— Большое спасибо, — поблагодарил по-английски мистер Ким. — Большое пожалуйста, — ответила Мина и не удержалась от смеха. В лабиринте людей, в основном моложе их, ей стало до боли неловко. Она сжала медвежонка в руке. Ей казалось, будто она изменяет мужу. За пятнадцать лет брака она лишь несколько раз мимолетом думала о других, и то не всерьез. Иногда, встретив привлекательного мужчину — нового коллегу или прохожего на улице, — она представляла, каково было бы с ним гулять, вместе обедать, обнимать, целовать — эти картинки проносились в голове, как кадры киноленты. Когда Мина вспоминала об этом, она себя ненавидела. Хотя что такого? Неужели ее муж никогда не думал о ком-то другом — о проходящих мимо девушках с длинными ногами или милой улыбкой? Разве возможно, чтобы человек даже не воображал себе другие варианты? Мина задышала тяжело и прерывисто, сомнения сдавили грудь. Сознание словно заволокло вуалью, блокирующей происходящее вокруг, все звуки: резкий смех, детский визг, мужской баритон, поющий по-испански, глухой бас магнитофона. — Так что, вы надумали? Она и не заметила, как они подошли к очереди на колесо обозрения. — Хотите попробовать? — Мистер Ким вопросительно приподнял темные брови. Его глаза, однако, выражали сочувствие и готовность к отказу. Мина подняла лицо к небу, и вопросы отпали сами собой; в голове прояснилось, спутанный клубок мыслей распутался. Колесо казалось мягким, как паутина из стали и света. — Хорошо. — Уверены? Не надо, если не хотите, — улыбнулся мистер Ким. — Думаю, справлюсь. Он отошел к билетной кассе, а Мина осталась стоять с медвежонком в руках. Взглянув на черные глазки-бусинки, красное сердечко, она вспомнила плюшевые игрушки дочери и прижала медведя к груди, едва не плача. Ей не хотелось больше думать о ней. Только если она забудет дочь, разве она не предаст ее таким образом? Возможно ли любить и чтить погибших, при этом не разрываясь на части? Возможно ли бережно хранить воспоминания о них, не позволяя им разрушить себя до основания, не позволяя уничтожить всякую надежду и возможность на счастье, на которые она могла осмелиться? Вернулся мистер Ким с билетами. — Все хорошо? — Да, конечно. Они встали в конец очереди. — Вам все еще холодно? — Немного. — Жаль, что мне больше нечего с себя снять, — вздохнул он. Мина усмехнулась. — Ничего страшного. — Подождите-ка. Я принесу чего-нибудь согревающего. Мистер Ким влился в толпу, которая поглотила его, как рой пчел в улье — сплошная масса из странных лиц и тел. В голове прогремел взрыв, колени ослабли. Сознание Мины отчаянно цеплялось за тонкую ниточку, связывающую ее с реальностью. Рука матери держит ее крошечную ручку, а мгновение спустя исчезает — исчезает навсегда. Испуганная, Мина кричит на людей, проносящихся мимо в попытке выбраться. Она падает на землю, покрытую пеплом и серой, в кожу что-то вонзается; ее вот-вот растопчут, и вдруг ее поднимают с земли сильные руки — руки незнакомца, который сажает ее себе на плечи, у него кровавая рана на голове. Мистер Ким вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, заставив ее вздрогнуть. — Вы когда-нибудь пробовали горячий шоколад? — Нет, никогда, — слабо ответила Мина, обрадованная его возвращением. — Думаю, вам понравится. Она подула на напиток, прежде чем сделать глоток. — М-м, вкусно. Мина подавила желание залпом осушить стаканчик — слишком горячо. — Дайте угадаю: вы сладкоежка? — До этого момента я так не думала. Ей всегда нравился шоколад, только она никогда не пробовала его в жидком виде. По телу расплылось тепло. Откинув голову, Мина зачарованно смотрела на колесо обозрения с его раскачивающимися кабинками и танцующими огнями, будто подмигивающими миру. — Вы замерзнете наверху, — заметила она. — Не хотите забрать куртку? — Все нормально, не переживайте. Когда до них дошла очередь, контролер сказал: — Вам придется выбросить напитки. Мина сделала последний глоток, и мистер Ким поставил стаканчики на ближайшую мусорку. — Я надеялся, что мы сможем взять их с собой. — Я тоже. Кабинка качнулась, будто готовая перевернуться, и Мина вскрикнула, падая на сиденье. — Не бойтесь, — сказал мистер Ким, бережно беря ее за руку. Она сжала его руку в ответ, пока они поднимались все выше и выше в черное небо. Толпа внизу отступала, уменьшаясь в размерах. Дрожа, Мина подвинулась ближе к мистеру Киму — ближе, чем когда-либо: их бедра соприкасались. — Я закрою глаза, — зачем-то предупредила она. — Хорошо. Не бойтесь. Пока колесо вращалось, скользя вверх и вперед, вниз и назад, Мина крепче сжимала его ладонь, не открывая глаз. Сердце бешено колотилось в груди. Стуча зубами от холода, они теснее прижались друг к другу. Мистер Ким обнял ее за плечи. Кабинки вокруг тихо поскрипывали. — Все в порядке? — мягко спросил он. — Да, просто не смотрю вниз. — Мина натянуто рассмеялась. — Знаю, это ребячество. — Не переживайте. Для вас это большой шаг. Вы и так далеко продвинулись. — Вы имеете в виду… — Колесо обозрения. Необязательно было подниматься, а вы все же решились. Его горячее дыхание касалось ее уха, шеи. Мина слегка повернула к нему голову, и его губы прижались к ее. Она поцеловала его в ответ, ощущая вкус шоколада на губах и соли в воздухе. Казалось, она внезапно превратилась в небесное тело, далекое и легкое, созданное для полета. И когда мистер Ким отстранился, Мина открыла глаза, и мир перед ней был полон контрастов — все яркое и сверкающее, глубокое и темное, великолепное, потрясающее. Марго Осень 2014 г. Ровно горел фонарь у обочины, за закрытыми окнами и тонкими занавесками мерцали телевизионные экраны, хор собак за заборами и стенами сопровождался воем сирен, пахло жареными кукурузными лепешками. Вне зависимости от температуры и времени года в Лос-Анджелесе всегда что-то горело — хот-дог с беконом, окурок с самокруткой, шипящие в масле ребрышки, резина колес в жару, сам район, искрящийся в июле, весь лес в огне. Запах гари отпечатывается в памяти навсегда. Сидя в машине, припаркованной у полосы вялой лужайки с суккулентами и кактусами в потрепанных керамических горшках, Марго глубоко дышала через рот, пытаясь собраться с духом. Двадцать минут назад официантка в «Ханок-Хаусе» сунула ей записку с адресом дома миссис Бэк возле парка Макартур. Наконец Марго вышла из машины, прошла через патио, поднялась по лестничному пролету в квартиру миссис Бэк под номером 211 и постучала в дверь. Подушечки пальцев задержались на гладкой серой поверхности, словно прикасались к дикому животному. На приглушенный свет дверного глазка упала тень. — Кто это? — хрипло и резко спросила миссис Бэк. — Это дочь Мины, Марго. Дверь со скрипом приоткрылась, насколько это позволяла медная цепочка, за которой показалось лицо миссис Бэк, без макияжа казавшееся бледным и светящимся, волосы были замотаны в полотенце кораллового цвета. Она подозрительно прищурилась и резко спросила: — Что ты здесь делаешь? — Могу я с вами поговорить? — Уже поздно. Откуда у тебя мой адрес? — Я… загуглила.