Я не без удовольствия произнес название своего солидного университета, из которого меня скоро могли уволить. Правда, у меня было ощущение, что Тейвел уже навел обо мне справки и знает, где я работаю. – Рад за вас, – сказал он. – Вы живете в Нью-Йорке? – В Бауэри. – В Бауэри? Действительно? Трудно представить, чтобы район Бауэри, где раньше были сплошные трущобы, стал сейчас приятным местом проживания, хотя, возможно, все изменилось. Вам там не страшновато? Я сказал ему, что теперь это совершенно безопасный район. – Очень может быть, – небрежно заметил Тейвел. – Хотя никогда нельзя быть уверенным, не так ли? Я имею в виду, все может случиться, где угодно. Это он что, угрожает? – Вот почему у меня на дверях засовы, – сказал я. – А на окнах нет решеток? – Я на верхнем этаже. Так что, если только Человек-Паук… – Мой любимый супергерой, – проговорил Тейвел. – В самом деле? Я бы предположил, что Росомаха. Тейвел рявкнул смехом, похожим на смех росомахи. – Вы мне льстите. Ни единой зацепочки я не получил. Мы поговорили еще несколько минут о современных художниках, которых он коллекционировал – Уорхол, Баския, Кунс – но Тейвелу это, кажется, наскучило. Возможно, он, в свою очередь, понял, что я не представляю для него серьезной опасности. Он подвел меня к двери своего кабинета и протянул руку. – На вашем месте я бы все-таки поставил решетки на эти окна в Бауэри. – Он сильно сжал мою руку. – Ведь никогда не знаешь, когда может появиться Человек-паук. Он снова рассмеялся. – Да нет. – Я сдавил его руку в ответ. – Я никогда не боялся маленького Питера Паркера. – А как насчет Росомахи? – Отпустив мою руку, он выпроводил меня за дверь и захлопнул ее перед моим носом. 85 Дома я отыскал визитную карточку инспектора Кабеналь. Я знал, что она не обрадуется моему звонку, но хотел рассказать ей о Тейвеле – просто упомянуть в разговоре его имя и посмотреть, что из этого выйдет. К моему удивлению, она ответила на звонок, хотя, как и ожидалось, он ее явно не обрадовал. Я спросил о Джонатане Тейвеле. Это имя ничего для нее не значило. – Это имя было в списке коллекционеров Смита, среди тех, кого он собирался опросить… – И вы встречались с этим человеком? – Да. Последовала пауза, затем она заговорила, и слова ее звучали как ружейные залпы. – Мистер Перроне! Если вы будете упорствовать в этих вопросах, у меня не останется иного выхода, как сообщить местным властям, чтобы они вас арестовали. Вы… понимаете? Я хотел послать ее к черту, но промолчал. – Алло? Вы меня слышите? – Да, слышу. – Все, что расследовал аналитик Смит, больше вас не касается. Его это тоже больше не касается. Его работа здесь закончена. Вы поняли? – Понял, – сказал я и повесил трубку. Пытаясь унять злость, я произвел тщательную уборку в своей студии. Неужели Интерпол совсем не интересуется этими нечистоплотными коллекционерами, или все, что связано со Смитом, дискредитировано и отвергнуто? Все, что расследовал аналитик Смит, больше вас не касается. Его это тоже больше не касается. Снова и снова я прокручивал эти слова в голове, механически наводя порядок на своем столе, комкая бумаги и засовывая ручки и карандаши в держатель. Его работа здесь закончена. Ну, естественно, если он мертв. На мгновение я остановился и уставился невидящим взглядом в окно на соседнее здание, продолжая вслушиваться в слова Кабеналь. Было что-то странное в формулировке «его это тоже больше не касается… его работа здесь закончена». Означало ли это, что она не закончена в другом месте? Может быть, она только что сообщила мне, что Смит жив? Вспомнил я и свой звонок в больницу в Париже. Мистер Смит больше не находится в реанимации. Тогда я предположил, что это значит: он умер – основываясь на том, что Кабеналь не сообщила мне, как мы договаривались, что Смит выжил. Но что для нее значит наш договор? Она покончила со мной и со Смитом – живым или мертвым. Я еще раз позвонил ей, но на этот раз звонок перешел на голосовую почту. Я не оставил сообщения. Связавшись с международным оператором в Лионе, я попросил номер Джона Вашингтона Смита. Такого в списках не было. Но у меня ведь где-то был номер Смита; я точно помнил, как он протягивал мне свою визитку. Но не отдал ее в руки, а засунул в карман моей рубашки. А что было потом? Я на мгновение задумался, вспомнил, что звонил ему, прокрутил список исходящих, но не смог вспомнить, какой из них – номер Смита. Так, а откуда я ему звонил? Из такси, после того, как на меня напали. Точно. Я достал бумажник, порылся в нем и нашел ее, маленькую белую карточку, завалявшуюся между евро и долларами. Я слушал, как телефон дал три, четыре, пять звонков. Может быть, я сошел с ума; может быть, Смит мертв? Затем включилась его голосовая почта. «Оставьте сообщение». И все; он не назвался, но голос определенно его. Старое сообщение? Работал бы его телефон по-прежнему, если бы он был мертв? Может быть. – Смит, – проговорил я, – это Люк Перроне. Мне надо тебе кое-что сказать. Перезвони мне… э-э… если ты жив. Я повесил трубку. Через пару секунд телефон зазвонил. – Перроне? – Срань господня! Ты жив! – Откуда у тебя этот номер? – Ты мне сам его дал, не помнишь? Господи, все это время я думал, что ты мертв. – Да какая разница… – Тебе не к лицу хныкать, Смит. – Да пошел ты, Перроне. – Сам иди. Только скажи сначала, ты цел и невредим? – На мне больше швов, чем на футбольном мяче, но я в порядке. – Кабеналь сказала мне, что ты мертв. Хотя не совсем так. Она сказала, что у тебя мало шансов выжить, проколоты внутренние органы и тому подобное. – Какое-то время я висел на волоске. Полагаю, Кабеналь сожалеет, что я не умер и не избавил ее и весь Интерпол от большого неудобства. Я потерял работу и селезенку, но, очевидно, селезенка – не самый нужный орган. В остальном, я почти цел и невредим. – Господи, я сейчас позвоню этой сучке и выдам ей по первое число. Смит попросил меня не делать этого; он сказал, что у нас обоих от этого будут лишние проблемы. – Она дала мне понять, что ты умер, Смит. Знаешь, что со мной из-за этого было? – Наверное, плакал, как дитя? – в его голосе впервые прозвучало ехидство. – Хуже. – Я не стал вдаваться в подробности. Вместо этого я рассказал, что взялся за его список коллекционеров, о своих звонках и угрозах Тейвела. – Ты с ума сошел? – воскликнул он. – Я не более сумасшедший, чем ты. – Послушай, теперь уже поздно. Я уволен, отстранен от работы. Как будто меня никогда и не было. – Где ты сейчас? – спросил я.