Глава 10. Профит — Леша, ты должен мне помочь, — сообщила Анна Алексею Александровичу Власову, сидя перед ним на стуле и просительно заглядывая ему в глаза. Он потирал виски, в русых волосах которых проступила ранняя седина. И растерянно смотрел на Протасову. Сколько лет они знают друг друга? Странно, что ничего не изменилось. Ей нужна была помощь — он бросался помогать. Она пропадала на годы. Потом появлялась. А он будто того и ждал, чем бы ни занимался. Женился, разводился, карабкался по карьерной лестнице, заводил собаку, ее же, умирающую от рака, усыплял. И синеглазая испуганная девочка, которую однажды он спас, тоже была частью его жизни. Может быть, это было лучшим, что он сделал за свои тридцать с копейками лет. — Ну, до сессии еще далеко, и справляешься ты обычно самостоятельно, — проговорил он, доставая из верхнего ящика стола аспирин. — Потому смею предположить, что что-то стряслось. Ты себя давно в зеркало видела? Худая, как щепка. — Неважно! — скривив губы, ответила Анна. — И сессию сдам. Мне нужна реальная помощь. Мне надо чужого ребенка вывезти заграницу. — Чего? — опешил Власов и выронил упаковку с таблетками на стол. — Сдурела? Нахрена? Анна подхватила упаковку. — Заболел? Я не вовремя, наверно. — Ага, заболел. Но явно не так сильно, как ты. Во что ты уже влипла, Аня? — Почему влипла? — непонимающе спросила девушка. — Чужого ребенка? Заграницу? Реально — почему? — Алексей забрал из ее рук упаковку, вытащил пластинку, одну таблетку проглотил, запил водой и пожаловался: — Голова сейчас лопнет. Ладно. Давай по порядку. Что у тебя? — У меня — чужой ребенок. Отказ матери есть. Отец неизвестен. Имя ей вообще я дала, хорошо тетка из опеки не зануда была. Денег взяла и записала под мою диктовку, — Анна фыркнула. — Но девочке операция нужна. Такие делают только заграницей. Мне нужно ее туда отвезти. Несколько мгновений Власов озадаченно смотрел на Анну. По взгляду его трудно было что-то прочитать. В этом он за прошедшие десять лет назад изменился. Раньше смотрел открыто, не прятал ничего. Медленно перевел дыхание, и глаза его потеплели. — Заграница — понятие растяжимое. Ладно. Что у ребенка? — Почки, — быстро ответила Анна. — Советуют клинику в Германии и вроде еще есть доктор в Израиле. Я пока не узнавала точно. Что толку, если не увезти. Идиотизм! — У нас много где идиотизм, — пробормотал себе под нос Власов. — Ладно, я понял. Тебе нафига эта возня? Она смутилась. Отвела взгляд. — Не знаю. Надо! — Надо так надо, — покачал он головой. — От меня что требуется? Помочь с оформлением? Видишь ли… я с опекой дело никогда не имел — у меня несколько другой профиль, как ты могла удостовериться ранее. Как вариант, могу пробить, кто может тебе подсказать, в какие двери стучать. Ты у ребенка в каком качестве намерена оставаться? Вопрос, который она не раз задавала сама себе уже которую неделю, озвученный Власовым, казался предоставленным последним словом осужденному. Повисла пауза, в течение которой Анне было необходимо решить все до самого конца. — Я хочу опеку, — заговорила она, и голос ее звучал твердо и уверенно. — Я найду деньги! — Да я даже не сомневаюсь, что найдешь, — усмехнулся он. — Ладно. Все ясно. Я прозондирую. В универе как дела? — Нормально. Сессия на носу. Она подняла на него глаза и улыбнулась. Тогда тоже на носу была сессия. Первая. Ей, студентке юрфака, которая была старше всех в группе, до сих пор казалось странным, что она учится в университете. Когда-то давно она строила планы, куда идти учиться. И придумывала невообразимые варианты, чтобы подразнить маму и отца. Чего только театральный стоил… Потом все изменилось, и она считала, что учеба — глупая трата денег и времени. И лишь спустя еще несколько лет Анна неожиданно поняла, что юрфак сможет дать ей дополнительные возможности в осуществлении ее мести. Все свободное время она отдавала учебе. Многое позабылось. Но постепенно вспоминалось, под чутким руководством преподавателей. К ней будто возвращалась ее юность, которая снова привела в ее жизнь Алексея Власова. Накануне новогодних праздников, когда большинство нормальных людей носится по городу в поиске елки, украшений к ней и подарков, Анна подпирала стену у кафедры в ожидании куратора, уставившись в учебник. Власов появился из ниоткуда в дорогом пальто, благоухающий парфюмом известного бренда и в ботинках ручной работы итальянского производителя. Это она научилась определять давно. Просто вошел в аудиторию, будто это было в порядке вещей. И спросил: — Михал Сергеича нет? Она подняла голову, и глаза ее заблестели. — Не-а, — протянула, как когда-то давно. И не сдержавшись, рассмеялась. Он улыбнулся в ответ ничего не значившей улыбкой — незнакомой чудачке, кивнул и хотел уже выходить, когда застыл на месте. Взгляд его карим лучом коснулся ее лица и заскользил по ней вниз, к самым ступням. Потом взметнулся обратно. И, едва ли веря своим глазам, он прошел вглубь помещения, ближе к кафедре. — Привет! — весело сказала Анна. — Привет, — повторил он, как попугай. — Это ты? — Могу не я. Тебе как удобнее? — Аня Протасова! — с облегчением произнес Власов. — А Михаил Сергеич попозже будет. — Да к черту Михаил Сергеича! Ты тут учишься? — Учусь. На первом курсе. — Лучше поздно, чем никогда, — кивнул он. — Ты хорошо выглядишь. — А ты модно… Как дела? — Да как-то все… — он замолчал, глядя в ее глаза, а потом тихо произнес: — С ума можно сойти… Я у тебя в следующем семестре правовую информатику читать буду. Зачет. — Ты ж вроде в прокуратуру хотел, — удивилась Анна. — Переквалифицировался в теоретики? — Да я там и работаю. Просто курс читаю. Несложный, практический… А ты? Где ты? Кто ты? — Я? Да по-разному. Работаю. Вот денег немного накопила — решила поступать. — Умница, Ань! Значит, коллегами будем, — его мягкая улыбка, как когда-то давно, согревала. Для него навсегда она должна была остаться студенткой юрфака и «коллегой», но не той, кем она была на самом деле. И он был единственным, кому она ни за что не дала бы. Потому что для него это было бы по-настоящему. Как и для нее. Тусклый свет подсветки слабо освещал кухню и Анну, сидевшую за столом и крепко обнимавшую большую чашку с остывшим чаем. Она внимательно смотрела, как ее отражение становится все ярче на стекле, за которым быстро темнело. Лицо ее было задумчивым и хмурым. Нафига она, и правда, ввязалась в эту историю с ребенком? Подписалась же, дура. А это отнимает время и силы от главного. Самого главного. Что у нее есть сейчас? Кое-что она знает о его проблемах с партнером. Это пока никак не используешь. Еще она имеет материальные выгоды от визитов Закса. Но за дверью ее квартиры он по-прежнему уважаемый бизнесмен, семьянин, меценат. Ага, меценат! Оказывает помощь нуждающейся шлюхе. Которая разрушит его репутацию, его жизнь, разрушит его самого. Анна хмыкнула… и уцепилась за эту мысль, будто бы она была тем, что даст ей силы жить дальше — как это было всегда. Ей мало того, что он орет по ночам. Она хочет, чтобы и днем он выл от чувства собственного ничтожества. Около шести часов вечера в дверь позвонили. Спрыгнув со стула, она вышла в прихожую, распахнула дверь и впустила Закса. Он вошел холодный с мороза, уставший, мрачнее обычного и неожиданно красивый со снежинками в черных волосах и на воротнике пальто. — Холод собачий, — объявил он и наклонился к ней, чтобы поцеловать. — Можно подумать, ты пешком ходишь, — ответила Анна и послушно поцеловала его холодные, уставшие губы, оживавшие от ее прикосновения и неизменно разгоравшиеся страстью, стоило ей дотронуться до них. Он заглянул в ее глаза и подумал, что, наверное, таким должно выглядеть небо. А потом сморгнул эту мысль. Никаких небес не бывает. — Не хожу, — согласился Виктор. Он не видел ее два дня. Два дня, которые пробыл с Лизой. И не мог этого выносить. Никогда не думал об этом, но стоило подумать, начинал сходить с ума: он не мог жить с беременной его ребенком женой — верной, преданной, сексуальной; и едва обходился без чужой женщины, от которой мог получить только тело. — Соскучилась? — непринужденно спросил он. — Некогда было, — ее голос прозвучал так же непринужденно, и она настойчиво потащила Закса в комнату. Он скинул пальто и пошел за ней. Кривая усмешка на его губах тоже выглядела уставшей — совсем на него не похоже. — И чем таким ты была занята? — Разным. Теперь твоя очередь. Он приподнял бровь. Но оставался спокойным и холодным. Легко казаться холодом, когда глаза у тебя цвета льда на асфальте. — Я тоже занимался разным. Подробность за подробность. — Мне тебе отчеты составлять? — спросила Анна. — Где, с кем и сколько раз? Фотографии прикладывать? Пока тебя не было, я успела многое. — Даже не сомневаюсь, — отозвался он негромко. — Скучаешь по прежнему ритму жизни? — Не переживай, он не сильно изменился. — Совершая покупку, люди подписывают бумаги. Наши, если помнишь, подписаны кровью. Тогда за каким хером я должен это слушать? — А ты меня за каким хером покупал? Я не помню там пункта про бухие наезды. Ты потом молча свалил? Я — молча себя развлекала. — Ааа… — протянул он, и на лице его появилась неприятная улыбка. Она делала черты резкими и одновременно расставляла все на свои места в его образе. — Так мы обиделись? — Нет. Зачем на тебя обижаться? То, что мог получить ты, досталось другому. Кому хуже? — По всей видимости, ты не чувствуешь разницы между проституткой и бл*дью. Проститутка себе не принадлежит. Она с тем, кто ее купил. В данном случае тебя купил я. И я требую не гребанной верности, а выполнения обязательств. Ты же предпочитаешь бл*дствовать. Считаешь, меня это заводит?