Эмма изучающе разглядывала эту страницу. Ей бы так хотелось стоять там, в середине Зимнего сада, наполненная водой неглубокая чаша пруда перед ней, и чтобы привести там все вновь в порядок. Она даже помотала головой, возвращаясь в реальность: — Много еще страниц еще в этом альбоме? — Только эта, — он со своего стула дотянулся и перелистнул скетчбук на последнюю станицу. На была всего одна зарисовка — двое мальчиков сидят на фоне кустов, головы склонены, на лоб одного из детей падает длинная до бровей челка, он смотрит, как другой катает игрушечный грузовик. — Этот детальный скетч чудесен, — сказала она, восхищаясь тем, как эти прерывистые карандашные линии складываются в настолько уверенный рисунок. — Мне всегда хотелось узнать, кто эти мальчики. — Я бы сказала, что это дед Сидни и один из его товарищей по играм. Когда я в следующий раз буду в особняке, могу спросить Сидни. Вероятно, у нее есть какие-нибудь фотографии, — сказала Эмма. — Ты можешь взять альбомы и держать их у себя столько, сколько тебе нужно. Я сэкономлю твое время, — предложил Генри. — Я ценю то, что ты мне их доверяешь. Тут плейлист переключился, одна песня сменила другую, и погрузившийся в вечернюю темноту дворик— патио заполнил голос отис Реддингс. — Я счастлив помочь, но предупреждаю, мой интерес ко всей этой истории сильно очень подогрет, — сказал он. Она, после непродолжительной заминки, ответила: — Знаешь, если уж у тебя приключится нестерпимая потребность поглядеть зарисовки, ты можешь заглянуть на огонек. — Берегись, я ведь могу и не устоять перед приглашением женщины, у которой такой хороший музыкальный вкус, — он кивком указал на портативный — Есть один такой парень, ходит тут такой, в этих вот рубахах c логотипами разных музыкальных групп. Это из-за него я начала слушать всю эту музыку, которую раньше обычно и слушать не стала бы. Тут какая-то сила внушения, гипноз, не иначе. — Надеюсь, он не сильно достает тебя? — спросил Генри. — Нет, — ответила Эмма, — он вовсе мне не мешает. — Хорошо, — проговорил он, вставая, — ну, пора мне сваливать c твоей дороги. — Нет, тебе совсем не обязательно, — сказала она. — Насколько уставшей ты себя чувствуешь прямо сейчас? — По шкале от одного до десяти? — спросила она, — на одиннадцать, наверное. Он засмеялся: — Вот поэтому мне и пора идти. Она тоже встала, взяла у него опустевшую бутылку. А он снова огляделся по сторонам. — Цветочные горшки, — провозгласил он. — Что, прости? — Ты бы могла достать несколько горшков и устроить контейнерный сад. Тогда ты смогла бы взять их с собой в твой следующий съемный коттедж в следующую деревню, где будешь жить во время своей следующей работы, — пояснил он. — Генри, ты вроде как домой идти собирался, — рассмеялась она. — Ухожу, ухожу. Она проводила его до парадной входной двери, прислонилась к дверному косяку и стала глядеть, как он выходит на уличное крыльцо. — Спасибо за пиво, — сказал он. — Всегда пожалуйста. Она стояла смирно и тихо-тихо, пока он брал ее руку в свою и наклонялся к ней, чтобы поцеловать — сперва в одну щеку, потом в другую. Он слегка отступил и проговорил севшим от волнения голосом: — Я с нетерпением жду, когда увижусь с тобой снова скоро. Затем он улыбнулся — той освещавшей все его лицо улыбкой, которая ей так нравилась, — и прогулочным шагом зашагал прочь. Сложив руки на груди, Эмма взирала на своих сотрудников, трудолюбиво сновавших, словно рой пчел, по Саду поэта. Вишал и Зак разгружали и расставляли контейнеры с растениями у клумб в соответствии с теми детализированными схемами, которые она срисовала с планов Винсенты. Чарли и Джесса, идя за ними следом, методично вынимали эти растения из горшочков, высаживали в грунт. Из приемника, что принес накануне кто-то из ребят, настроенного на волну Би-би-си Радио Один, разносились тяжелые, гремевшие жестью и оловом звуки хард-рока, за которыми было не слыхать никаких звуков, издаваемых командой, поглощенной тяжелым трудом. Эмма весь этот день провела, тщательно просматривая альбомы с зарисовками. Бабушка Генри проделала отличную работу — фактически, она запротоколировала весь сад таким, каким он был в 1944 году. Зарисованные ею части растений, все аккуратно помеченные ярлычками, были поистине бесценны. А те растения, которых она не сумела распознать, такие как табак душистый или аконит, вероятно, представляли собою интерес лишь летом. Первый раз за все время с момента своего приезда в Хайбери Хаус Эмма почувствовала, что зимний сад больше не является для нее непреодолимой проблемой, а стал еще одной, причем несложной, задачей. Но, естественно, чтобы взяться за эту задачу, было необходимо начинать уже решать эту задачу на самом деле. — Чарли! — позвала Эмма, стоя на входе в Сад поэта. Он поднял взгляд на нее, поправил на голове свою неизменную бейсболку: — Чего? — Подмогни мне, а? Он воткнул в землю свою лопату, разогнул спину, и направился вк Эмме, на ходу отряхивая штаны на коленях: — Тебе что нужно-то? — Хочу сегодня попытаться проникнуть в зимний сад. Он негромко присвистнул: — Сегодня? — Ну, полезу только я одна. Мне позарез надо внутрь. Думаю, тогда смогу выяснить, где же именно нам потом прорубать проход так, чтобы не нарушить ничего важного, — она показала ему один из набросков, выполненный бабушкой Генри: — Если верить этому рисунку, вдоль вон той стены внутри сада нет ни роз, ни скульптур, ни деревьев. Он почесал шею, зевнул и стал всматриваться в буйные заросли, в тот хаос ветвей, что стремился наружу из-за стен зимнего сада: — Уверена? Она кивнула: — Уверена. — Тогда айда за стремянками. Из старого нежилого коттеджа садовника, куда они сложили на временное хранение свои некоторые самые дорогостоящие или опасные инструменты, Чарли с Эммой мигом приволокли две стремянки, кусторез, пару секаторов и мачете. Одну из лестниц прислонили к стене зимнего сада — и Эмма начала взбираться наверх. — Поберегись! У твоей головы — вот такенный прутняк! — крикнул он остерегающе, крепко удерживая основание стремянки. Толстый побег плетистой розы был всего дюймах в шести от ее лица. — Поняла! — откликнулась она сверху. Но уже через полминуты сунулась головой точнехонько в эту усыпанную колючками петлю и, матерясь, принялась из нее выпутываться. — Ловко ты! — Поглядела б, как ты бы тут запел! — заорала она вниз. Эмма закатила глаза, выражая так охватившее ее раздражение. Она ломилась наверх, в нависавшее над нею сплетение ветвей, по пути срезая мешавшие ей ветки. Даже встав на цыпочки, Чарли едва дотягивался, передавая ей из рук в руки те инструменты, которые она просила. А мачете она привязала бечевой себе справа на бедро, словно Индиана Джонс. В конце концов она добралась до гребня стены и Чарли аккуратно передал ей другую стремянку в сложенном виде. Эмма, стараясь держаться подальше от листвы, принялась изо всех сил совать эту лестницу вниз, проламывая ею заросли. Пока девушка спускалась, ее дважды словно кинжалом больно ткнула какая-то ветка, а еще она умудрилась рукой схватиться прямо за колючий плетистый побег какой-то розы. Если б на ней не было рабочих ботинок и садовых перчаток, она здесь вся сплошь бы изранилась, искололась, исцарапалась. Когда, наконец-то, ступня ее коснулась земли; она взглянула наверх сквозь толщу листвы и обнаружила, что между перекрывающих друг друга крупных густых листьев ей видны лишь отдельные маленькие кусочки неба. — Как ты там? — позвал Чарли, сквозь эти заросли его голос доходил глухо. — Ты у ворот? — крикнула она в ответ. — Оббежал кругом только что. Как это выглядит изнутри? Она огляделась по сторонам; запах сырого гниющего подлеска был похож на запах какого-то парфюма. — Похоже, нам понадобится лебедка — без нее ничего из того, что мы тут выкорчуем, через стену не перетащить. — Тихохонько вскрыть замок как вариант, — сказал он. Она озиралась кругом: — Не вариант. Не могу объяснить, но это будет… как-то неправильно, что-ли. — Лады. Если можешь, выруби-ка там внизу прогалину, чтобы нам обоим развернуться места хватило, а я постараюсь спустить инструменты, — крикнул он. Она вытащила свое мачете, ухватила какую-то ветвь и хорошенько вдарила по ней. Уже полчаса спустя Чарли осторожно переступал с верхней ступеньки одной стремянки на верхнюю ступень другой. — Ненавижу лазить по верхотурам, — бормотал он. — Да знаю я, знаю. Он передал вниз свой секатор и, только ступив на землю, туда, где стояла Эмма, выдохнул с облегчением: