— Так…вот он, зимний сад. — Или Сад Целесты. — Мне-таки интересно, кто же такая она была, эта Целеста? — спросил он. — Все, что ни делают садовники, они делают намеренно. Из природного хаоса мы создаем порядок. Если Винсента назвала это место садом Целесты, была на то какая-то причина, — сказала она. — Но разве это не было написано чьим-то чужим почерком, не ее? — спросил он. — Да, но для того, чтобы добавить эту надпись на чертежи, Целеста должна была многое значить для того, кто это сделал. — Ты могла бы связаться с профессором Уэйлоном, — предложил Чарли. Тот человек, чье имя он упомянул, был академик, до этого уже несколько раз помогавший Эмме справиться с мудреными вопросами, возникавшими в ходе ее исследований. Эмма раздраженно сморщила лоб: — Думаю, он до сих пор на Севере в своем ежегодном творческом отпуске. Будучи в творческом отпуске, этот чудаковатый профессор резко прекращал всяческое общение и лишь раз в месяц совершал вылазку в ближайшую деревушку, чтобы запастись провиантом и забрать скопившиеся письма. — Письмецо от тебя он был бы получить не прочь. Другие письма он, может, и читать не станет, но только не твое письмо, — сказал Чарли. Она кивнула: — Пошлю ему письмо и спрошу, не знает ли он, с чем может быть связан этот сад и некая Целеста. Чарли, уперев руки в боки, огляделся по сторонам: — Тут настоящие джунгли. — Веселенькая задачка, — сказала она, приподняв бровь, в волнении и удивлении. — Мы по-разному понимаем слово «веселый», ты и я. К примеру, спроси меня, что я собираюсь делать на этих выходных, — сказал он, притягивая вниз какую-то ветку и намереваясь ее срубить. — Ну-ка, дай угадаю. Ты на своей лодке спустишься вниз по одному из каналов и закатишься там в паб. Он бросил на нее взгляд: — Окей, отлично, угадала. Ты что делаешь? — Протяни мне секатор, — когда он протянул, она отрезала ту ветку, которая пыряла ее в спину, — Мы пойдем вон туда. — Эмма, что ты делаешь в эти выходные? — спросил он вновь. — Подумываю, а не съездить ли мне в какой-нибудь садоводческий торговый центр. Он засмеялся: — Тебе еще садоводства не достаточно? — На самом деле я подумывала о том, чтобы раздобыть несколько цветочных горшков. Для Боу Коттедж. Он остановился: — Но тогда тебе придется обязательно забрать их с собой, когда будешь съезжать оттуда, — сказал он. Она улыбнулась: — Тогда хорошо, что у тебя есть грузовичок с прицепом, не так ли? Винсента Пятница, 17 мая 1907 года Хайбери Хаус Тепло, небо ясное Сегодня — сегодня вечером — столько всего произошло! Я дрожу от волнения, словно девчонка. Я никогда не была завзятой модницей. Были у меня вечерние платья для ужина. Однако бальное платье — это нечто несколько иное. Вот почему в начале сегодняшнего вечера, надевая свое лучшее вечернее платье и чуточку запутавшись в его кружевных рукавах, я испытала легкое беспокойство. Мне довелось побывать на бесчисленном множестве званых ужинов, но нынешний ужин был не просто ужином. После него будут танцы, бальная зала будет полна женщин, одетых в самое лучшее. Я бы уже давным-давно заранее придумала какой-нибудь повод и отпросилась у миссис Мелькорт, умолив ее разрешить мне не идти на устраиваемые ею танцы, если бы не надежда увидеться там с Мэттью. С той поры, как он поцеловал меня, миновало три недели, за это время мы виделись друг с другом лишь очень недолго и никогда наедине. Каждый первый вторник месяца он чаевничает со своей сестрой и взял себе за правило после этого совершать с ней пешую прогулку по разрабатываемому саду. Дважды мне показалось, что я подловила момент, когда Мэттью смотрел на меня — я работала на длинной клумбе, а он и миссис Мелькорт курили сигары на веранде, — но я не была уверена, смотрел он все же иль нет. Я не хотела беспокоиться насчет Мэттью и насчет того, что он мог бы подумать про меня после той нашей интерлюдии, нона самом деле меня это заботило. Каждый поцелуй, что случался в моей жизни, был просчитанным риском, тем не менее, тому риску, на который я пошла с Мэттью, я радовалась. Но могла лишь надеяться на то, что он этому был тоже рад. На том вечере он точно бы присутствовал, наряду с самыми лучшими семьями графств Уорикшир, Глостершир, и Оксфордшир. На ужине поздним вечером перед балом мне повстречались три такие пары — все эти мужчины были видные промышленники, со своими женами — приехавшие с севера, из Лондона, понадобилось три ездки экипажей, чтобы забрать их всех с железнодорожной станции. Нынче утром, направляясь к деревенскому книготорговцу, я услыхала, как несколько деревенских кумушек оживленно болтали, обсуждая наряды тех заезжих дам. На самом подходе к особняку, я еще раз обдернула, поправляя, рукава своего платья и, прежде чем войти в дом с веранды через французские двери, вновь повыше, чуть ли не к самым локтям, натянула свои белые перчатки. Мисис Крисли была занята, помогая группе из четверых гостей с их верхними одеяниями и шляпами, потому я оставила свою шаль на буфете и прошмыгнула через прихожую незамеченной. Однако невидимкой я оставалась не слишком долго. Не успела я сделать и трех шагов в гостиную, как ко мне кинулась Миссис Мелькорт, приветственно протягивая руки. — Моя дорогая мисс Смит, — говорила она, улыбаясь и вся сияя, — вы именно та женщина, которую я хотела видеть. Леди Киннер, могу ли я представить вам мисс Смит? Я сделала реверанс и стала разглядывать эту леди, надеясь, что это даст мне какую-нибудь подсказку, которая поможет мне понять, почему миссис Мелькорт сегодня оставила свою привычную ледяную манеру обращения. Несомненно Леди Киннер женщиной была выдающейся. Она несла себя так, словно грациозность и хорошие манеры были для ее существа настолько же фундаментальны, как кровь и кости. Свои серебристо-седые волосы она носила круто завитыми и тщательно уложенными в прическу-облако. А ее платье — лиловое, с заниженной линией талии — было покрыто черной сетчатой накладкой. Она была очень миниатюрна, маленького роста, ее глаза светились незаурядным интеллектом. Она мне сразу понравилась. — Мисс Смит, когда миссис Мелькорт рассказала мне, что вы — та женщина, которую мистер Мелькорт избрал для того, чтобы преобразить сады Хайбери Хаус, я была рада и восхищена. Моя дорогая подруга миссис Бартоломью не переставая воспевала дифирамбы вам, вы сотворили просто какую-то магию в ее поместье Авенлан, — сказала леди Киннер. Я скромно сдержанно улыбнулась: — Благодарю вас, леди Киннер. Я признательно ценю акколады миссис Бартоломью, особо касаемо ситуации с Авенланом, — я бросила взгляд на миссис Мелькорт, — Этот дом выстроен высоко на скалах Дувра, и морской ветер продувает сад насквозь. В таком окружении многие растения вообще не выживут, так что было жизненно необходимым провести тщательнейшую селекцию каждого сорта. Также поперек всего имения мы построили ветрозащитные стены и разбили аллеи деревьев, но при этом ни одна стена и ни одна аллея не перекрывает виды из дома на море. Сама работа была не страшна — страх вызывал требовательный характер самой миссис Бартоломью. Эта упрямая женщина, не боясь высказывавшая собственное мнение, знала про деревья-эндемики Британских островов столько же, сколько и я. В ходе этого проекта мы яростно спорили по разным моментам, и к его концу мы обе были блистательными специалистками по флоре Островов, ведь каждая стремилась доказать, что другая ошибается. Словно прочитав мои мысли, леди Киннер сказала: — Уверена, что миссис Бартоломью оказалась энергичной клиенткой. — Можно сказать и так, — ответила я. — Лаура всегда была такая, с тех самых пор, как мы обе были девочками, — сказала меди Киннер, в этих словах была любовь, — вы уступали? — Когда я была права, я не уступала. Наша самая напряженная битва была за один ряд живой изгороди из лаванды обыкновенной. Я сказала, что в саду на побережье в них нету никакого смысла, но она настаивала, поэтому мы высадили этот ряд, чтобы посмотреть, выживет ли лаванда, — она погибла пять недель спустя. — Что сделала она? — спросила леди Киннер. — Спросила, счастлива ли я, доказав свою точку зрения. — Я сказала, что да, тогда она подняла руки вверх и сказала: — Проблема в том, мисс Смит, что вы и я слишком похожи, а это означает, что я не могу не полюбить вас. В течение всего этого обмена репликами миссис Мелькорт глядела на нас, склонив голову на один бок, словно бы взвешивая, насколько далеко вверх по социальной лестнице заведет меня эта непринужденная беседа с меди Киннер. Затем Леди Мелькорт встряла в наш разговор: — Леди Киннер, такая досада, что Ваша племянница не смогла приехать. Присутствие такой «английской розы» на нашем маленьком танцевальном вечере было бы истинным восторгом. — Терезу очень опечалило то, что она пропустит это событие, но еще три недели она пробудет в Бостоне и вернуться оттуда покамест не может — она водится со своей тетушкой по материнской линии, — рассказала мне леди Киннер. — Мэттью будет по ней скучать. Прошлой осенью, когда они познакомились, знаю, что ему чрезвычайно понравилось находиться в ее обществе, — сказала Миссис Мелькорт. Что про это думала леди Киннер, я так никогда и не узнала, поскольку миссис Мелькорт получила от прислуги сигнал о том, что ужин готовы подавать, и поэтому, опершись на руку джентльмена, чей статус был выше всех из присутствовавших гостей, — это был муж леди Киннер, сэр Терренс Киннер, — прошествовала прочь, туда, где сервировали званый ужин. Повсюду вокруг меня джентльмены вставали в пару с теми леди, которых им следовало сопровождать на ужин, об этом, без сомнения, их заранее отдельно проинформировала миссис Мелькорт. Я стояла там, разглаживая юбки моего платья и чувствуя себя гораздо более, чем немного потерянной, когда около меня возник Мэттью. — Мисс Смит, честь провести вас в залу, полагаю, имею я, — сказал он, подставляя свою руку таким образом, чтобы я могла взять его под локоть. Я закусила губу и просунула свою ладонь в сгиб его руки: — Это очень любезно с вашей стороны, мистер Годдард, благодарю вас. Пока мы шли к гостиной, я осмелилась сказать: — Я могла бы предположить, что как брат нашей хозяйки вы могли бы быть поставлены в пару с какой-нибудь более достойной женщиной. Возможно, с племянницей леди Киннер?