Бертран, не уверенный, что понят, изобразил жестом ход шахматной фигурой и дружески похлопал друга по плечу. Жан-Луи Мартен немного успокоился. Его заботило одно – чтобы его не забыли. Друзья, выходит, я для вас еще существую. Для меня крайне важно это знать. – Знаю, ты поправишься, – произнесла Изабелль для его мертвого уха. – Да, папа, поскорее возвращайся домой, – хором попросили три дочери над тем же самым ухом. – Думаю, ты попал к лучшим неврологам Европы, – сказал Бертран. – Тот, который нас впустил, – в очках, с высоким лбом, – видать, специалист что надо. Доктор Финчер уже вернулся и дал понять посетителям, что больному вредно переутомляться и что на сегодня довольно. Он предложил им вернуться на следующий день и пообещал, что водное такси заберет их в 11 часов. Нет, пусть побудут еще. Мне необходимо их присутствие. – В общем, скорее поправляйся, – сказал на прощанье Бертран. Финчер подмигнул больному, глядя в его зрячий глаз. – У вас хорошая семья. Браво, месье Мартен. «Запертый человек» медленно опустил веко в знак согласия и благодарности. – Ваше ухо и ваш глаз – это плацдармы, с которых я начну завоевывать всю вашу нервную территорию. Это возможно. В тоне доктора Финчера звучала небывалая уверенность. – Все зависит от вас. Вы – исследователь. Вы распахиваете неведомые земли – собственный мозг. Это Эльдорадо третьего тысячелетия. После завоевания космического пространства человеку остается взяться за свой мозг, самую сложную структуру во всей вселенной. Мы, ученые, наблюдаем его снаружи, а вы займетесь экспериментами изнутри. Жан-Луи Мартену очень хотелось в это верить. Хотелось быть исследователем, находящимся на острие людского познания. Хотелось стать героем современности. – Вы можете добиться успеха при наличии мотивации. Мотивация – ключ ко всем поступкам. Я постоянно проверяю это на пациентах, а также на лабораторных мышах, поэтому могу вас заверить: захотеть – значит суметь. 25 Капитан Умберто снимает чехол с инфракрасного передатчика с крылышками-антеннами, и «Харон» входит в узкий канал, ведущий к пристани, примостившейся под крепостью, у основания скалы. Там они причаливают к деревянному настилу. – Буду ждать вас здесь. На прощанье он берет руку Лукреции, гладит ее и целует, а потом кладет на ладонь какой-то легкий предмет. Оказывается, это сигаретная пачка. – Я бросила курить, – говорит она. – Берите, это будет ваш волшебный ключик. Лукреция пожимает плечами и прячет пачку. Она с облегчением ступает на твердую землю. Ее вестибулярный аппарат еще не отошел от штормового шока, в ногах дрожь. Исидор помогает ей выпрямиться. – Дышите глубже. Умберто открывает тяжелую железную дверь и пропускает их внутрь здания, потом с лязгом задвигает наружный засов. Им трудно совладать с внутренней дрожью: психиатрическая больница вызывает у обоих страх. «Я не сумасшедшая», – думает Лукреция. «Я не сумасшедший», – думает Исидор. Два поворота дверного запора. «Вдруг придется доказывать, что я не безумец?» – в страхе думает Исидор. Журналисты поднимают глаза. В скалу вделаны и закреплены раствором грубые камни-ступеньки. Она начинают карабкаться вверх. Подъем дается нелегко. Наверху им преграждает путь дородный человек с узкой короткой бородкой, в грубом шерстяном свитере, похожий на школьного учителя. – Что вам здесь надо? – спрашивает он, подбоченившись. – Мы журналисты, – объясняет Лукреция. Поколебавшись, человек отвечает: – Я доктор Робер. Он ведет их к крутой лестнице, по которой они поднимаются на открытую площадку. – Я могу устроить вам небольшую экскурсию, только прошу соблюдать осторожность и тишину и не мешать больным. Вот они и в сердце больницы, на лужайке, среди гуляющих и беседующих людей в городской одежде. До них доносятся обрывки разговора: – Я – параноик? Нет, так не пойдет, обо мне распускают лживые слухи… Некоторые читают газеты или играют в шахматы. На площадке играют в футбол, раздается стук волана о бадминтонные ракетки. – Знаю, с непривычки все это может показаться странным. Финчер запретил больным разгуливать в пижамах, санитарам и врачам пришлось снять синие халаты. Так он засыпал ров между персоналом и пациентами. – Разве это не напрягает? – удивляется Исидор. – Сначала у меня самого была путаница в голове. Что ж, это обостряет внимание. Доктор Финчер перевелся к нам из парижской клиники «Отель-Дье». Он работал с доктором Анри Гривуа, внедрившим во Франции методы канадской психиатрии. Доктор Робер ведет их к корпусу с надписью «Сальвадор Дали» над дверью. Стены внутри не побелены, как принято в больницах, а расписаны от пола до потолка красочными фресками. – Финчер пытался внушить каждому больному, что изъян можно преобразовать в достоинство. Он хотел, чтобы они, смирившись со своей мнимой слабостью, превратили ее в плюс для себя. Все помещения здесь – дань памяти художника, добившегося успеха именно своей непохожестью на всех остальных. Палата «Сальвадор Дали» встречает их не произведениями на мотивы художника, а тщательными репродукциями самых известных его полотен. Доктор Робер ведет журналистов в другой корпус. – Это для параноиков: Мориц Корнелис Эшер. Стены расписаны невероятными геометрическими фигурами. – Прямо музей, а не больница. Потрясающая настенная живопись. Кто все это нарисовал? – Чтобы добиться такого соответствия оригиналу, мы пригласили маньяка из корпуса «Ван Гог». Уверяю вас, вы не найдете никаких расхождений. Совсем как Ван Гог, искавший совершенный желтый цвет и нарисовавший тысячи подсолнухов с разными оттенками желтизны, чтобы достигнуть желаемого эффекта, здешние больные способны долго искать правильный цвет. Они упертые перфекционисты. Экскурсия продолжается. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь