– Зачем так сложно? – пискнула Сабина. – Я ведь могу сказать, что приду с подругой, которая хочет с ней познакомиться. – Она может отказаться от встречи. Михайловы, как я понимаю, вовсе не те люди, которые ищут новых встреч и новых друзей. – Да, это верно, – согласилась Сабина. – Они очень закрыты. – Ну вот. А мне нужно с ней переговорить. И желательно в свободной и неформальной обстановке. Чтобы она не чувствовала напряжения и была раскованна. Поэтому я свалюсь как снег на голову. – А как я это ей объясню? Дана на мгновение задумалась. – Скажешь, что я твоя подруга, которая случайно зашла в гости. А тебе как раз нужно было выезжать на встречу. Тебе пришлось взять меня с собой. Поняла? – Поняла, – голос Сабины звучал робко и неуверенно. – Сабина, возьми себя в руки, – потребовала Дана. – Все это нужно мне, чтобы доказать невиновность Пинхаса. Да и твою тоже. Запомни. Я не твой адвокат. Я подруга. Пришла в гости. А тебе надо уезжать на встречу. И ты взяла меня с собой. Что непонятно? – Все понятно, – повторила Сабина уже более уверенным тоном. – А что мне делать на встрече? О чем говорить? Как себя вести? – Как обычно, – рассердилась Дана. – Говори о том, о чем вы говорите обычно. Погода, театр, кино, светские сплетни, выставки, концерты. О чем вы там еще говорите? Но ничего неприятного и напрягающего. Она должна расслабиться и чувствовать себя спокойно. – А если она спросит, кто ты и чем занимаешься? – Я ей сама отвечу. Ты пей кофе и рассказывай анекдоты. И не вздумай сказать, что я адвокат. – Хорошо. – Звони, – распорядилась Дана. – Потом перезвонишь мне и расскажешь, когда и где будет встреча. – Хорошо, – повторила Сабина. Помолчала и всхлипнула. – Дана, наши дела плохи? Совсем плохи, да? – С чего ты взяла? – опешила Дана. – Я чувствую. – Сабина шмыгнула носом, словно собиралась заплакать. – Эта твоя инсценировка… Это что, последняя попытка вытащить нас из петли? – Глупости! – отрезала Дана. – Дела совсем не плохи. Более того, они почти отличны. А моя инсценировка – это желание разобраться в том, что произошло на самом деле. Пока у меня есть несколько вопросов, на которые нет ответов. Вот я и надеюсь получить ответы на встрече с твоей подружкой. И все, хватит вопросов, – Дана повысила голос, почувствовав, что Сабина собирается продолжить выяснения. – Не мешай мне работать и просто сделай то, о чем я прошу. – Хорошо, – безропотно согласилась Сабина. – Я назначу встречу и перезвоню тебе. Глава 20 Полковник Лейн обвел взглядом офицеров, сидящих за его столом. – Мне нужны прямые улики против профессора Пастера и его жены, – сказал он, делая упор на слове «прямые». Сидящие за столом переглянулись, словно призывая один другого заговорить первым. Майор Моше Ригер кивнул капитану Рафи Битону – дескать, придется тебе. Битон шумно двинулся в кресле, вздохнул, кивнул и поднял на майора взгляд, полный покорности и согласия. Дескать, придется, ничего не поделаешь. Полковник Лейн с любопытством следил за этим обменом взглядами и наконец произнес: – Начинай, Моше. На лице Рафи Битона мелькнула коварная улыбка. Всем своим видом он словно говорил: вот что такое правильно выдержанная пауза. Майор Ригер нахмурился и всем телом подался к столу. – Мы проанализировали ситуацию с уликами, господин полковник. Того, что у нас есть сейчас, для суда, конечно, маловато. Даже несмотря на записи встреч Сабины Пастер с Еленой Михайловой и на заключение баллистической экспертизы. Мы не можем получить прямые улики в виде отпечатков пальцев или каких-либо вещественных доказательств. Он перевел взгляд на полковника, словно ожидал его реакции. Габриэль Лейн коротко кивнул. Дескать, согласен, не можем, что дальше? – Мы считаем, – воодушевленный Моше Ригер заговорил громче, – что у нас есть только одна возможность получить прямые улики против четы Пастер. Убедить Олега Михайлова и его супругу дать показания. Полковник оперся подбородком на сжатые кулаки. В его глазах явно читалось разочарование предложением руководителя оперативного отдела. – Убедить Михайлова дать показания? – повторил он и пожал плечами. – Какие показания? Моше Ригер все понял по тону полковника. Он нахмурился и отвалился от стола, всем своим видом демонстрируя, что добавить ему больше нечего. Габриэль Лейн перевел взгляд на Рафи Битона, и тот еле слышно пролепетал: – Показания против Пинхаса Пастера и его жены Сабины. Полковник усмехнулся, словно хотел сказать: «И это все, что вы можете мне предложить?», и шумно втянул носом воздух. – Дать показания против Пастеров? И как, по-вашему, мы можем это сделать? Если Олег Михайлов является заказчиком преступления, а профессор Пинхас Пастер – исполнителем, то, давая показания против Пастера, Михайлов тем самым признает и свою вину. – Конечно, – Моше Ригер оживился и вернулся в разговор. – На этом мы и сыграем. Убедим его в том, что мы разгадали всю его комбинацию, напугаем призраком тюрьмы и предложим стать государственным свидетелем. – То есть он сдает нам убийцу, а мы закрываем глаза на его участие в этом преступлении? – в голосе полковника зазвучала откровенная усмешка. Моше Ригер пожал плечами. Рафи Битон кивнул. Полковник Лейн провел ладонью по лицу и опустил голову, не желая встречаться глазами с сидящими за столом офицерами. – Вы считаете этот вариант реальным? – произнес он еле слышно. Ригер и Битон переглянулись и промолчали. – Вы серьезно считаете, что прокуратура согласится присвоить ранг государственного свидетеля заказчику убийства? – Заказчик не исполнитель, – успел вставить Рафи Битон. – Он все-таки не убийца. Он не нажимал на спусковой крючок. Его даже в кинотеатре не было. – Но он виновен в том, что произошло, не меньше убийцы, – загрохотал полковник. – Если бы Михайлов был мелким пособником… Если бы он, скажем, свел убийцу и заказчика, продал пистолет или пронес его в зал кинотеатра… Если бы он подвез убийцу к месту преступления или вынес из зала гильзу, я бы мог попробовать договориться с прокуратурой. Но заказчик… Я даже не буду пробовать их убедить. Они решат, что мы сошли с ума, если готовы вывести из-под уголовного преследования заказчика убийства. За столом установилась тяжелая давящая тишина. – Но это наш единственный вариант, – прервал всеобщее молчание Рафи Битон. Майор Ригер решил поддержать коллегу. – Может быть, вам все-таки проконсультироваться с прокуратурой? Хотя бы неофициально. Может быть, они согласятся. Профессор Пастер не обычный убийца, и они, конечно, захотят отправить его за решетку. Полковник Лейн перевел взгляд с Ригера на Битона. – А зачем Михайлову сдавать Пастера? – спросил он. – Человек может согласиться стать государственным свидетелем, когда над ним сгущаются тучи, когда его преступление слишком очевидно, полностью доказано и у него появляется реальная опасность оказаться за решеткой. Тогда он паникует, бежит в полицию и обещает сдать всех подельников, лишь бы ему самому гарантировали свободу. А что у нас есть против Михайлова? Разве мы доказали его преступление и можем отправить его за решетку? Он рассказал лейтенанту Канцу вполне правдоподобную историю о том, как он легко и быстро договорился с этим русским журналистом… Полковник поморщился, вспоминая фамилию журналиста, и поднял глаза на Моше Ригера. – Головановым, – подсказал Ригер. – Головановым, – продолжил полковник. – Мы в эту историю не поверили. Хорошо. Но разве у нас есть доказательства того, что Михайлов лжет? Нет. У нас есть понимание того, о каком расследовании, которое вел Голованов против Михайлова, и о каких документах идет речь? Нет. Мы знаем, куда отправился Голованов из офиса Михайлова, кто на него напал и куда делись деньги, которые ему передал Михайлов? Нет. Мы знаем, почему Голованов, не говорящий на иврите, пришел в кино? Нет. И, наконец, понимаем ли мы, почему убийца застрелил Голованова именно в зале кинотеатра? И здесь мой ответ «Нет!». Сплошные «нет», господа офицеры. Мы ничего не знаем. Мы ничего не понимаем. Мы только предполагаем, что Михайлов и Голованов не договорились. И Михайлов решил убить журналиста, который угрожал его благополучию. И в качестве исполнителя он избрал профессора Пастера. Не кого-то из своих охранников, не наемного убийцу, которому он мог заплатить любую сумму, а немолодого профессора. И тот почему-то согласился. Почему? Потому что получал от Михайлова щедрые гранты и мог продолжать работу над своим чудо-компьютером? Этого достаточно для того, чтобы профессор известного научного института согласился стать убийцей? Полковник развел руки в стороны, всем своим видом выражая сомнение. Его нижняя губа поползла вперед, отчего его лицо приобрело выражение глубокого недоумения. Офицеры молчали, и полковник продолжил: – Пинхас Пастер – человек, не нуждающийся в деньгах. В Институте Вейцмана он руководит лабораторией, и у него профессорская зарплата. Вряд ли деньги могут превратить его в убийцу. Полковник еще раз обвел глазами сидящих за столом, словно говоря: «Плохо, господа офицеры. Плохо». – Деньги Михайлова дают Пастеру возможность продолжить работу над своим компьютером нового поколения, – робко возразил Рафи Битон. – Это для него очень важно. Профессор уверен в своей гениальности и хочет облагодетельствовать человечество. А возможно, рассчитывает и на Нобелевскую премию. А это серьезнее, чем деньги. – Возможно, это так, – кивнул полковник. – Но это тоже всего лишь наши догадки, домыслы и косвенные улики. А я бы хотел получить прямые улики. Хотя бы одну улику. Даже если этой одной улики не хватит для суда, я мог бы с ней пойти в прокуратуру. И говорить о статусе государственного свидетеля без опасений, что меня высмеют. Но этой улики нет. Неужели убийца не оставил на месте преступления хотя бы один след? Оставил. И нам надо этот след найти. За столом вновь установилась гнетущая тишина. «Дана права, – вдруг подумал полковник. – Я упрекаю своих подчиненных в том, что они ничего не знают: ни где был Голованов, уйдя из офиса Михайлова, ни с кем он дрался, ни где потерял деньги. Она говорила мне о том же». От этой мысли кровь прилила к лицу, и полковнику сразу стало жарко. Покрасневшее лицо начальства не укрылось от взгляда Моше Ригера. Он решил, что полковник крайне раздражен неспособностью его людей распутать это дело и сейчас последует взрыв. – Мы найдем эту прямую улику, – быстро сказал он в робкой надежде предотвратить разнос. – Я предлагаю двигаться в двух направлениях. Во-первых, мы продолжим выяснять, куда отправился Голованов из офиса Михайлова, кто разбил ему губу и где он потерял деньги. Во-вторых, мы попытаемся надавить на супругу Михайлова Елену. Если она передала Сабине Пастер пистолет и деньги за выполнение заказа, значит, она не просто в курсе преступного замысла, но является его движущей силой. И вполне может дрогнуть. Ригер поднял глаза на полковника, надеясь увидеть в них поддержку или хотя бы понимание. Но Лейн смотрел на него суровым немигающим взглядом, и Ригер продолжил: – За первое направление, полагаю, будет отвечать капитан Битон, за второе – лейтенант Канц. Рафи Битон кивнул. Ригер поднял глаза на полковника Лейна. – Я предлагаю добавить третье направление, – сказал полковник, и Ригер облегченно вздохнул, понимая, что опасность разноса миновала. – Это люди, близкие к Михайлову. Его помощник, адвокат, секретарь, советник. Кто там у него еще есть? – Охранники, – сказал Битон. – Повара и официантки из его дома и офиса, – добавил Ригер. – Верно, – кивнул полковник. – Эти люди могут много знать и тоже каким-то боком быть замешаны в преступлении. Кто-то из них наверняка видел пистолет у Михайлова. Этот самый Kolibri. Кто-то мог слышать какой-то обрывок разговора, когда подавал обед или кофе. Кто-то мог стать свидетелем какой-нибудь секретной встречи Михайлова и Пастера. Для такого человека я мог бы выбить статус государственного свидетеля.