На первый взгляд неизвестный был безоружен. Его потрепанный, разодранный в нескольких местах тактический рюкзак валялся в паре метров от своего владельца. Рядом с незнакомцем лежали оранжевый квадрат аптечки и пустая пластиковая бутыль. – Мужик… – прохрипел бродяга, завидев направленный в его сторону «калаш». – Не… Не… Не стреляй. Седой взял его на прицел скорее из осторожности, чем из боязни, что неизвестный может причинить ему вред. Нет, этот уже и мухи не обидит. Правая нога незнакомца чуть ниже колена представляла собой одно сплошное месиво из сгоревшей плоти и торчащего наружу обугленного осколка кости. Боясь умереть от кровопотери, сталкер туго перетянул страшную рану жгутом. В таком состоянии он не то что воевать не сможет – он в принципе не способен оказать какое бы то ни было сопротивление. Тем не менее раненый изо всех сил отчаянно цеплялся за жизнь. Из его правого бедра торчали два шприца – не то обезболивающее, не то стимуляторы, а морально-волевым качествам бродяги можно было только позавидовать. Мало кто на его месте смог бы проползти даже то небольшое расстояние, разделявшее скопище мусора и аномальное поле. Оставшись без оружия и потеряв ногу, многие другие бы сдались. Остались лежать, скуля от нестерпимой боли и ожидая смерть. А он вбил себе в ногу шприц – и чудом выбрался из скопления заботливо расставленных Зоной капканов. Уже за это его стоило уважать. Ему ведь на вид больше двадцати не дашь – можно сказать, еще совсем юнец. Однако Седому было все равно. Он слишком долго пробыл на аномальной территории, чтобы уважать кого-то, кроме самого себя. – Был бы дет… детектор. – Лицо неизвестного скривилось от внезапного приступа боли. Руки дернулись в попытке зажать изуродованную ногу, но остановились на полпути. Видно, действие медикаментов подходило к концу. Палец Седого дернулся на спусковом крючке и… и покинул скобу. АКМ так и не выстрелил. – Че? – переспросил сталкер. – Чего ты сказал? – А? – отозвался раненый, словно не поверив своим ушам. – Детектор, гов… говорю. Был бы – я б не… не влез. Сука… Как же больно… Я б… Я б увидел ту аномалию. Обо… обошел. – Знаешь… – Седой горько усмехнулся, – иногда мне кажется, что все это сделано специально. – Мужик… Мне щас вообще не до твоей гре… гребаной философии. Я… Я уже два раза в отключку падал. – Умирающий тяжело сглотнул. – На третий не очнусь… Слышь… Дай арт, а? Дай арт… Но собеседник его не слушал. Каждое сказанное одноногим слово он пропускал мимо ушей, а сам все говорил и говорил, выпуская терзавшие его последние полтора-два месяца мысли: – Это как… Как стимул. Чтоб искать эти долбаные арты. У нас нет ни спецзащиты, ни каких-нибудь приборов. Ни хрена нет! Поймал пулю – нужен арт. Потерял ногу – нужен арт. Хапанул радиации… Знаешь, арты тоже не панацея… Поможет, нет – хрен его знает. Снова эта долбучая лотерея. А че нам еще остается? У нас же ни хрена нет! Знаешь… Я ж только что оттуда. С Большой земли. Как думаешь, мне хватило? Того, что я заработал здесь. В Зоне. Хватило? Да ни хрена! Мы здесь не зарабатываем, мужик. Мы здесь собираем арты для них. Для тех, кому это надо. Для тех, кто создал все эти… как их там? Форумы? Нас сюда заманили. Знаешь, нам дали стволы и сказали: «Здесь нет никакой цивилизации! Здесь нет власти! Здесь вы сможете заработать!» И мы повелись, как самые натуральные лохи. Нас развели, мужик, понимаешь? Мы, долбодятлы тупые, им поверили. И мы вынуждены… Просто вынуждены искать эти чертовы арты! А без них… Без них тут никуда! Это ж заработок! Сука… Нету артов – хрен че купишь! – Седой покачал головой. Из его груди вырвался тихий нервный смешок. – Знаешь, мы тут как… как каторжники. Дешевая рабочая сила! Расходный, мать его, материал! Знаешь, они создали нам условия. И, э-э-э… Единственный шанс выжить – собирать арты. Или… А может, нет?.. – Сталкер на мгновение запнулся. Осмотрелся. Почесал подбородок, заросший грязно-белой щетиной. – Может… – неуверенно произнес он. – Может, мы просто вбили это себе в голову? Может, мы сами решили, что ничего, кроме этих гребаных артов, нам не поможет?.. Че думаешь? А, мужик? Но одноногий уже ничего не думал. Его глаза остекленели, левую руку свело предсмертной судорогой. Голова свесилась набок, нижняя челюсть отвисла. Из приоткрытого рта на камуфляж капнула слюна. Как сталкер и говорил, на третий раз он уже не очнулся. Седой, убедившись, что попавший в аномалию бедняга не подавал никаких признаков жизни, достал дозиметр. Фон чутка повышенный. Как скиталец и предполагал, мусорная куча, так и манившая красным мерцанием артефакта, была радиоактивна. Но он проделал слишком долгий путь, чтобы так просто сдаться из-за повышенного уровня ионизирующего излучения. Закинув пару таблеток противорадиационного – на упаковке сказано, что принимать их следовало непосредственно перед входом в опасную зону, – и щедро запив их водой, сталкер надел противогаз и двинулся навстречу спящему ежу-мутанту. Средство защиты ему несильно поможет – так или иначе, радиоактивная пыль осядет на одежде и все равно найдет свой путь к телу бродяги. По этой причине ОЗК почти никто не пользовался – стоили они дорого, но были, считай, одноразовыми. Выбрался из пятна – и комплект можно смело выкидывать. В суровых условиях Зоны не было ни времени, ни денег очищать комбинезон от всей той гадости, которая успела налипнуть на прорезиненную ткань, потому лучшая защита от радиации для сталкера – это либо артефакты, либо медикаменты, совмещенные с той самой защитой временем. Поживиться у одноногого было практически нечем: его запасы провизии были на исходе, патронов Седой вообще не нашел. Единственное, что удалось прибрать к рукам, – немного гильз взамен утерянным при прохождении сквозь аномальное поле. Хоть бы артефакт так не разочаровал! К счастью, по пути к мусорной куче не попалось ни одной сверхъестественной ловушки, так что сталкер смог быстро и беспрепятственно оказаться у источника красного мерцания. Запустив ничем не прикрытые пальцы в копну самого разнообразного мусора, бродяга выдрал минерал из черной туши усеянного арматурами ежа. Джек-пот! Седой сжимал в руках плоский, шероховатый на ощупь ярко-красный камень размером где-то с полторы ладони. Знаменитый «красный камень», способный неведомым образом восстанавливать поврежденные радиацией ткани организма, включая немаловажный костный мозг. Многие сталкеры и вовсе говорили, что этот артефакт как бы вытягивал на себя радиацию. Собственно, среди бродяг редко попадались люди с хорошим образованием, большинство даже толком не знали, как воздействует на людей ионизирующее излучение. Оттого и появлялись мифы вроде выводящей некие радионуклиды водки. Не теряя времени зря, Седой упрятал найденный артефакт в рюкзак и стал искать обратный путь, прочь от жутко фонящей груды хлама. Казалось бы, почему бы не воспользоваться «красным камнем»? Все равно же влез в зону радиационного облучения! Дело в том, что у этого минерала была одна особенность: спасая сталкера от развития лучевой болезни, он постепенно темнел, все тускнея и тускнея. Как только станет полностью черным – все, больше он бродяге не помощник. Его можно только выбросить или, если язык подвешен, продать какому-нибудь доверчивому новичку. Разумеется, по дешевке: у начинающих скитальцев Зоны денег всегда мало. Хочется заработать побольше – нужно идти к торговцам. В таком случае цена «красного камня» будет напрямую зависеть от его цвета, и чем больше денег Седой сможет за него выручить – тем лучше, тем дольше он сможет протянуть. Каждый сталкер постоянно на грани: скоро ему станет либо нечего есть, либо нечем отстреливаться, и самый безопасный способ добыть недостающее – это прикупить у дельцов. А чтобы что-то купить, нужно сперва продать парочку даров Зоны. Замкнутый круг. Совсем как Седой и сказал умирающему бродяге… – Стоять! – крикнул дюжий мужчина в Дубке, могучие руки которого были перетянуты намотанным в несколько слоев черным скотчем. Такой нехитрый знак лаконично сообщал, что этот человек принадлежал к «Рубежу» или, как их еще называли за глаза, черным – группировке, которая объявила своей целью защиту Большой земли от порождений Зоны. Группировке, которая изо всех сил старалась походить на настоящую армию, даже заменив привычные сталкерам клички упрощенной донельзя системой званий ВСУ. Вот только армия в их понимании – это всего лишь расстрелы по законам военного времени и обязательное презрение к низшим чинам, которое бойцы клана почему-то называли поддержанием дисциплины. Вот так выборочно подражая вооруженным силам, «Рубеж» быстро стал напоминать дешевую, неумелую пародию на «Цельнометаллическую оболочку» Стенли Кубрика с той лишь разницей, что в том культовом фильме людей хотя бы учили убивать, а у черных не было ни специалистов, ни времени на работу с личным составом: нужно было либо собирать артефакты, либо с кем-то воевать, либо отдыхать. Но, несмотря на все свои недостатки, клан прочно обосновался на половине сталкерских лагерей и благополучно установил там свои порядки. Единственные, с кем считался «Рубеж», – это торговцы, истинные хозяева условно-безопасных мест. Поговаривают, что бойцы группировки охраняют владения дельцов в обмен на скидки на все товары первой необходимости. В конце концов, даже у местных кланов нет связи с внешним миром, а кормить целую роту голодных ртов чем-то надо. В число владений черных попадало и Заводище, так что бывшее предприятие встретило Седого не очень дружелюбно. Перед шедшим по дороге сталкером показался небольшой ров, усеянный хищно топорщащимися деревянными кольями – и ведь не поленился же кто-то их выстругать! В той траншее до сих пор лежали медленно гниющие туши мутноглазых собак, решивших попытать счастье неподалеку от владений рубежников. На дереве рядом с окопом болтался полуистлевший труп со сломанной шеей, перетянутой сгнившей веревкой, которая продолжала держаться только чудом. На плече у мертвеца сидела самая обыкновенная ворона, клюющая несвежую плоть, – единственная птица, которая смогла выжить в суровых условиях Зоны. За окопом – пара больших ящиков неизвестного назначения да сгоревший остов грузовика. Следом – блокпост «Рубежа»: баррикады из мешков, за неимением песка набитые землей, два ПКМ и три караульных, один из которых и скомандовал во все горло: «Стоять!» Слева от миниатюрного КПП стояло одноэтажное здание без дверей и стекол, у подножия которого расположился дырявый навес, прикрывавший наверняка пустые цинковые ящики. Справа – постройка в два этажа с провалившейся вниз крышей и грязными, треснувшими окнами. Оба домика были неряшливо исписаны словом «Рубеж», на которое не пожалели бурой, словно засохшая кровь, краски. Услышав крик со стороны блокпоста, Седой остановился аккурат перед хлипкой деревяшкой, перекинутой через забросанный трупами ров. – Оружие разрядить! – донеслось со стороны черных. Не колеблясь ни секунды, сталкер отсоединил магазин и передернул затвор. – На предохранитель! – отчеканил стоявший за пулеметом рубежник. Подобрав выпавший патрон, Седой оперативно выполнил приказ, стараясь не делать резких движений. – Подходи! – махнул рукой другой боец группировки. На этот раз с бродягой заговорил начальник дозора в перекрашенном в камуфляжные цвета шлеме с противоударным забралом. – И руки держи, чтоб я видел! Подняв ладони и оставив автомат болтаться на тактическом ремне, сталкер осторожно коснулся трухлявой деревяшки носком ботинка. Он как будто пробовал на прочность тонкий лед, прозрачной скорлупой укрывавший ледяную воду. Бродяга медленно перенес вес на переднюю ногу. Доска жалобно заскрипела, но все-таки выдержала. Казалось, что вот-вот, еще немного, еще один шаг – и мост непременно треснет под весом Седого, бросив сталкера прямо на торчащие из земли колья. Но, как говорится, не так страшен черт, как его малюют. Деревяшка выстояла, и скиталец быстро оказался прямо перед держащими его на мушке рубежниками. Выглядели бойцы неважно: камуфляж грязный, дырявый, на разгрузках у каждого отсутствовало минимум по одному карману. Удивительно, но хуже всего смотрелся жилет начальника дозора. – Пропуск предъявить! – скомандовал старший караула. Бродяга невольно скривился – за проведенные на Большой земле месяцы он совершенно отвык от ядреной смеси пропахшей потом одежды, налипшей на ботинки грязи и нечищенных зубов, неотступно следовавшей за каждым сталкером. Быстро взяв себя в руки, Седой вытащил из кармана смятую бумажку, на которой было донельзя криво выведено: ПРОПУСК ЗАВОТ 1 чел И, разумеется, подпись. Корявый и неразборчивый автограф черного с блокпоста на Помойке. Хотя блокпостом то место можно было назвать с огромной натяжкой: изорванный в клочья навес, прикрывавший пару ящиков неизвестного назначения, и облезлый, не единожды продырявленный пулями вагончик, который вообще непонятно как туда попал. Дежурный там, на первый взгляд, был всего один. Заспанный, неторопливый и, похоже, равнодушный ко всему происходящему. Но Седой был уверен на все сто: на высоком холме позади вагончика обосновался снайпер или пулеметчик на пару с помощником-автоматчиком. То, что он не увидел прикрытия, – еще не значило, что его не было. Даже сейчас за ним наверняка наблюдали с крыш многочисленных зданий Заводища. Черные любили понаставить часовых везде, где только вздумается. Ничем не занятый сталкер быстро припадет к бутылке в попытке немного успокоить нервы, а рубежнику злоупотреблять алкоголем можно, только если он чем-то отличился. Тогда боец получал нечто вроде увольнительных в армии и мог со спокойной душой напиться до упаду. Приняв из рук Седого пропуск, начальник караула придирчиво осмотрел его, задержав взгляд на корявой подписи. Из его правого кармана торчал еле заметный край свернутой в трубочку бумажки. Наверное, образцы автографов всех часовых с Помойки… Сталкер нервно переминался с ноги на ногу. Да что ж так долго-то? Неужели закорюка на документе незнакома дозорному? Если так, то жди беды – черные очень трепетно относились к соблюдению установленных ими правил. Попавшихся с поддельными пропусками или вообще без них хитрецов нередко ставили к стенке. Человеческая жизнь в Зоне давно обесценилась, так что рассчитывать на милосердие со стороны рубежников было до неприличия глупо. – Так… Порядок, – пробубнил себе под нос часовой в шлеме с опущенным забралом и перевел взгляд на Седого. – Рюкзак показывай. Стянув поклажу, сталкер расстегнул молнию и на вытянутых руках продемонстрировал дозорному содержимое ранца. К удивлению бродяги, черный приказал вывернуть вещмешок прямо на асфальт. Странно… Обычно караульные мельком заглядывали в рюкзак – и пропускали. Иногда чуть-чуть копались в вещах, больше для приличия. Может, Седому просто не повезло нарваться на ужасно идейного бойца, который с точностью до буквы следовал приказам командования? А может, у них опять что-то вроде чрезвычайного положения? Может, снова с анархистами из «Вольного народа» сцепились? – Так… – Черный задумчиво почесал подбородок, рассматривая валявшееся перед ним добро. Глаза часового перебегали от одного предмета к другому, ненадолго задерживаясь на артефактах. На лице рубежника промелькнула тень недоумения. Обычно сталкеры переносили дары Зоны в специальных свинцовых контейнерах, боясь получить лишнюю дозу. – Почему арты не в контейнерах?! – прорычал крепко сложенный пулеметчик, ранее требовавший остановиться. Пока его товарищ наблюдал за дорогой к Заводищу, здоровяк держал Седого на прицеле. – Сборки лепишь? – Чего? – опешил скиталец. Так называемые сборки артефактов были популярным мифом среди новичков. Мол, можно каким-то образом соединить пару-тройку минералов с удивительными свойствами и получить один, вобравший в себя все их достоинства и устранивший недостатки. Но, к сожалению, сталкеры знали об артефактах слишком мало. За больше чем десяток лет никто так и не догадался, каким образом их можно скрестить. Да что там скрестить – хотя бы использовать «батоны» в качестве долговечных батареек. – Ты че, глухой?! – все не унимался черный с пулеметом. – Сборки… – Отставить, рядовой Иванцов! – начальник караула оборвал его резким взмахом ладони. – Все нормально, сталкер. Можешь проходить. Пока Седой собирал свои пожитки в рюкзак, старший часовой вытащил потрепанную, покрытую царапинами ручку через дырку в кармашке, расположенном сантиметров на пять выше локтя. Парой размашистых, неряшливых движений рубежник подписал смятый пропуск и, подождав, пока скиталец закончит со своей поклажей, протянул ему бумажку. – Оружие не заряжать, – проинструктировал охотника за артефактами черный. – Шмалять разрешено только в «Кализее». Нарушение карается расстрелом. Усек? Молча кивнув, сталкер сунул документ в карман и двинулся в глубь Заводища. – Эй, ты! – Рядовой Иванцов просверлил спину скитальца стеклянным, переполненным ненавистью взглядом. Взглядом бешеной собаки. – Я тебя запомнил, гондон! Слышал?! Седой даже не обернулся. Вряд ли черный станет стрелять ему в спину. Желающие выслужиться товарищи мигом сдадут его начальству, а в «Рубеже» с отъявленными психопатами разговор короткий. Так что здоровяку только и оставалось бессильно сотрясать воздух… Пройдя по вымощенной асфальтом дорожке до поворота налево, сталкер оказался перед одноэтажкой с ветхой треугольной крышей. Над пустым дверным проемом – криво намалеванная черная стена на незаконченном красном фоне и подпись: «Рубеж». Внутри – люки, куб с электрощитом, похожие на цистерны непонятные приспособления, ржавая решетчатая платформа с изъеденными коррозией перилами. Сложно понять, для чего прежде использовалось это помещение. Слишком многое украдено, распилено на металл и благополучно продано. То, что осталось, напоминало скорее покрытые плотным слоем пыли декорации какого-нибудь фантастического фильма, чем вполне реальные производственные механизмы. Чем бы они ни были лет тридцать назад, теперь эти агрегаты способны только на одно: подливать масло в огонь фантазии любителей теорий заговоров и контактов с внеземными цивилизациями. Стоило Седому покинуть здание – и перед ним выросла очередная постройка, прямо на голых кирпичах которой было выведено «КАЛИЗЕЙ». Местная гладиаторская арена, где в стельку пьяные бродяги кормили друг друга свинцом на потеху публике. Перед ней как раз столпилось человек десять нетрезвого народу, бессвязными воплями празднующего победу своего фаворита – не зря все-таки на него поставили. В нос Седому ударил стойкий запах перегара – вернувшиеся после долгой и опасной вылазки сталкеры редко отказывали себе в удовольствии пропустить бутылочку-другую. – Се… Седой? – промямлил один из отмечающих – высокий лысый мужчина в чем-то залитом камуфляже. Его левое ухо отсутствовало практически наполовину – метка, оставленная когтями порожденного Зоной монстра. Звали бродягу просто и незатейливо – Рвач. – Ты? – Я, я, – отмахнулся тот. А потом… В мгновение ока подпитая физиономия знакомого бродяги сменилась на добродушное лицо Панаса – крупного торговца, бармена и по совместительству владельца всех развлекательных заведений на Заводище. Застроенная улица вмиг стала душным баром, пропитавшимся специфическим ароматом дешевого алкоголя, еды быстрого приготовления, не стиранной неделями одежды и давно не мытых тел. Не спасали даже два настенных вентилятора, обеспечивавшие приток воздуха с улицы. Удивительно, но Седой не помнил, как он пришел в «150 рад». Он не помнил, как захмелевшие скитальцы встречали его громкими овациями. Последнее, что отпечаталось в его памяти, – слова бармена: – А я тебе говорил. Говорил ведь? Не для тебя это. Сталкер не помнил, как с горечью признал: «Не для всех нас». Не помнил, как заснул на полу бара, прямо в луже собственной рвоты. Не помнил, как рассказал всем о своей жизни на Большой земле, ставшей для него невыносимой мукой. Не помнил, как пытался донести до пьяных коллег, что их всех заманили в Зону, создав иллюзию свободного мира. Иллюзию вседозволенности. Хозяевам нужно, чтобы кто-то собирал для них артефакты, и ради этого они готовы сломать десятки, даже сотни человеческих жизней. Для таких, как Седой, не было дороги назад. Там, среди простых людей, они были никому не нужны. Для всего остального мира они давно мертвы. Пропали без вести. Однажды вышли из дома – и больше не вернулись. Совсем как тот примерный семьянин, Упырь. Он тоже был там. Его куртка топорщилась, обозначая примотанный к телу артефакт, а глаза покрывал красный лабиринт лопнувших капилляров. Этот человек провел среди аномалий и мутантов больше четырех лет – дольше, чем кто-либо из ныне живущих бродяг. Но Упырь дорого заплатил за свое поистине феноменальное везение. Много раз бросаясь в радиоактивные пятна в попытке достать очередной артефакт, он заработал хроническую лучевую болезнь. Повышенная зябкость и боли в руках и ногах стали его постоянными спутниками. Злоупотребление алкоголем и в корне неправильное питание привели к язве не то желудка, не то двенадцатиперстной кишки. Не единожды излеченные артефактами пулевые ранения вылились в проблемы с почками – говорят, из-за этого он и получил свой знаменитый взгляд, взгляд живого мертвеца. И где-то там, в этих опутанных красной паутиной глазах, можно было разглядеть плававшие в море пьяного угара нотки отчаяния. Упырь знал, что умирал. Он понимал, что скоро его время подойдет к концу. Артефакты не могли его излечить, лишь отсрочить неизбежное. Он искал спасение в пьянстве, старался хоть на пару минут забыть о своей печальной судьбе и с каждым месяцем все больше погружался в пучину безумия. Упырь был живым примером того, во что в конечном итоге превращала человека Зона, и в то же время он был чуть ли не единственным, кто не пытался оборвать речь Седого. Не пытался вставить едкий комментарий или грубую шутку, понятную только ему. Распинавшийся об открывшейся ему правде сталкер этого не помнил. В его сознании знаменитый бродяга так и остался просто сумасшедшим, которому повезло родиться с редкой способностью чувствовать аномалии. А между тем Упырь был одним из немногих, кто понимал, о чем тогда говорил Седой. Потому что знал: если бы ему предложили вернуться назад и отказаться от похода в Зону, он бы непременно это сделал. Он бы с радостью забыл все те ужасы, которые навещали его каждую ночь. Забыл разорванные когтями трупы, забыл брошенных умирать напарников. Забыл лица людей, чью жизнь он собственноручно оборвал. Но он не мог. Без крепкой дозы спиртного Упырь не мог даже заснуть. Он стал наркоманом, зависимым от алкоголя, артефактов и военных стимуляторов. Без одного он не сможет отдохнуть и хоть немного восполнить ресурсы истощенного организма, без другого болезни сожрут его изнутри за несколько недель, а без третьего он не сможет зарабатывать. Не сможет составить конкуренцию остальным обитателям Зоны, и даже уникальный дар его не спасет. Перед каждой вылазкой Упырь вынужден был принимать ударную дозу стимуляторов, чтобы банально не валиться с ног от усталости и успевать реагировать на выпрыгивающие из кустов опасности. У него не было миллионов, которые обещали на сталкерских форумах. Все свои деньги он тратил на медикаменты, снаряжение и еду с выпивкой. За артефакты неплохо платили, но задранные в несколько раз по сравнению с Большой землей цены на все необходимое не давали скитальцам становиться богачами. Копя деньги на безбедную старость, бродяги не замечали, как медленно становятся такой же частью Зоны, как и аномалии с мутантами. Не замечали, пока не становилось слишком поздно… Глава 2 Они – Ни хрена не понимаю… – пробормотал Седой, почесав затылок. Только что он был в Зоне. Вместе с двумя напарниками подыскал место для ночлега – ветхий одноэтажный домишко прямо посреди леса. Ни окон, ни дверей, ни мебели – все, что смогли, вынесли еще в те времена, когда Зона не была наполнена коварными аномалиями, свирепыми мутантами и бессердечными охотниками за артефактами. Внутри сталкеров встретила только опутанная серебристой паутиной икона, висевшая на крепко вбитом в стену ржавом гвозде. Краска на изображении заметно потускнела, а само полотно крест-накрест пересекали две глубокие борозды. С картины на гостей смотрел человек в одеяниях епископа с богато украшенной митрой на голове. На шее святого, прикрытой ухоженной седой бородой, висел позолоченный крест, а в левой руке покоилось закрытое Евангелие. Рваные линии, оставленные неизвестным вандалом, разделили его строгое лицо с пронзительными синими глазами на четыре части. Для хозяина дома икона была настоящей реликвией, но для новых обитателей Зоны она не значила ничего. Как и многое другое, ее испортили просто потому, что могли. Выпив грамм по сто пятьдесят водки из походных стаканов, бродяги умяли по банке тушенки на ужин. Затем поочередно сменили носки и белье – и стали обустраиваться на ночь. Первым вызвался дежурить Репа – бритый наголо мужчина средних лет со слегка покатым лбом, придававшим ему некое сходство с обезьяной. Взяв «калаш» в свои покрытые самыми разными татуировками руки – чего там только не было: и изображения святых, и какие-то жирные точки, и крупно выведенное «МИР», скиталец отправился на чердак сторожить покой товарищей. Помидор, прозванный так за его вечно красное от повышенного давления лицо, разложил на полу спальный мешок и улегся сверху, положив под голову рюкзак в качестве импровизированной жесткой подушки. Автомат сталкер положил на расстоянии вытянутой руки от себя – все боялся ненароком застрелиться, неудачно дернувшись во сне. А что до Седого, то он просто поставил свою поклажу у окна и улегся рядом, прямо на сердито скрипящие половицы. – Почки застудишь, – сонным голосом пробормотал Помидор. – Дебил. Его напарник ничего не ответил. Он был твердо убежден, что скитальцы Зоны практически не болели. Убежден, что его организм, испытывая постоянный стресс, мобилизовал все силы и в легкую справлялся с атакующими его вирусами. И лишь на одно короткое, почти мимолетное мгновение Седой задумался: «А что, если Помидор прав?» Но чувство собственной важности не позволило этой мысли развиться во что-то большее. Как и всегда, сталкер отбросил чужое мнение прочь. Потому что где-то там, на подсознательном уровне, он считал себя лучшим. Самым умным и самым хитрым. Любимчиком Зоны, как сказали бы суеверные скитальцы. Он мысленно превозносил себя над остальными бродягами, как делали это многие другие охотники за артефактами. И потому Седой просто погрузился в чуткий сталкерский сон, продолжая находиться во власти надежно закрепившихся в его разуме иллюзий.