— Еще не решила, — не было смысла отпираться. Раз спросил, значит, видел наш разговор с черноволосой странной девушкой. — Знаешь, банши не положен дом. У нее никогда не должно быть любимых и родных. Все это делает плакальщицу уязвимой в эмоциональном плане. Я не понимала, куда он клонит, но перебивать не стала. — Стражи ограничивают скорбящих. Если у таких как ты появлялся любимый, его заставляли исчезнуть. Если кто-то оставался на месте слишком долго, целые деревни подвергались переселению или уничтожению. И ты была такой, скитающейся без дома и семьи банши, что не имела привязанностей. Он замолчал, а я начала вникать в суть его слов. — И, — ненавязчиво потребовала продолжить. — И это предосторожность, вынужденная мера. Как только банши встречала любимого, и с ним вскоре случалось несчастье, от нахлынувшего отчаяния, плакальщица сходила с ума. Так было с каждой, кому посчастливилось стать хоть ненадолго счастливой. — И со мной… — Да. С тобой тоже. Изначально тебя ограничивали, как и всех, но ты решила добровольно уйти из этого мира. Вот тогда эльф дал тебе и дом, и возлюбленного, и друзей. Ты стала счастливой. — Ненадолго, — я вспомнила, чем все закончилось. — Ненадолго. Твой дом уничтожили, твой любимый умирал. Неудивительно, что ты сорвалась. Тут любой бы уже свихнулся. Вот только безумие скорбящих чревато разрушением мира. Вы облегчаете боль родным умерших и самой душе, но никто не в силах утешить вас и убрать боль вашего отчаяния. Это страшно. — Широ многое мне позволил. Слишком многое, — произнесла вслух то, о чем подумала. — И ты единственная выжила, — подбодрил меня феникс. — Зато пол долины уничтожила. — И осталась в своем уме, приняв себя такой, какая ты есть. Это твой крест. Но если ты решишь уйти, ты не только пустишь под откос все жертвы эльфа, ты бросишь целый мир в пучину отчаяния. Некому будет смягчать горечь утраты любимых и переживания самого умершего. Ты не чума, Дана, ты лекарство для этого мира. Пойми, без тебя будет хуже, чем с тобой и половиной уничтоженного мира. — Ты говоришь правильные вещи, но узнав, какова любовь, что такое дом, его тепло и уют, то чувство, когда вся долина встречает тебя, я не хочу жить без всего этого. — А кто сказал, что тебе нужно жить без этого, — удивился феникс, — отстрой долину, засели ее. Построй новый дом. — Да, вот только… — Ты встретишь достойного мужчину и будешь счастлива, — чересчур уверенно это прозвучало. — Ты не можешь видеть будущее, — фыркнула я. — Мне это и не нужно, — и одна из моих эмоциональных слабостей, а проще говоря, друг, развернулся и пошел к берегу. Разговор был окончен. Мудрейший в этом мире сказал все, что хотел. Если честно, умирать расхотелось. Перспектива, описанная Ласканом, действительно выглядела привлекательно. Я отстрою свой дом заново. В конце концов, я уже умею справляться со своим «безумием». Плеснув в лицо горячей воды, и все еще прибывая в раздумьях, я вышла на берег и направилась в город. Но вот странность, оцепление стояло вокруг бассейна и никуда не собиралось уходить. Тогда как прошел Ласкан? Думаю, этот вопрос останется без ответа. Глава 14 Первая кровь Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья. М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита» — Ну вот, а ты боялся, — ласково погладив мальчишку по голове, Ратха распутала последнее плетение линкетто в волосах Кайи. — И теперь я не умру? — с надеждой спросил мелкий. Всезнающие, какой же он все-таки еще ребенок. — Только если своей смертью, — поддразнила его гоблиана. Кельпи улыбнулся и в тот же ван нахмурился. — А меня ждет скорая смерь? — тут же задал очередной вопрос Кайя. — Да, если продолжишь задавать глупые вопросы, — прикрикнула на коняшку я. — А-а-а-а, значит все в порядке. Тогда я за братом схожу, — и он выскользнул из дома Ратхи. — То есть, его не успокаивать надо было, а напугать, чтобы он перестал бояться? — немного обескуражено спросила Первомать, — оригинальный подход в воспитании плотоядного водного духа. — Они терпеть не могут, когда не видят врага, но чувствуют угрозу. Еще больше их бесит, когда эту угрозу невозможно убрать. — Или сожрать, — продолжила за меня Ратха. — И это тоже. Кстати, — и я указала большим пальцем себе за спину, где еще болтались потревоженные шторы из кожи у входа в дом. Их использовали во всем Уртшанге за место двери, — сейчас сюда заявится кельпи, страстно жаждущий моей преждевременной кончины и, желательно, от его собственных лап. — Какое у тебя интересное сопровождение, — фыркнула плетунья, — так может к плетениям линкетти добавить еще и мое с проклятием скорой смерти? — Чтобы мелкий меня возненавидел! — ужаснулась я перспективе, — нет уж, пусть живет. Мы с ним вроде как стали понимать друг друга. — Может тогда заплетайку вплести между делом? — хитро подмигнула Ратха. — Ну и зачем мне путающийся в своих ногах кельпи на поле боя? — скептический взгляд подействовал. Плетунья поняла свою ошибку. — Ладно, сама что-нибудь придумаю, — я только хотела пристыдить подругу, как та продолжила, — это не помешает его способности воевать. Так, подпортить жизнь чуть-чуть, — последнее она произнесла уже себе под нос, но я все равно ее услышала. Бедный Палан. Своих Первомать защищает, как окотившаяся самка таара детенышей, то есть зубами, клыками и без жалости. — Приветствую Первую мать и Первую сестру, — Палан слегка поклонился и без приглашения вошел внутрь. — Да уж. Теперь становиться ясно, отчего Иргих по сей день заикается, — гоблиана повернула голову ко мне и уточнила, — смею предположить, это все почтение, на которое способен сей индивид, и требовать большего абсурдно? — Именно. Вообще удивлена, что меня в кои-то веки не миледи обозвали. — Я никогда не обзывал вас… — начал было Палан, но по моему виду понял, ложь не удалась, — может изредка, когда миледи уж очень хотела упокоиться и меня за собой утянуть. — Садись, буду расплетать произведение искусства линкетти. Эх, это ж такой оберег уничтожить придется. Ратха так вздыхала над всеми плетениями. По ее мнению, мелкие ночные пакостники сделали огромный подарок коняшкам, вплетя в их волосы заговоры от хвори и мора, а глупые духи, включая Палю, не понимают своего счастья. Первомать хотела было заплести кобыле обереги настоящей плетуньи, но Палевая только от высказанного предложения начала брыкаться и вернулась к излюбленному приему: копытоприкладству. Теперь личная охрана Первоматери красуется синяками во всевозможных местах, так как сидение и лежание гоблинов не смилостивило буйную натуру духа земли, а только раззадорило ее. — Ну вот и все. Волосы распутаны, заговор разрушен, — и к моему удивлению, Ратха нежно провела по волосам Палана, пропуская смоляные пряди между пальцев с затаенным удовольствием. Когда кельпи ушел, гоблиана мне подмигнула, но объяснять свое странное поведение не стала. Неужто и вправду прокляла? — А теперь садись, — она похлопала ладошкой по пуфику перед собой, — будем тебе выстраивать непробиваемую защиту. — Обойдусь, — отмахнулась я. — Сушка, быстро сядь. Обещаю, что плетения будут направлены только на защиту. — И никаких там поисковиков истинной любви или заговоров для покладистого нрава? — уточнила я. — Никаких, — пообещала подруга, — садись, давай, недоверчивая моя. У Ратхи ушло два вата на то, чтобы обезопасить меня от всего, что можно. Плетения были от шальной стрелы, направленного кинжала, случайной смерти (это она так ненавязчиво сказала о моей неуклюжести), атакующего заклинания, удушения, утопления, повешения, сожжения, удара по голове, потери сознания, больного разума, хвори, мора, хищных животных и даже от насекомых. Короче говоря, о моем везении плетунья была особо низкого мнения. Она не вплела еще парочку заговоров только потому, что фантазия закончилась, да и решила, что сама я себе вены резать не стану. — Я не помешаю, — в покои заглянул Широ. Никакого официального приветствия с его стороны не было. — Конечно, Хранитель равновесия. Я рада принимать тебя в своем доме, — и подруга склонила голову. Ах да, мы же не среднестатистический эльф, мы орки знают с каких верхов шишка эльф. — Су, мы пойдем, поможем погрузить продовольствие в повозки. Если повезет, уже завтра сможем выступить. Я кивнула. А что мне еще оставалось. С момента нашего последнего разговора, мы мало общались, скорее, просто перекидывались парой фраз и все. А помощь гоблинам и в самом деле понадобится, нам надо спешить. Уже больше недели прошло с начала сборов. Первородный правильно расценил мой жест и шагнул к выходу, считая дело улаженным. Первомать же следила за нашим общением и странно на меня смотрела. А потом ее просьба остановила эльфа уже в дверях. — Хранитель, я хотела бы вплести вам парочку оберегов. Вы мне позволите? — ох, как соблазнительно она это произнесла. — Прошу прощения, но мои волосы сами по себе оберег, и к нему никто не может прикоснуться кроме меня, — довольно сухой ответ. С чего бы?