на берегу моря — просто загляденье: большой, белый, с круговой верандой и темными ставнями. Въезд обрамляют высоченные пальмы, усиливая впечатление уединенности. Очень романтично. — Хозяин рыбачит на Лонг-Ки с членами Флаглеровского спортклуба, — говорит Энтони. — Вандербильтами и прочими. Продолжения не требуется. Есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги, и, судя по всему, в Соединенных Штатах уважение так же бесценно, как и на Кубе. Он паркует автомобиль, и нас приветствует немногочисленный персонал, который во время нашего пребывания здесь будет нам прислуживать. Мы проходим по дому, и один из работников — он представился как Гас — ведет нас в хозяйскую спальню и ставит мои чемоданы возле деревянного армуара напротив кровати. В комнате бледно-зеленые стены, из больших окон открывается вид на океан и песчаный пляж. — Тут нет электричества, но по вечерам можно зажигать керосиновые лампы. К счастью, в доме есть водопровод, что в этих местах редкость, — говорит Гас. Я смотрю на мужа. Энтони стоит, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Когда мы выезжали из Ки-Уэст, он снял пиджак и опустил верх автомобиля — из-за приближающейся грозы сильно парит. Рукава его белой рубашки закатаны, обнажая загорелые руки, покрытые темными волосками. Его взгляд направлен на меня. Гас бесшумно выходит, и мы остаемся одни — нас разделяет огромная кровать. Он что, имеет в виду, что мы… Затылок обдает жаром. — Хочешь искупаться? — спрашивает Энтони. У него на губах играет улыбка, точно он угадывает мои мысли и желание любым способом оттянуть наступление брачной ночи. После скоропалительной свадьбы мы с ним не оставались наедине в Гаване. Энтони сказал, что отель-казино — не место для его жены, и нам обоим не улыбалась мысль провести ночь под крышей моих родителей. Физическая близость с малознакомым человеком — и так довольно неловкая ситуация, тем более в доме, где ты выросла. Значит, сегодня вечером. — Уже почти стемнело, — говорю я. — Не совсем. Пожалуй, час светового дня еще есть. Пляж в нашем полном распоряжении — по крайней мере, мне так говорили, — добавляет Энтони, и его глаза горят почти мальчишеским восторгом. Для жителя Нью-Йорка пляж, наверное, в новинку, но главный плюс для меня в том, что это дает отсрочку от исполнения супружеских обязанностей. Он оставляет меня одну, и я быстро переодеваюсь в купальный костюм, который купила на свадебные деньги. Энтони, в купальных шортах и с полотенцем на шее, ждет меня у лестницы. Выходит, его багаж отнесли в другую комнату? Интересно, пока мы здесь, мы будем жить вместе или порознь, как мои родители на протяжении всей жизни? Супруги обсуждают подобные вопросы или они решаются сами собой, по обоюдной негласной договоренности? — Готова? — спрашивает он.