– А потом выстрел, – напомнила Дана. – Да. – Далия нахмурилась. Воспоминания были явно ей неприятны. – Я очень испугалась. Ужасное чувство. Я вдруг подумала: а что, если в зале серийный убийца или террорист? И сейчас начнет отстреливать нас одного за другим? Я представила себе, как мы бежим к выходу из зала, толкаемся, падаем, а он стоит и стреляет нам в спину. И, главное, фильм не сразу остановили. Все кричат, просят включить свет, а фильм продолжается. А тут еще… Далия нахмурилась. – Что? – еле слышно спросила Дана. – Понимаете, – Далия подняла на Дану доверчивый взгляд, – в момент выстрела кто-то коснулся моей ноги. Я это точно почувствовала. Я была в юбке и в чулках, и кто-то явно до меня дотронулся. Будто случайно задел. – Ноги? – переспросила удивленная Дана. – Именно ноги, – подтвердила Далия и коснулась кончиками пальцев правой щиколотки. – Вот здесь. Сначала я почувствовала только легкое касание. Потом посмотрела, а чулок порван. Дана опустила взгляд на щиколотку Далии, пытаясь сообразить, что означают ее слова. – Вы уверены, что не порвали чулок раньше? До похода в кино? – Я?! – Далия укоризненно взглянула на гостью. Уж не думает ли эта адвокатесса, что она способна пойти в кино в рваных чулках? – Нет, конечно. Это были новые чулки. Я их надела в первый раз. На лице Даны отразилась такая смесь сомнения, недоумения и растерянности, что Далия невольно улыбнулась. – И кто это был? – спросила Дана. – Никто, – Далия развела руками. – Я вскрикнула и взглянула вниз. Но там никого не было. Потом я попыталась заглянуть под кресло, но там было пусто. Дана смотрела на Далию, и в ее взгляде читалось недоумение. Принимая решение побеседовать со всеми зрителями, бывшими в зале во время убийства Голованова, Дана надеялась, что кто-то из них вспомнит какую-нибудь мелочь, которая наведет ее на след убийцы. Но такого она явно не ожидала. – Кто же мог коснуться вашей ноги? – произнесла она, задавая вопрос скорее себе, чем Далии. – Не знаю, – Далия покачала головой. – Я думала об этом, но так ничего и не поняла. – Может быть, ваш супруг случайно задел вас? – Мой супруг сидел с другой стороны. Кресло рядом со мной было свободно. Так же как кресло позади меня. Дана молча смотрела на Далию, и та смутилась под ее взглядом. – Вы мне не верите? – Верю, – быстро сказала Дана. – Просто пытаюсь сообразить, что же с вами произошло. – Кто-то был под моим креслом, – убежденно произнесла Далия. – Но он прополз очень быстро. Когда я заглянула под кресло, там никого не было. Дана разгладила рукой план зала. – В трех рядах за вами сидели два человека. И в двух рядах перед вами – трое. Я с ними уже встречалась. Если бы кто-то ползал под креслами, они бы его заметили и рассказали мне. Но они об этом не упомянули. – Ну, я не знаю, – обиженным голосом проговорила Далия. Ей явно было неприятно недоверие собеседницы. Ее суровый взгляд, казалось, говорил: «Неужели вы думаете, что я вру?» – Я вам, конечно, верю, Далия, – поспешила заверить Дана. – А вы сообщили полицейским о том, что вас кто-то коснулся? И порвал чулок. Далия замялась. – Честно говоря, нет. Этот молодой человек в кинотеатре, который с нами беседовал… Во-первых, он мужчина и мне было неловко говорить с ним о порванном чулке. И тем более показывать его. Во-вторых, он был так суров, что я подумала: а не сочтет ли он меня безумной, если я ему такое расскажу? В конце концов, никого под своим креслом я не видела. И в тот момент подумала, что мне все это померещилось. Со страху. – А сейчас? – Дана взглянула на Далию. – Сейчас вы не думаете, что вам все это померещилось? Далия покачала головой. – Нет, не думаю. Мне не померещилось. Это было очень легкое прикосновение, но оно было. И чулок был порван. Главное – чулок. Если бы не порванный чулок, меня можно было объявить сумасшедшей. Но чулок… – Я понимаю, – кивнула Дана. – Вас нельзя объявлять сумасшедшей. Вы совершенно нормальный человек. А кофе у вас просто замечательный. – Так я сварю нам еще по чашечке, – заторопилась Далия. – Спасибо вам, Далия. За кофе и за помощь. Но я вынуждена бежать. Дана ободряюще улыбнулась Далии и поднялась с дивана. Глава 13 Габриэль привез Алину, когда Дана уже собиралась ложиться. Сидя перед зеркалом в спальне, она, ловко орудуя ваткой, сняла дневной макияж и собиралась идти в душ, когда дверь в квартиру распахнулась и влетела Алина. – Привет, мам! – она обняла и расцеловала Дану. – Ты уже ложишься? А я затащила папу попить кофе. Смущенный Габриэль топтался на пороге. – Я, честно говоря, не собирался, но… – Но Алина настояла, – засмеялась Дана. – Хорошо. Напою тебя кофе. И даже угощу творожным пудингом. А может быть, ты хочешь поужинать? – Мы ужинали, – Алина встала в двери рядом с отцом. – Папа накормил меня шикарной курицей на гриле с зеленым горошком. В двух шагах от Кнессета. А ты, прежде чем предлагать кофе, пошла бы и переоделась. – Куда я должна пойти? – возмутилась Дана. – Я нахожусь в собственной квартире. Это вы ко мне ворвались. – Она запахнула халат, потуже затянула поясок и скомандовала: – Садитесь на диван, я сейчас сварю кофе. Когда Дана принесла в гостиную поднос с кофе, Габриэль и Алина сидели на диване и о чем-то беседовали. Выставляя чашки с кофе и тарелочки с пудингом на низкий столик, Дана нагнулась и заметила, что взгляд Габриэля переместился на ее ногу, выглянувшую в разрез халата. «Плевать, – подумала Дана, усилием воли остановив руку, потянувшуюся запахнуть подол. – Пусть смотрит!» Она опустилась в кресло и наконец запахнула халат. – Габи, через три недели у Алины день рождения. – Я помню, – отозвался Габриэль. – Отпразднуем, надеюсь, как обычно? В Моца-Иллит? – Конечно! – безапелляционно заявила Алина. – Я уже говорила с Хельмутом. Он все приготовит сам. – Что значит сам? – заволновалась Дана. – Это неправильно, если мы все взвалим на него. Он все-таки не мальчик. Девяносто восемь лет. Пусть он приготовит горячее. Я сделаю салаты, маму попрошу испечь пару пирогов. Габриэль хотел что-то сказать, но его перебила Алина: – Отлично. Я поговорю со старым Хельмутом. Габриэль взял чашку и откинулся на спинку дивана, смакуя горячий напиток. – Алина, – строго сказала Дана, взглянув на дочь. – Отправляйся к себе. Мне надо поговорить с твоим отцом. Алина зашмыгала носом, проворчала что-то о родителях, которые считают, что могут позволить себе бесцеремонно обращаться с детьми, забрала свою чашку с кофе и тарелку с пудингом и пошла к двери. Когда за ней закрылась дверь, Дана повернулась к Габриэлю. – Ты знаешь, что одна из зрительниц, которая была в зале, заявила, что в момент выстрела кто-то коснулся ее ноги? – Коснулся ноги? – Габриэль с улыбкой смотрел на Дану. – Таинственная история. Ужас в зале кинотеатра. Чужой вернулся. Птицы-убийцы летают над полом. Улица Вязов переехала в Иерусалим. – Ты напрасно иронизируешь, – рассердилась Дана. – Она утверждает, что ей это не померещилось. Из-за этого прикосновения у нее даже чулок порвался. – Чулок порвался! – воскликнул Габриэль с той же интонацией, но, взглянув на Дану, заговорил серьезно: – Но в отчете Канца… – В отчете Канца этого нет, – перебила Дана. – Эта зрительница не решилась ему рассказать. Не хотела говорить с мужчиной о порванном чулке. Кроме того, побоялась, что он сочтет ее сумасшедшей. – А тебе, значит, рассказала, – прищурился Габриэль. – А мне рассказала. Во-первых, я женщина. Во-вторых, мы беседовали у нее дома, а не на месте преступления сразу после убийства. Она сидела с мужем в шестнадцатом ряду. – Ну, хорошо, – согласился Габриэль. – И что это, по-твоему, значит? – Не знаю. – Дана поджала ноги и свернулась в клубок в кресле. – Но что-то наверняка значит. – Ничего это не значит. – Габриэль допил кофе и поставил чашку на стол. – Либо даме померещилось. Либо ветерок колыхнул ее юбку. Либо мышка пробежала. А тут такая ситуация. Выстрел. Запах пороха. Паника. Вот ей и показалось, что под креслом убийца с пистолетом в руке. Дана покачала головой. – А порванный чулок?