Она уставилась на него, едва сдержав эти невысказанные слова, а в душу ей уже закрадывались первые сомнения. Для Грэма все было решено на раз. А вот ее жизнь его предложение превратило в полнейший хаос. Теперь ей надо было как-то написать Колину — надо объяснить ему все то, что случилось с ней здесь, пока он там сражается. При одной мысли об этом у нее скрутило живот. Она с ужасом представила, как он открывает ее письмо, в предвкушении, что в нем много милых маленьких историй про Хайбери и много смешных зарисовочек про всех тех хороших людей, что окружают ее там, а вместо этого обнаружит весть о том, что она предпочла другого мужчину. Колин, я не люблю тебя. Она взглянула на Грэми незаметно, из-под ресниц. А его она любит? А он любит ее? От мужчин ожидаемо, что они станут говорить о своей любви, уговаривая девушку пойти за них замуж, не так ли? Отчего же он ни разочку не сказал ей ни словечка о своей к ней любви? И все же, теперь, когда с Грэми она помолвлена, мысль о том, чтобы н е становиться его женой, была просто-напросто невообразима. Бэт глубоко вздохнула. Они со всем справятся, постепенно все уладится, одно за одним. Диана — Стаканчик хозяйке этой чудесной вечеринки? Диана улыбнулась отцу Делвину, принимая стакан белого вина из рук сестры-сиделки Холт: — Неужели нянечки вам теперь даже винцо приносят, отец Делвин? — Боюсь, эти костыли сделали меня совсем беспомощным. Сестра-сиделка Холт была настолько добра, что уважила мою просьбу, когда я объяснил ей, что вино предназначалось вам, — сказал отец Делвин. — Благодарю, — сказала Диана этой женщине, что была немногим моложе ее, та коротко кивнула в ответ и поспешно удалилась. Диана искоса глянула на полкового священника: — Знаете ли, нянечки все боятся меня. — Неужели, вы ведь такая сердечная! — Воскликнул он. Она фыркнула со смеху, но тут же прикрыла рот: — Простите. — Приятно видеть вас смеющейся, — ответил он. — Я смеюсь. — Редко. — Еще один душеспасительный совет от пастыря душ человеческих? — Совет мужчины, который надеется, что вы цените его как друга, в противном случае он вынужден будет увериться, что являет собою пренеприятнейшего человека с самого момента своего заезда в Хайбери Хаус, — проговорил отец Делвин. — Нет, вы отнюдь не неприятный, — сказала она, взглядом инспектора обозревая вечеринку, — Хорошо видеть в доме хоть чуточку веселья. Это то, чего хотел Мюррей. — Сегодня вечером вы доставили радость очень и очень многим людям, а также сделали на этом неплохие деньги, — кивнул отец Делвин. Диане подобная точка зрения, как бы точнее выразиться, не то чтобы льстила… но была вполне приятной и приемлемой. Когда она и Мюррей переехали в Хайбери Хаус, уже чересчур длительное время тут управлял штат обслуги, и делалось это совершенно устаревшим, закостенелым способом. Мюррей с энтузиазмом принялся за его ремонт, но врачебная практика в Лондоне требовала непрестанного внимания, потому вся ответственность за ремонт свалилась на Диану. Хайбери стал Диане родным домом. Она кропотливо трудилась над тем, чтобы вернуть его в тот вид, когда здесь жили Мелькорты — чтобы он вновь стал местом, где собираются люди. Местом для вечеринок и флирта, для радости и дружбы. Даже теперь, когда танцплощадка была заполнена ранеными и женщинами, одетыми в военную форму, была надежда, что когда-нибудь этот дом снова сможет стать таким, каким был когда-то. Диана слегка наклонила стакан по направлению к танцплощадке, как бы салютуя собравшимся там: — Все это стоит того, чтобы увидеть, как наша сестра-хозяйка горячо обсуждает с вон тем майором ВВС США деятельность женского Добровольного отряда медпомощи. А он в это время пытается оттеснить ее на танцпол и увлечь в танце хотя б на полчаса. Отец Делвин чуть наклонил голову, чтобы тоже поизучать эту любопытную пару: — Они могли бы довольно-таки прекрасно смотреться вместе, а вам как кажется? — Гммм, — она одобрительно хмыкнула, — Теперь, если нынче вечером Синтия выйдет из своего кабинета и станет танцевать, я больше никогда ни одного слова худого не скажу против нее. Две медсестры, стоявшие поблизости, услыхав это, захохотали-загоготали. — Лучше давайте будем надеяться, что это не придет ей на ум до конца сегодняшнего вечера, — ответил отец Делвин. — Она все еще злится на то, что я отклонила ее предложение. Это я-то, которая никогда не была большой любительницей вечеринок и сборищ? Когда священник приподнял брови, выражая удивление, она продолжила: — О, если вас принуждают к этому, и довольно долго, вы научаетесь танцовать, болтать и смеяться. Таково быть дебютанткой. Но мне все это далось непросто, — Одна из причин, отчего я влюбилась в Мюррея было то, что он являл собою все то, чем не являлась я. Если мне для счастья хватало наблюдать за людьми из своего уголка комнаты, то он был в самом центре, веселя всех своим остроумием. Мне же было гораздо интереснее оставаться в безопасности моей комнаты для занятий музыкой. — Как вы с ним познакомились? — Фактически это случилось во время одного танца. Некий его родственник, который знал мою матушку, попросил, чтоб он ангажировал меня на танец, а он оказался столь галантен, что согласился. Мы потанцовали, а затем весь оставшийся вечер он беседовал со мной о музыке. Это позже я выяснила, что ему, бедолаге, медведь на ухо наступил и что он совершенно не способен вести никакую мелодию, но тогда он заметил, что говорить про музыку очень нравилось мне. Три месяца спустя мы были помолвлены, и я обнаружила, что уже не так сильно возражаю против танцев и званых ужинов. Теперь, когда со мною рядом бы он. — Вы очень любили его, — сказал отец Делвин. Она распрямила плечи, несмотря на то, что неизбывное горе тяжким грузом давило на них: — Любила, да. Он открыл мне совершенно другой мир. Прежняя Диана жила-поживала себе под родительским кровом, а все благонамеренные решения за нее ради ее же блага принимала ее мать. Замужество стало вызволением из этой западни. — Задумывались ли вы уже над тем, на что похож будет следующая часть вашей жизни? — спросил отец Делвин. Она прижала к груди бокал с недопитым вином, неосознанно тихонько покачиваясь, будто убаюкивая, утешая себя, как одинокое дитя в колыбели, но вдруг, внезапным толчком, преисполнилась решимости: — Да, пожалуй, придется задуматься об этом, после войны, когда утихнут все бои. Тут в их сторону направился высокий военный с угольно-черными волосами. — Надеюсь, вы не станете возражать против того что я так поспешно прямолинеен, — обратился он к Диане, — Но, я так понимаю, вы хозяйка этого вечера? Диана вскинула брови, но прежде чем она успела вымолвить хоть что-то, отец Делвин, шутливо сложив губы трубочкой, услужливо подсказал ему: — Она это, она. Мужчина, приложив руку к груди, отвесил изящный короткий полупоклон: — Командующий авиа-крылом Эдмунд Грэйсон, я хотел бы поблагодарить вас лично за сегодняшний вечер. У моих ребят имеется совсем немного возможностей слегка подвыпустить пар, как говорится, а эта затея дала им такую возможность, они долго с нетерпением этого ждали. — Для Королевских ВВС мы готовы на все, что угодно, — сказала она, зная, что прозвучало это слегка двусмысленно, но ей было все равно. Командующий крылом Грэйсон на миг умолк, а затем сказал: — В таком случае разрешите поинтересоваться, не согласитесь ли вы потанцовать. Диана подняла повыше свой бокал: — Боюсь, мои руки заняты. Отец Делвин быстро перехватил свои костыли таким образом, что сумел практически выхватить у нее стакан: — Насладитесь танцем, миссис Саймондс. Она, было, начала возражать, но затем остановила себя. Какой вред от одного-единственного танца? Она приняла протянутую ей Грэйсоном руку, позволяя ему вывести ее на танцлощадку. — С той поры, как я танцовал, прошло очень долгое время. Надеюсь, вы не сочтете меня слишком неповоротливым, — сказал он. Она засмеялась: — Могу вам обещать, что сколь долгим бы ни было то время, я не танцовала еще дольше. — Такого не может быть. Красивая женщина, как вы, должна все время танцовать, — сказал он. Он что, флиртует? — В последний раз я танцовала, когда ездила в Лондон повидаться с мужем, он был в отпуске. Мы отправились тогда в ресторан отеля «Дорчестер». — О, вам придется просить мужа взять вас туда вновь, — сказал он. — Муж мой больше не придет с войны. Она почувствовала, как руки Грэйсона, обнимавшие ее, на миг окаменели, но танец он не остановил: — Мне чрезвычайно жаль слышать это, миссис Саймондс. Представить не могу, чтоб я стал делать без моей жены, Флоран, и я никогда даже думать не хотел о том, чтобы сталось с ней, если бы что-нибудь случилось со мной. Тогда почему ты воюешь? Ей захотелось выкрикнуть этот вопрос, но ответ на него она знала так же хорошо, как и он. И это нисколько не умаляло его мужественности. — Когда погиб Ваш муж? — спросил ее Грэйсон. — В августе 41-го, — сказала она. — Вообразить не могу, насколько это тяжело было вам. — Это длилось долго, — сказала она; хотя не каждый день это ощущалось равно невыносимо тяжело, — Он пошел добровольцем. Не стал дожидаться, пока призовут. Я… — Не хотели, чтоб он шел? — предположил командующий. — Не хотела. — Порой мужчина ощущает такую ответственность за свою страну, которая слишком велика, чтоб ее позволительно было игнорировать. — Однажды он сказал нечто в этом роде. Я говорила ему о его обязанностях перед нашим сыном, передо мною. Не думаю, что действительно когда-нибудь до конца прощу его. Диана подняла голову, взгляну в лицо этому малознакомому офицеру: — Не знаю, зачем я сейчас говорю вам все это. — Порой легче рассказать незнакомцу, — сказал он. Она бросила взгляд через плечо офицера на отеца Делвина, в полной уверенности, что эта нежданная, вновь обретенная ею искренность, была результатом его навязчивости. Так много времени она провела, запирая за собою все двери, удостовериваясь, что ни у кого нет ни единого ключа. Однако отец, как оказалось, был всерьез намерен вскрыть каждый из навешенных ею замков и позволить потоку солнечного света вновь ворваться в ее душу, разгоняя тьму.