На пороге бильардной комнаты, прежде чем постучаться, Диана сделала глубокий вдох, изо всех сил пытаясь подавить чувство горечи, которое поднималось в ее душе от одной мысли о том, что она, будучи хозяйкой, вынуждена теперь просить разрешения войти. «Да?» — прозвучал тонкий голосок с другого конца комнаты. Диана повернула медную дверную ручку, сделала шаг внутрь — и взглядом уперлась в затылок Синтии. Глядя на светло-русые волосы этой женщины, побитые первой сединой, носившую скромные платья пастельных оттенков с высокими кружевными воротничками, можно было бы легко подумать, что по характеру она мягка и участлива. Но однако, проведя в обществе Синтии хотя бы пять минут, любой человек поменял бы свое мнение о ней и это заблуждение было бы развеяно. Синтия — не человек, а кремень! — считала, что каждое ее мнение является единственно верной догмой. Синтия развернулась в кресле, старом кресле Мюррея, некогда стоявшем за его письменным столом. Ее лицо с тонкими, словно птичьими, чертами слегка дрогнуло, приняв досадливое раздраженное выражение, но она его сразу умело скрыла. — Дорогая моя невестка, как хорошо, что вы зашли. Хотя у вас, наверняка, имеется масса неотложных дел? — Ты знаешь, что дел по хозяйству у меня более чем достаточно — мне надо добиться того, чтобы этот дом вела та четверть слуг, которые у нас остались, — и это не считая трех (когда больше, когда меньше) пациентов, троих докторов, шестерых сиделок, шестерых сотрудников категории общего обслуживания, старшей медсестры, интенданта, ну и тебя по месту жительства. — Ты мне напоминаешь об этом слишком часто, — со вздохом сказала Синтия. — И что же сегодня стряслось? — Нам с тобой не пришлось бы каждый день общаться, если бы моя семья, как в прежние времена, жила бы в доме или хотя бы если б персонал госпиталя и пациенты проявляли хоть каплю заботы о доме, — ответила Диана и села на стул, не дожидаясь приглашения садиться. — Если ты по поводу потопа в Зеленой спальне… — Его уже устранили. К счастью, мистер Гиллиган смог перекрыть подачу воды к умывальнику максимально быстро, иначе вода хлынула бы на нижний этаж, — сказала она. Губы Синтии сжались в тонкую ниточку, она принялась перекладывать бумаги на своем письменном столе. — Ммм, да, это было неприятное стечение обстоятельств. — Его можно было предотвратить, — упрямо проговорила Диана. — Я поговорила с сиделками с третьего этажа, чтобы впредь они лучше контролировали поведение раненых и довели до их сведенья, что не положено перекидываться крикетными мячами в помещениях, но ты же должна понимать, что мужчины заскучали, это вполне объяснимо. — Может, ты все-таки передашь это предупреждение и всем остальным в доме? Миссис Диббл обнаружила, что в синей спальне текстильные шелковые обои повреждены — кто-то чеканил резиновым мячом о стену, — она сказала. Синтия засомневалась, затем нахмурилась, взяла карандаш и сделала пометку в своей записной книжечке, которую всегда держала при себе. — Я поговорю со старшей медсестрой. Диана выдохнула с облегчением. — Спасибо. — Это все? — спросила ее золовка таким тоном, которым взрослые обращаются к детям, хотя по возрасту была не на много старше. — Это не все. Сегодня утром одна из твоих кашеваров разбила несколько яиц из припасов не госпиталя, а домохозяйства. Как тебе известно, на моем званом ужине сегодня будет викарий и еще несколько человек. — Думаю, отец Бильсон поймет и простит, если его сладкий заварной крем будет приготовлен из яичного порошка. — Я не могу подать отецу Бильсону крем из яичного порошка, — сказала Диана. — Почему не можешь? Уверена, что не существует такого блюда, которое не попало бы к нему на стол — уж он-то все пробовал. — Так не делается. Cинтия раздраженно фыркнула, но снова взялась за карандаш. — Я позабочусь о том, чтобы недостачу яиц возместили. Сколько надо? — Два. — Когда Синтия подняла взгляд от бумаг на нее, Диана настойчиво пояснила: — Это лишь незначительный симптом реально большой проблемы. — Что за проблема? — С тех пор как в Хайбери разместился госпиталь, моей кухаркаихе уже не впервóй иметь дело с пропажей пайков, а бывает их еще и вскрывают. Но ведь руководство VAD мне однозначно обещало, что пайки семьи никто не тронет, что вы будете расходовать свои собственные пайки. — Наши собственные пайки? Если ты еще не забыла, я не чужая в этой семье, — сказала Синтия. чтобы она забыла? Какое уж тут забыть! Синтия то и дело напоминала об этом. Но после гибели Мюррея поместье со всем имуществом было завещано его вдове — ей, Диане, — а отнюдь не его сестре. — Кашевары госпиталя не смеют даже притрагиваться к пайкам семьи, — Диана проговорила медленно. — Твоих племянников этим кормить. И тебя этим кормить, причем каждый вечер, несмотря на то, что ты только и мечтаешь, чтобы заполучить власть над сиделками, но ужинаешь-то ты не с ними, а с нами. — Я поговорю с миссис Джордж, — в конце-концов проговорила Синтия. — Спасибо, — ответила Диана. Синтия опустила взгляд, полистала свою записную книжечку. — Погоди не уходи, я хотела переговорить с тобой о детской. Робину действительно нужно ночевать там? — А где же ему ночевать, как не в детской? — под госпиталь уже реквизировали игровую, четыре больничные койки там поставили. Синтия подняла взгляд. — Ну, я могу спасть с тобой в твоей комнате. — Нет, — сказала Диана. — Или ты бы могла отослать его в интернат, — предложила Синтия. — Ему еще нет пяти лет. — Я взяла на себя смелость написать мистеру Кину в Чарльстонскую приготовительную школу, он ответил, что, принимая во внимание исключительные обстоятельства, в которых мы вынуждены жить, он согласен принимать мальчиков с семи лет. — Ему четыре года! Синтия отмахнулась: — Сделают насчет него соответствующее распоряжение да и все. В Чарльстоне Робина хорошо подготовят к Винчестерскому колледжу[35], ведь и его отец тоже там уч… — В интернат Робина я отсылать не стану, — отрезала Диана. — Диана, поступи благоразумно! — сказала ей золовка. — Я благоразумно поступаю сейчас. — Если это ты про особенности его питания… — Про его астму, — поправила ее Диана, — Нет, я не про это. — Он всегда был болезненным мальчиком. — Больше он не болезненный, — не сдавалась Диана. — Он здоров и практически в безопасности, до тех пор, пока его ингалятор при нем. — Но он такой худенький, — сказала Синтия. — Зачем ты мне все это говоришь? Можешь не стесняться и обратиться по этому поводу прямиком в Министерство Продовольствия, ведь это оно издает рационную книжку моего сына. — Робин из семейства Саймондс. Много лет подряд все мальчики Саймондсучись в Винчестерском колледже. — Робин — мой сын, и мне решать, как будут обстоять с его обучением. Он останется дома, — сказала Диана. — Считаешь, что поступить так действительно мудро? Все эти мужчины, которые то прибывают в госпиталь, то выписываются, многие из них могут вести себя просто-напросто грубо. А еще здесь так тесно — это целая проблема! Треть моего персонала спят в чердачных холодных комнатах, треть — в коттеджах, едва пригодных для проживания, а треть — вообще в деревне, откуда до особняка им еще добираться и добираться, идя пешком в гору по плохой дороге. На прошлой неделе мне доставили приказ из Королевского армейского медицинского корпуса — к середине этого месяца мы должны ждать пополнение раненых. Хирург же требует, чтобы я выделила ему другое помещение под операционную, поскольку сейчас он оперирует в переделанной старой кладовой, а та слишком плохо освещена. Если бы Робина отослали, в нашем распоряжении оказалась бы дополнительно детская спальня. — Нет! — огрызнулась Диана. — Мы все должны принести в жертву… — Не говори мне о жертвах, — Диана была в ярости. — Не смей! Ее золовка сложила руки одна поверх другой. — Я так понимаю, ты до сих пор оплакиваешь гибель моего брата. Диана резко вскочила со стула. — Будь добра передать миссис Джордж, что она и ее кашевары должны убраться прочь с дороги Мисс Аддертон. Диана была на полпути к двери, когда Синтия окликнула ее, — Думала, тебе следует знать, у нас в палате «C» лежит армейский отец — отец Делвин. Я подумала, что тебе, может быть, захочется встретиться с ним. Синтия замялась. — Возможно, ты могла бы поговорить с ним про Мюррея. Между ними повисло долгое молчание. Диана стояла, сжав кулаки. В конце концов, она сказала: — Синтия, мое требование держаться подальше от моих пайков распространяется также и на мою личную жизнь — не лезть в нее. На этот раз Синтия промолчала, когда Диана захлопнула за собой дверь биллиардной комнаты. Диана не могла успокоиться и вся еще кипела, пока шла в прихожую из кухни, — которая, к счастью, была слишком маленькая, чтобы ее можно было тоже реквизировать и сделать из нее помещение для выздоравливающих, — в прихожей она накинула на себя старую вощеную куртку Мюррея, одела его сильно поношенные кожаные лоферы. Волосы она высоко подняла и завязала, как в чалму, в старый шарф, который всегда вешала на крючок около двери. Положила в свою лекарственную сумку секаторы.