– Шелестов, – окликает меня Аня. Я поворачиваюсь. – Знаешь, Леша, а ты сильно изменился, – девушка задумчиво рассматривает меня, – во всем причем. Ходишь с развернутыми плечами, прямая осанка. Я бы даже сказала, у тебя военная выправка. Не бегаешь, не кричишь и не носишься на переменах, как другие. Даже говоришь, смотришь и держишься по-другому. Знанием английского вообще всех нас поразил, а ведь раньше, и близко им так не владел. Такое впечатление, что это не ты, а кто-то другой, гораздо взрослее и умнее. Чувствую, как начинают пламенеть уши. Это не Николаенко, а Шерлок Холмс в юбке. Надо заканчивать разговор и уходить, пока она меня совсем не расколола. – Ань, все мы растем и меняемся. Я просто сильно повзрослел за это лето, много читал и думал, – сухо отвечаю девушке, – извини, мне пора. – Пока Шелестов, – кивает Аня. Задумчивое выражение в её глазах никуда не исчезает. Наоборот, оно усиливается, – до завтра. Киваю Николаенко, и иду к парням. Дашка уже бежит к Ане и теребит её, нисколько не стесняясь нашей компании. Представляю, какой повод для сплетен образовался. Обсуждать одноклассников Одинцова любит, и находится в приятельских отношениях со всеми девочками класса. Впрочем, плевать. Я уже вырос из этих детских игр. Ребята доводят меня до подъезда. Я прощаюсь со всеми, и через пару минут уже оказываюсь дома. Читаю традиционную мамину записку о супе, гречке и курице в холодильнике. Разогреваю пищу, без аппетита обедаю, бреду в свою комнату. Со вздохом берусь за уроки. Через полчаса откладываю учебник «Физики» в сторону. Смотрю на настенные часы. 15:40. До тренировки время у меня еще есть. Надо действовать. Быстро накидываю на себя куртку, надеваю туфли. Через минуту уже щелкает дверной замок, закрывая входную дверь. Спускаюсь вниз. Старушки, болтающие на лавочке у подъезда, замолкают, когда я выхожу из дома. Игнорируя их любопытные взгляды, иду в соседний подъезд. Поднимаюсь на второй этаж и останавливаюсь возле двери, оббитой черным дермантином. Квартира 154. Собираюсь с мыслями, продумывая в голове все варианты разговора. Мой собеседник должен видеть во мне искреннего, эмоционального подростка с чистыми помыслами и желанием изменить положение к лучшему. Я не люблю лицемерить и притворяться. Но придется. От успешности моих дальнейших шагов зависят жизни миллионов людей, преданных, оболганных, погибших в локальных конфликтах, изгнанных из своих родных краев и умерших в лихих 90-ых. Чтобы получить шанс сохранить свою Родину – СССР мне понадобится сделать все возможное и даже невозможное. А сейчас для реализации своих планов, мне придется быть максимально убедительным, но в то же время не выйти из образа. Глубоко вдыхаю, как перед прыжком в воду. «Дорога в тысячу ли начинается с одного шага». Поехали. Утапливаю палец в кнопку звонка. Слышу неторопливые шаги внутри. Через минуту дверь открывается. На пороге стоит седой мужчина лет 60-ти, серые немного выцветшие глаза внимательно смотрят на меня. – Здравствуй Алеша, – здоровается он. – Добрый день Леонид Романович, позволите войти? – вежливо интересуюсь я. – Заходи, конечно, – он отходит чуть в сторону, освобождая мне дорогу. Через минуту мы уже сидим на кухне. На конфорке кипятится полный чайник. В ожидании напитка на столе стоят две пузатые фарфоровые кружки на блюдечках с голубыми ободками. Рядом примостились сахарница и небольшая тарелочка с конфетами и печеньем, выставленная на стол радушным хозяином. Леонид Романович Шаховский – ветеран Великой Отечественной Войны. Он прошел её всю, от первого до последнего дня. Я даже не подозревал, сколько у него наград, пока не увидел своего соседа, 9 мая, идущим на встречу с ветеранами. Весь пиджак был в наградах, слева сверху сияла золотистым блеском звезда Героя Советского Союза, чуть ниже пламенел развевающимся стягом с надписью «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» орден Красного Знамени. Среди множества других наград я также заметил медали «За взятие Берлина», «За оборону Сталинграда» и «За Отвагу». Тогда, рассмотрев их на тихом и скромном Леониде Романовиче, я даже немного растерялся. Мне сразу вспомнилось, как уважительно здороваются с ним окружающие, и даже любящий «закладывать за воротник» и побуянить дядя Миша беспрекословно прекращает дебоши, услышав укоризненный спокойный голос ветерана. Ко мне сосед относился отлично. Он находился в приятельских отношениях с моими родителями, и даже пару раз был в гостях у нас дома. Я общался с ним на разные темы, рассказывал о своих школьных и спортивных делах, и даже получил от него пару подарков – книг из его личной библиотеки. В 1992-ом году Шаховский умрет. Крушение страны, за которую он сражался, строил и восстанавливал после войны, оказалось для него большим стрессом, подтолкнувшим к обширному инфаркту. Похороны ветерана организовывались властями и военными. На них присутствовали представители министерства Обороны и мелкий чиновник из городской администрации. Печально играл траурный марш оркестр, и лишь троекратный залп из АК-74 почетного караула в холодный осенний день звучал пронзительным реквиемом по Леониду Романовичу. В последний путь кроме военных и чиновника его провожали лишь несколько стариков с нашего дома и пара ветеранов. Родственников у Шаховского не было, родители давно умерли, брат погиб на фронте, а жена с дочкой попали под бомбежку при эвакуации из Харькова. Второй раз Леонид Романович так и не женился. – Леша, я тебя слушаю. Ты что-то хотел или просто пришел проведать старика? – реплика соседа прерывает мои раздумья. – Хотел, – смущенно признаюсь, – я к вам вообще-то зашел по делу. – Излагай, чего тебе понадобилось? – доброжелательно улыбается Шаховский. – Расскажите нашему классу о войне, – тихо прошу Леонида Романовича. Улыбка сползает с лица ветерана. Серые глаза пристально смотрят на меня: – Зачем тебе это надо Алексей? – Леонид Романович, это нужно всем, и живым и вашим боевым товарищам, погибшим на этой войне. У меня, как вы знаете, отец полковник, а дед – генерал. Я воспитан на подвигах Великой Отечественной. Но мои одноклассники и вообще все школьники родились уже в мирное время. Они выросли в благополучной, мирной и отстроенной после жуткой войны стране. Молодежь не ощутила на себе все величие и грандиозность прошедшей эпохи. И знаете, для многих из них празднование Дня Победы стало уже привычным. Я не хочу сказать, что это плохо, наоборот, хорошо, что мы отмечаем этот праздник. Меня тревожит другое. Вижу, что многие одноклассники зевают на политинформациях, уроках истории, при рассказах о подвигах советских солдат. Для них это уже стало во многом формальными мероприятиями, которые даже слегка поднадоели. Я хочу, чтобы ребята из моего класса послушали рассказ участника войны, прониклись её духом, и поняли, с каким врагом пришлось столкнуться СССР, и от чего их спасли. Передачи и торжественные мероприятия это все-таки немного другое, они уступают по убедительности живому рассказу очевидца. Леонид Романович останавливает меня жестом, разливает заварку по чашкам. Он встает, берет закипевший чайник. Горячая вода льется в наши чашки, поднимая вверх клубы пара. Поставив чайник на плиту, он снова поворачивается ко мне. – Удивительно, – помолчав, произносит ветеран, – такие мысли у шестнадцатилетнего юноши. Это просто невероятно. Я многое повидал в жизни. Меня сложно удивить. Но вам Алексей это удалось. Продолжайте. Ага, отмечаю про себя, ветеран уже «на вы» перешел, и Леша уже в Алексея превратился. Хорошо, значит у меня все получится. – Да в принципе все, – пожимаю плечами, – я хочу снять с них налет безразличия, затронуть их души, и заставить задуматься, а смогли бы они, вот так сражаться в самых невероятных условиях, держать оборону в огненном аду, пережить гибель друзей и близких и, главное, победить такого врага, несмотря ни на что? Пусть одноклассники посмотрят на войну вашими глазами, человека, который прошел её всю, от начала и до конца. Я надеюсь, что они поймут, какой ценой нам досталась победа. Верю, это осознание заставит многих измениться, и стать лучше. А значит, если наступит миг, когда нашу Родину придется защищать снова, они не останутся равнодушными. – А дед вас чем не устраивает? У него это получится гораздо интереснее и убедительнее. Все-таки генерал, и в войну тоже не в тылу отсиживался. – Дед в Москве живет, и сюда пока приезжать не планирует, – спокойно объясняю Леониду Романовичу ситуацию, – а так бы конечно, к нему обратился. Молчание. Я спокойно смотрю на собеседника и жду ответа. Леонид Романович встает и подходит к окну. Его глаза смотрят куда-то вдаль. Мысленно он сейчас находится далеко. Где-то на полях сражений Великой Отечественной. Наконец его голос нарушает повисшую над кухней тишину. – Знаете Алексей, – задумчиво говорит ветеран, – я, наверно, плохой рассказчик. Не люблю вспоминать войну. Некоторые моменты заставляют снова болеть сердце. Слишком многое я видел, и погибшие друзья и близкие до сих пор стоят перед глазами. Но вы абсолютно правы, и мыслите верно. Рассказывать об этом нужно, чтобы знали и помнили. Молодежь должна сохранить память о погибших и этом страшном, но героическом времени. Поэтому я постараюсь. Можете на меня рассчитывать. – Большое вам спасибо, – я очень рад ответу Шаховского. Все пока идет по нужному мне сценарию. – Уточню время с нашим классным руководителем, и согласую его с вами. Договорились? Протягиваю ему руку, предлагая скрепить наше соглашение рукопожатием. В глазах Леонида Романовича мелькает удивление. – Вы все-таки очень необычный молодой человек, – замечает он, – договорились. Ладонь пожилого, но еще довольно бодрого мужчины сжимает мою, подкрепляя сказанное. * * * 11 сентября 1978-ого года. Понедельник 17.10. На тренировку к Семеновичу я все-таки опоздал. Минут на десять. Даже немного расстроился, представляя, что Зорин сейчас посоветует приходить вовремя, и отправит меня обратно. Но этого, к моему удивлению не произошло. Пока я смущенно топтался возле входной двери, ожидая неутешительного вердикта тренера, ребята и Вероника разминались под предводительством Сереги Мальцева. Они совершали круговые движения корпусом, подпрыгивали, высоко подбрасывая колени, кувыркались и совершали махи руками. – Чего стоишь? Беги переодеваться, – командный голос Семеновича, неожиданно вышедшего из «тренерской», заставляет меня встрепенуться, и радостно бросится раздевалку. Быстро переодеваюсь и выскакиваю в зал. Ребята уже стоят в парах. Отрабатывают классическую связку, боксерскую двойку и передний «маваши» по печени. Вероника работает на мешке, недовольно поглядывая на меня. – Разминайся в темпе, – бросает наставник, – у тебя есть три минуты. Семенович поворачивается к ребятам, а я усиленно разогреваю мышцы и связки. Три минуты пролетают быстро. – Готов? – уточняет Зорин. Молча киваю в ответ. – Отлично. Нет, ты пока побей мешок, – сэнсей останавливает направляющуюся ко мне Веронику. Она фыркает, но вслух выражать недовольство не торопится. Приказы наставника здесь не обсуждаются. – Ребята, – Семенович громко хлопает в ладоши, привлекая внимание, – вольный бой в стойке. Включаем голову, ищем возможности раскрыть и достать противника. Используем ударную технику единоборств и бокса. Работаем в легкий контакт. Остановка по моей команде. Шелестов ты в паре со мной. Готовы? Поехали! Группа начинает спарринги. Семенович берет в рот капу, надевает боксерские перчатки и отходит со мной в свободное место. Я тоже полностью готов к бою. Наставник начинает неожиданно. Он прыжком покрывает в пару метров, разделяющих нас. Его кулак «стреляет» в мое солнечное сплетение. Еле успеваю блокировать его сбивающим движением перчатки, и тут же получаю следующий удар – «маваши» в челюсть. Каким-то чудом, инстинктивно перекрываюсь предплечьем и отпрыгиваю назад, разрывая дистанцию. Но Зорин не дает мне этого сделать. Он продолжает движение вперед и аккуратно тюкает меня прямым в подбородок, обозначая удар. Один – ноль. Тяжелая у него все-таки лапа. Семенович работает со мной очень аккуратно и легко, но его попадание я прочувствовал. Сэнсей продолжает, не останавливаясь на достигнутом. Обманным движением обозначает джеб в лицо, заставляя мои руки взметнуться в защитном блоке, и достает меня «футбольным» ударом внутренней частью стопы по голени. Два – ноль. В глазах наставника мелькает усмешка. Это меня не на шутку заводит. Понятно, что в реальном бою шансов против него нет, но отыграться я все-таки попытаюсь. Изображаю растерянность и начинаю пятиться назад. Игорь Семенович атакует меня двухударной комбинацией. От прямого правого в голову я защищаюсь уклоном корпуса, левый апперкот по печени блокирую подставкой локтя, скручиваясь за сведенными вместе руками. Наставник смещается налево, подбирая место для следующей неожиданной атаки. Одновременно с ним ухожу сайд-степом направо и, разгибаясь, достаю Семеновича коротким боковым по челюсти. Два – один. Наставник останавливает бой движением перчатки, выплевывает капу на руку, и командует группе «Стоп». – Молодец, подловил, – негромко говорит мне Семенович. Он стягивает перчатки, и поворачивается к парням. – Отрабатываем бросок через бедро, поочередно в парах. Делаем все в высоком темпе, без перерывов. Время – четыре минуты, – в руках у сенсея уже блестит секундомер, – Пошли! – Шелестов, ты выполняешь упражнение с Вероникой, – уточняет Семенович, – но работаете так, ты два броска подряд, она – один. Все понятно? – Да, – подтверждаю я. Занятие продолжается по привычному сценарию. Отрабатываем борцовские приемы в стойке, ударные комбинации по «точкам», таскаем друг друга на спинах, отжимаемся на кулаках, тренируем болевые и удушающие в партере. Как пролетели два часа, я даже не заметил. Зато мое кимоно промокло от пота насквозь. Хоть выжимай его прямо в раздевалке. Когда время тренировки заканчивается, Семенович отпускает группу переодеваться. Я дожидаюсь, когда парни скинут с себя кимоно и самбовки и убегут мыться в душ. Иду в тренерскую к наставнику. Зорин читает «Красную Звезду». Рядом с ним на столике дымится чашка чая. При моем появлении газета откладывается в сторону. – Садись, – мне небрежным жестом указывают на стул рядом, – Чаю будешь? Нет спасибо, – решительно отказываюсь, – Игорь Семенович, мне с вами надо поговорить. – Я уже понял, – усмехается наставник, – слушаю тебя. Начинаю излагать Семеновичу свой план. Глаза тренера изумленно расширяются. – Сам придумал? – интересуется сэнсей.