— Я понимаю... С мужчинами это бывает. Но зачем же так?.. Я же не полено, которое надо колуном... А он... схватил за горло... Думала — удушит. Вокруг них начали собираться зеваки. Надо было поскорее увести Тюльпанову от чужих глаз. Не то поползут по городу слухи: сбежала-де из милиции растерзанная, избитая насильником женщина... — Алевтина Кузьминична, пойдемте... Ну, что мы на улице... Сейчас во всем разберемся. — Нет-нет, Иван Иванович, без прокурора я и шагу не сделаю. — Тюльпанова уперлась маленькими ладошками ему в грудь, стараясь освободиться от невольных объятий. — Он еще там, в лаборатории, в темноте пытался подержаться за мое колено. Вежливо убираю его руку, думаю, ну, повело мужика на нежность. А вернулась в кабинет — и он прямо: «Чего, дура, ломаешься, как елочная игрушка! Если я тебе не помогу, отхватишь срок...» Нельзя сказать, что Крутояров был неисправимым бабником. Но к «вечно голодным» по этой части его можно было причислить. Жена у него частенько болела, и он жаловался на нее: «Опять к Чайке подалась» (Чайка — известный в городе профессор-гинеколог). Любил Крутояров похвастаться своими мужскими способностями, но в управлении бытовало мнение, что он просто балаболка. Как-то сказал: «Жаль, что я не правоверный мусульманин. Коран учит: «Из всех наложниц, что есть у тебя, — возьми себе в жены одну, две, три, четыре — не больше, чтобы не обидеть их и детей твоих твоим имуществом». Было бы у меня четыре жены — одна заболела — три ей на подмену». Ребята, присутствовавшие на этом разговоре, высмеяли его: «Коран писан не про наши доходы. У товарища Крутоярова и на одну жену с тремя детьми едва хватает зарплаты. А четырех жен, да еще у каждой по трое детей, надо одеть, обуть, накормить, обогреть, укрыть от непогоды. Не обеспечишь — взбунтуются, начнут разбегаться кто куда, взяв себе на память о любимом по волосинке, и станет твоя кудрявая голова похожей на пест, которым в ступе толкут». Крутояровы, видно, не умели вести домашнее хозяйство, им вечно не хватало до получки, и Олег Савельевич за неделю до зарплаты начинал «стрелять» по пятерочке у сослуживцев. Возвращал деньги исправно, так что недоразумений на этой почве не возникало, но над ним вечно подтрунивали... Тюльпанова категорически отказывалась возвращаться в управление. Она твердила одно: вызовите прокурора, пусть он все увидит сам. А вид у Алевтины Кузьминичны, надо сказать, был весьма шокирующий. Волосы — дыбом, глаза зареванные, тушь застыла потоками на щеках. Да еще эти выщипанные и заново нарисованные брови! Ни дать ни взять попугай какаду, побывавший в когтях у кошки. Иван Иванович убеждал пострадавшую, что непременно разберется во всем случившемся и будут сделаны все необходимые выводы. Но Алевтина Кузьминична, обливаясь слезами, умоляла оставить ее здесь, прямо на трамвайной остановке. — Я не верю! Никому не верю в вашей милиции! — во весь голос, так, чтобы ее слышали собравшиеся зеваки, выкрикнула она. Надо было прекращать эту безобразную сцену. — Алевтина Кузьминична, вы должны понимать, что я не могу отпустить вас одну в таком состоянии. Тем более после всего случившегося... Прошу вас, вернемся в управление. Без вашей помощи я не разберусь в происшедшем. Она посмотрела на Орача с доверием, взяла его за руку, как ребенок берет мать при переходе через улицу, и сказала: — Только вам одному еще и верю. В кабинете, куда они вернулись с Алевтиной Кузьминичной, уже был Строкун. Крутояров беспомощно сидел на стуле и тяжело дышал. Увидев его, Тюльпанова бросилась к своему обидчику и дала ему пощечину, затем вторую. От этих резких ударов у Крутоярова лишь дергалась голова, у него не было сил ни защищаться, ни сопротивляться. В его глазах застыли слезы. Ивану Ивановичу даже стало жалко его. Он схватил за руку Тюльпанову: — Да успокойтесь же, Алевтина Кузьминична... — Если уж ему так приспичило... то можно было как-то иначе... ласково. А он словно поймал меня ночью на окраине города, — неистовствовала она. — Вцепился в шею, душит... Иван Иванович убедился, насколько сильна рука у профессиональной массажистки, которая к тому же увлекается борьбой самбо. Недаром говорила: «Люблю продемонстрировать охломонам, чему научилась». Он посмотрел на Крутоярова — да, досталось ему на орехи. — Дослужились! — зло заметил Строкун. Ему было неприятно присутствовать при этой сцене. — Прокурора! — требовала Тюльпанова. — Пусть он все увидит собственными глазами. Строкун, сурово взглянув на женщину, сказал Ивану Ивановичу: — Разберитесь! С этого... — кивнул на Крутоярова, — объяснительную. С пострадавшей — протокол по всей форме. Сочтете нужным — приглашайте следователя прокуратуры. — Он направился к выходу и на пороге, не оборачиваясь, заключил: — Распустились! Только теперь Иван Иванович осознал, что основная ответственность за происшествие лежит на нем, руководителе службы. Бросил взгляд на обессилевшего Крутоярова, на Тюльпанову, напоминавшую сейчас мокрого, рассерженного хорька, и сказал: — Привели бы себя в порядок. Прежде всего ей надо было что-то делать с одеждой — сшить лохмотья от кофточки не удастся. Во что же переодеться Тюльпановой? Отпустить ее домой? Пойти с ней вместе? — Нет, нет, — протестовала она. — Прокурор должен все увидеть своими глазами. — Хорошо. Мы вас сфотографируем. И его тоже, — кивнул Иван Иванович на Крутоярова, молча сидевшего на стуле. — И место происшествия, — он обвел рукой вокруг себя. — Приложим фото к протоколу. Вас это устраивает? Она заплакала, прикрыв лицо ладошками. Иван Иванович не мог смотреть на плачущих женщин. ПРОТОКОЛ допроса пострадавшей Тюльпановой А. К. от 30 апреля сего года. 20.07 минут. Я, Тюльпанова А. К., предупрежденная о юридической ответственности за дачу ложных показаний, свидетельствую: Мы с майором Крутояровым О. С. работали в лаборатории, составляли портрет человека, которого я посадила к себе в машину на Мариупольской развилке. В помещении было темно. Работал проектор, на экране высвечивались разные части лица, а я угадывала, похожи или не похожи. Крутояров все время прижимался к моей ноге. Я отодвинулась на край стула. Тогда он стал хватать меня рукой за колено. Я убирала его руку. Когда мы вернулись в кабинет, он запер дверь на ключ изнутри и выключил свет. Я спросила, зачем он это делает? Он ответил: «А ты не догадываешься?» Прижал меня к себе, начал целовать и все хотел завалить на пол, шептал: «Не ломайся, дура!» Я просила его оставить меня в покое, грозилась, что пожалуюсь, но он продолжал нахальничать. «Если я, говорит, не помогу тебе, ты схлопочешь срок». Я вырывалась, отбивалась. Тогда он схватил меня за горло и стал душить. Тут я изловчилась и пнула его в живот. Он отпустил мое горло. Не помня, что делаю, я ударила его стулом. Затем открыла дверь, запертую на замок, и выбежала из кабинета. Как потом выяснилось, и это может подтвердить сотрудник милиции Иван Иванович Орач, на мне была порвана не только кофта, но и все нижнее белье. На моем теле — следы побоев. Прошу привлечь к наказанию по всей строгости закона моего обидчика — сотрудника милиции Крутоярова Олега Савельевича. А. Тюльпанова. Заместителю начальника областного управления МВД полковнику Строкуну Е. П. старшего оперуполномоченного областного угрозыска Крутоярова О. С. ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА Мы работали с Тюльпановой А. К. в лаборатории. Когда на экране появлялось изображение, она ласково брала меня за руку, пожимала ее и говорила: «Не то». И объясняла почему. Тюльпанова все время льнула ко мне, пытаясь погладить по руке. Понимая, что во мне начинают закипать недозволенные чувства, я отодвинулся на край стула. Мы работали долго. Наконец мне дали фотокопию портрета, составленного по описанию Тюльпановой. Это был молодой человек лет тридцати, чем-то похожий на меня: мои глаза, лоб, уши, подбородок. Я понял, что Тюльпанова просто издевается над розыском. По предварительным данным было установлено, что с Тюльпановой в машине было двое: один за рулем, второй стрелял из автомата. Личность Кузьмакова-Прудкова в принципе была уже установлена. В деле имелся его портрет, составленный фотороботом ранее со слов свидетеля Новгородского А. И. Я показал этот портрет Тюльпановой и сказал, что он создан на основании ее показаний. Я хотел увидеть, как она прореагирует. Но не мог предусмотреть того, что произошло дальше. Тюльпанова ловко, профессионально применила против меня прием, ударила ногой в пах. От боли я согнулся. Тогда она огрела меня по голове стулом. Затем повалила на пол, стала расстегивать мои штаны. Она рвала на себе одежду, била себя по лицу кулаками, изодрала в кровь лицо. Снова нанесла мне несколько ударов ногой и закричала: «Помогите!» Кричала до тех пор, пока кто-то снаружи не стал ломиться в дверь. Тогда сорвала занавеску с окна, разбросала бумаги, которые лежали на моем столе, еще раз пнула меня, плюнула и, открыв дверь, убежала. Вскоре подошел заместитель начальника областного управления полковник Строкун и сказал: «Приведи себя в порядок, петух недорезанный». И помог мне подняться с пола. М-р Крутояров. 30 апреля сего года. Заместителю начальника областного управления МВД полковнику Строкуну Е. П. и. о. начальника угро майора Орача И. И. ДОКЛАДНАЯ В 19.32, покинув кабинет полковника Строкуна, я направился к себе в управление. Подходя к кабинету, услышал призывы о помощи, которые доносились из-за двери. Дверь была заперта изнутри. Я слышал приглушенные звуки борьбы. Затем дверь распахнулась, и мимо меня проскочила растерзанная женщина в порванной одежде. Я зашел в кабинет, включил свет и увидел неприглядную картину: майор Крутояров лежал в углу в неприличном виде. Я поспешил за убежавшей и догнал уже на улице возле трамвайной остановки. Уговорил ее вернуться в управление. По возвращении застал в кабинете полковника Строкуна. И/о нач. угро м-р Орач. Слово «майор» в обоих случаях было перечеркнуто красным карандашом и рукой генерала дописано: «подполковник». Начальнику областного управления МВД Донецкого облисполкома генералу Гладышеву Д. И. полковника Строкуна Е. П.