Двое людей Хадсона баррикадируются за кухонным островом и стреляют сериями, когда показывается голова Петровича. — Ёбаный пидарас, — ревет он по-русски, быстро нагибаясь, и выпускает пять пуль. Слышу ответный огонь и обнимаю сзади Рэйган. Позади меня слышится суровое дыхание Наоми, её беспокойство растет. — Чёртов ублюдок, — переводит она без нужды, или возможно, для Рэйган, а затем начинает раскачиваться на пятках. — Слишком громко, — повторяет она, закрывая уши руками. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Последнее ругательство я выкрикиваю вслух. Я должен вытащить их. Рэйган плачет, но успокаивающе кладет руку на плечо Наоми. У меня нет времени объяснять Рэйган, что Наоми не переносит чужих касаний, и Наоми пронзительно кричит. — О, чёрт. Прости, Наоми, — говорит Рэйган, немедленно убирая руку. Моя сестра раскачивается взад-вперед с руками на ушах. Петрович смотрит на нас, как на цирковую труппу. Кажется, он хочет нас пристрелить, чтобы избавить от страданий. Чёртово дерьмо. — Оставайтесь здесь, — приказываю я, присаживаясь рядом с Петровичем. Выстрелы слышны чаще, и я чувствую жар в боку. Чёрт, я разорвал заклеенную рану. Армия стекается к задней части дома, слышны шаги по плитке и штукатурка сыплется нам на головы. — Всё бы отдал сейчас за С4, — шучу я с Петровичем, но он просто хрюкает в ответ. — У тебя есть план? — спрашиваю я. — Стреляем. Убиваем. Убегаем, — отвечает Петрович. — Отличный план. На два? — я показываю наверх. Он понимающе кивает. — Раз. Два. Мы поднимаемся и заходим за остров. Люди Хадсона оглядываются по сторонам, но слишком поздно. Я стреляю одному в голову, Петрович другому. На мгновение воцаряется тишина, лишь от выстрелов. — Сейчас, — я жестом руки с пистолетом зову девушек, но Наоми не двигается, а Рэйган не знает, как следовать моему приказу и оставить Наоми. Если бы я не полюбил её раньше, то сделал бы это сейчас, видя какую заботу о Наоми проявляет Рэйган. Да, Рэйган никогда от меня не избавится. Мой бок обжигает сильнейшей болью, но я бегу к Наоми, и только Петрович опережает меня. Он поднимает её и перекидывает через плечо, как мешок с рисом. — Идем. Мне не нужно еще одно приглашение. Я хватаю Рэйган за руку и выбегаю наружу. Там стоит фургон с открытыми дверями и металлическим сайдингом, пронизанный пулями. Я бросаю Рэйган внутрь, и Петрович делает то же самое с Наоми. Мы закрываем двери, и Петрович идет к капоту. Он совершает какие-то манипуляции, прежде чем перейти на сторону водителя. — Заглушка на зажигании? — спросил я. Кивнув, он включает передачу и трогается. Девушки летят по салону. — Держитесь, — кричу я. Рэйган поднимает Наоми, когда я выхожу, чтобы убрать охранников у ворот. — Не останавливай эту чёртову машину. Петрович хрюкает, но не замедляется. У меня осталось шесть пуль. Там три охранника. Фургон раскачивается, как пьяный, который идет по железнодорожным путям. Подняв пистолет, я замечаю первого охранника в полуприсяде, простреливая ему коленную чашечку, и он падает. Фургон наклоняется в сторону Петровича. Затем охранник у ворот. На него требуется два выстрела. Один в лоб. Пуф. Другой в грудь. Для гарантии. Третий охранник находится со стороны Петровича. Мне приходится вытащить свою задницу в окно фургона и стрелять через крышу. Ответный выстрел прилетает мне в плечо, поэтому я промахиваюсь с первого раза. Но тут же исправляюсь, и следующими двумя сбиваю охранника с ног, когда Петрович врезается в закрытые ворота. Силой удара меня выбрасывает вперед, и я мог бы выпасть из фургона, но Петрович и Рэйган затаскивают меня обратно. — Спасибо, боец. Рэйган посылает мне слабую улыбку. Обернувшись, я вижу, что Наоми лежит на полу, свернувшись калачиком. Главное, что она жива. Святые угодники. Мы все в порядке. Петрович несется, как сумасшедший к фавеле Слезы Бога, но кажется, мы едем слишком долго. — Кажется, я разорвал склеенную рану на боку, — говорю я Рэйган. Она взволновано смотрит на меня: — Дай мне посмотреть. — Нет, там ничего страшного, — хотя я чувствую небольшое головокружение, возможно, из-за того, что чуть ли не выпал из фургона. — Хочу, чтобы ты знала, ты была там чертовски изумительна. — Точно, — фыркает она. — Я бежала, кричала и не отдала пистолет Петровичу. — Ты пыталась позаботиться о моей сестре во всем этом дерьме. Спасибо, — говорю я ей. — А теперь поцелуй меня, будто я герой. Она широко улыбается и садится ко мне на колени. Я игнорирую болезненное жжение в боку и плече, ведь какая разница? У меня на коленях теплое тело Рэйган Портер. Боец. Выжившая. Надравшая задницы. — Я говорил, что люблю тебя? — Ещё нет. — Я люблю тебя, малышка, — ворчу я. Я тяну её вниз, прикасаясь к ней губами и скользя в ней своим языком, что посылает электрические разряды вниз к моему паху. Она прижимается ко мне, и я наслаждаюсь ощущением легкого прикосновения её груди к моей. У меня в мыслях пробегают воспоминания о нашей жаркой ночи. Я скольжу руками ещё ниже, чтобы погладить её попку и притянуть к себе ближе. — Ох, — выдыхаю я, когда она прижимается рукой к моему плечу. Рэйган убирает руку, но я возвращаю её. Не могу насытиться ей. Мне хочется поднять её футболку и коснуться кончиком языка её соска, а затем взять в рот всю её грудь. — Ух, — снова вздыхаю я, когда острая боль обжигает плечо. Немного сдвинувшись в сторону, мне удается сместить её руку. Облегчение приходит немедленно. Но я не могу перестать целовать её. Мне всё равно, что Петрович в паре метров от нас. Моя единственная мысль — стать ещё ближе с ней. Девушка обнимает меня своими мягкими руками и ласкает мое лицо. Я пытаюсь открыть глаза, чтобы посмотреть на неё, и увидеть её похотливый взгляд, разглядывающий меня. Но какой-то туман застилает всё. Прикосновение её губ слабеет, и она зовет меня по имени. Я изо всех сил пытаюсь ей ответить и открываю рот, но из него не исходит ни звука. Рэйган. Я зову её. Рэйган. Рэйган. Рэйган. Но ответа нет. Ни звука. Только гул в ушах. А потом… ничего. Глава 25 Рэйган В мире нет ничего хуже, чем целовать мужчину и почувствовать, как он абсолютно деревенеет под тобой. Сначала я не понимаю, что происходит с Дениэлом. Мы целовались, и усилившийся адреналин от побега из соединения Хадсона сочится из его тела в моё. Но затем его тело замирает, а я смущаюсь. Я сижу и понимаю, что искры из его глаз пропадают. — Дениэл? Когда он закатывает глаза, я кричу: — Дениэл? — повторяю я его имя снова и снова, шлепая его по щекам. — Дениэл? Дениэл! Без ответа. Я откидываюсь от него и задыхаюсь от увиденного. Его рубашка пропитана кровью на плече. — Боже мой, он же ранен! — Слишком громко, слишком громко, — стонет позади фургона Наоми с прижатыми руками к ушам, свернувшись в калачик. — Слишком громко. — Заткнитесь все, чёрт возьми, — кричит на нас Василий. — Я же за рулем! Я хочу успокоить Наоми, но мне так страшно за Дениэла. У него такое бледное лицо. Я разрываю окровавленную рубашку, чтобы взглянуть на рану. Из его плеча идет кровь, но та, что на боку выглядит хуже. Похоже, в него попали второй раз, и отовсюду хлещет кровь. Мне хочется задушить в себе всхлипы, и я разрываю рубашку, чтобы прижать к ранам и остановить кровь. Я вся в крови. Я бы и свою футболку разорвала, но на мне ничего больше нет. Я немного раздумываю, оголиться ли. Чёрт. Да все равно. Десятки людей видели меня и касались моего тела. Всё, что имеет значение, лишь бы Дениэл выжил. — Слишком громко, — снова скулит Наоми. Василий бормочет проклятия и смотрит в зеркало заднего вида, когда раздается выстрел. — Нас преследуют. — Конечно, нас преследуют, — кричу я.