Ксюша хотела задать вопрос, вертевшийся у неё в голове всё то время, которое она была знакома с Артёмом, но, кажется, нужды в этом больше не было – она всё поняла без слов. В том числе ошибочность своих первоначальных теорий насчёт того, почему он стал удерживать её здесь. – Когда я впервые встретил тебя, – прошептал Артём, склоняя к ней голову, – ты была одета в блузку и джинсы. Как истинная представительница двадцать первого века. Но… я постоянно думал о том, что носили женщины раньше – во времена, когда они ещё были настоящими. Я подумал – платья подчеркнули бы тебя саму. Такой, какая ты есть. Ты ведь отличаешься от многих. Он положил руку ей на затылок и притянул к себе так близко, что Ксюша слышала его дыхание. – Больше всего бы тебе подошла мода девятнадцатого века, – закончил Артём. У Ксюши изнутри вырвался всхлип, и она истерично хихикнула, а затем взглянула на его лицо. Он впился своими губами в её. Странное эмоциональное чувство, возникшее у Ксюши в этот момент, она не смогла бы охарактеризовать и сама. Однако оно было настолько сильным, что, повинуясь его потоку, Ксюша обхватила руками сначала плечи Артёма, а затем спину – когда он, нависнув над ней, потянулся свободной рукой к её платью. Глава 40 – Алло, Гоша! Ты меня слышишь? Хорошо? Алло, ты где? Аллоооо! Да что… – Слышу, вот теперь замечательно, – проговорил Георгий, сжимая в руке поднесённый к уху мобильный телефон. – Говори, Юра. – Слышно? Ну, хорошо. В общем, я узнал, про кого ты просил. Артём Андронович Михайленко, дата рождения – двенадцатое октября тысяча девятьсот семидесятого года. Родился в Сертинске, сейчас прописан там же по адресу: Каменный переулок, дом семь, квартира девять. – Андронович? – поразился Гоша. – Ничего себе. – Ага, я вообще впервые узнал про такое имя. Ну и звали же его папаню… В общем, из того, что я ещё пробил, известно, что Михайленко в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году поступил в Ленинградский государственный университет на юрфак и закончил его в тысяча девятьсот девяносто втором, когда тот годом ранее переименовали в Санкт-Петербургский. – Знаю, я тоже заканчивал этот вуз, только экономический факультет, и позднее, – отмахнулся Гоша. – Продолжай. – Ага… Через год после выпуска уехал в Сосновый бор, где шесть лет проработал юристом в риелторском агенстве «Феникс». В тысяча девятьсот девяносто девятом агенство прогорело, и он устроился в частную фирму «Дрель» в Ломоносове на аналогичную должность – но уже через год стал официально числиться мастером по ремонту огнестрельного оружия в мастерской оружейного магазина «Пуля» в Сертинске. В две тысячи шестом году уволился из «Дрели», и с тех пор служит только починщиком. Кстати, хорошая лавочка, наши тоже туда иногда обращались, когда хотели сделать побыстрее, чем у нас. А кому-то вообще там больше нравится… – Понятно. Давай дальше по Михайленко. – Ещё я пробил ближайших родственников данного товарища – на данный момент такие отсутствуют. Родители умерли, братьев и сестер не было, а в браке он никогда не состоял – по крайней мере, в официально зарегистрированном. С детьми та же ситуация. В остальном – в остальном всё так же. В поле зрения психиатрической службы и полиции не попадался – если не считать инцидента с делом Соколова, где он проходил, как свидетель. Кстати, в копии дела, которую я вам дал, информации о понятых не было – потому что того листа и в оригинале не было. Походу он потерялся – и такое бывает, – объяснил Юра. – Но в электронной базе и судебных документах всё сохранилось. Может, как раз переводили в электронку и посеяли, фиг их знает. Ну да ладно. В общем, больше ничего примечательного в его биографии нет. В наркологии тоже всё чисто. Даже в ГАИ он умудрился нигде не попасться, вот сейчас смотрю. Единственное, что… – Что?! – воскликнул Гоша. – Он слишком часто менял автомобили, на мой взгляд. Каждые два-три года приобретал новый. Гоша почувствовал, как внутри что-то сжалось. – Но это ни о чём не говорит. Все эти машины были старыми и подержанными. Скорей всего, Михайленко покупал их по дешевке и поэтому они так быстро приходили в негодность. Может, так он экономил. Мне это кажется странным – уж лучше взять себе нормальный, и он прослужит тебе всё-таки дольше, чем так… А может, он любит разнообразие. Но это никак точно не указывает на то, что он – наш подозреваемый. – Да знаю я! – нетерпеливо крикнул Георгий. Дурное наваждение постепенно отступало. – Но у нас нет больше зацепок. Нужно проверить этого типа как следует. Об этом он не переставал думать с тех пор, как вышел вместе с Владом из комнаты свиданий. И, едва выехав за пределы Харпа, тут же продиктовал Юре краткий пересказ всего, что они узнали от Соколова, и попросил как можно быстрее найти всё, что он сможет, про Артёма Михайленко, учившегося в одной группе с осуждённым. А прибыв в Пулково, тут же прочитал ответ – в нем не содержалось никаких лишних вопросов. Было только указано примерное время следующего дня, когда Юра позвонит ему, справившись с задачей. – Я понимаю. Мы сделаем это. – Перешли мне сейчас документ со всей информацией, что ты нашёл. Я скажу Владу, и Костомарову тоже – пускай поручат своим людям найти его бывших начальников, коллег, и побеседовать с ними. Пусть те расскажут о нем всё, что знают. А ещё надо в тот оружейный магазин… – Так, стоп. Ты же не собираешься туда идти? Сам ты точно туда не пойдёшь, – строгим голосом отчеканил Юра. – А если он в это время окажется на работе и выйдет в торговый зал, или увидит ещё как? Гоша, если Михайленко действительно причастен ко всему творящемуся сейчас, то он может тебя узнать. Ведь все вокруг слышали о… ней. И тем более, ты выступал в том интервью по телику – он мог его видеть. Строго говоря, назвать интервью это было нельзя даже с большой натяжкой – однажды его поймали представители центрального канала с просьбой прокомментировать ситуацию, и он сдался – заявил о том, что хочет, чтоб она оказалась жива, и попросил всякого, кто вдруг встретит её, сообщить об этом. Всё было совершенно глупо и безнадёжно, но всё-таки ему стало чуточку легче от того, что он сделал новую, пусть и микроскопическую попытку найти Ксю. Правда, если до этого ему и так приходилось учиться работать со своим коллективом, которые после пропажи его жены и слухов о маньяке был преисполнен страха и жалости, в эпицентр которых его ставили, то после своего сообщения всё стало ещё сложнее. Но также Игорь как-то рассказал ему про слухи о том, что некоторые за спиной осуждали его и считали чёрствым, потому что Георгий не только продолжил работать, как ни в чем не бывало, но и увеличил старания, которые принесли свои плоды – как раз за последний месяц «Сфера» существенно скакнула вперёд во всех показателях. Впрочем, он не придавал особого значения мнению каких-то доморощенных знатоков. – Тогда он поймёт, что мы его разыскиваем, возьмёт свои манатки и… – Успокойся, Юра, – перебил его Гоша. – Разумеется, я всё это понимаю. Я и не собирался вот так сразу туда заходить. Лучше вообще не говорить, зачем нам Артём – послать туда кого-то, кто прикинется покупателем, и расспросит невзначай про их сотрудника. Наверное, лучше поручить это Владу… Да, и ещё: постарайся найти хоть какие-то факты из биографии Михайленко. Хоть что-то, что может насторожить. Если он действительно подставил Соколова, убил его жену и одногруппниц, если он на самом деле маньяк – то не может быть, чтобы за ним ничего не замечалось. Может, вокруг него и раньше пропадали люди… животные… Гоша в отчаянии опустился на диван, глядя перед собой на собственный письменный стол. – Юра, он мотался по Ленобласти, а когда возвращался в Сертинск, убивал там людей! – простонал он, чувствуя, как у него начинают болеть виски. – Может, он делал это и в других городах! Потом устроился в оружейный, и трупы в родном городе начали появляться чаще, и маньяка стали искать. Может, его даже подозревали. И когда он встретил своего одногруппника, который окончательно опустился в жизни, то решил, что будет идеально и совсем несложно подставить того и отвести от себя все подозрения! А если и нет – то всё равно перестраховаться. Или просто получить удовольствие, – Гоша осекся, невольно поймав себя на том, что имеет уже достаточное представление о маньяках – и от этого ему тут же стало противно. – И у него всё получилось, – немного сбавив пыл, продолжил он. – После этого он и стал… стал осторожнее. Начал прятать… их всех, чтобы не было тел… или самих… Его голос сорвался. – Нужно найти хоть что-нибудь против него. Иначе… Иначе Гоша не представлял, что будет делать, если маньяком окажется не Михайленко. Тогда получится, что всё было зря, а других версий, кто ещё мог быть похитителем Ксюши, не имелось ни у него, ни у кого-либо другого. Он вспомнил, как порою, читая детективы, насмешливо фыркал, когда герой, половину книги истерично прометавшись в попытках что-то выяснить, в итоге цеплялся за какую-то одну версию, принимая её за единственно правильную, следуя ей и подгоняя под неё все попадающиеся факты. И когда в финале всё оказывалось не так, Гоша не без удовлетворения принимал это как предсказуемую и справедливую расплату за однобокость. А теперь он понимал, что сам превратился в такого героя, и готов был мысленно извиниться перед всеми осмеянными им вымышленными персонажами, лишь бы только его не постигла такая же развязка. Чёрт, детективы! Он посмотрел на часы – половина второго. В два к нему должна придти Зоя Казьмина, писательница, чьи криминальные женские романы в последние полгода продавались особенно хорошо, пользуясь довольно высоким спросом. К тому же Казьмина была весьма трудоспособна – за время сотрудничества со «Сферой» – а это составляло почти год – она успела сдать три рукописи и сейчас заканчивала четвёртую. Зоя явно входила в число топ – авторов, на которых Гоша решил делать ставку, и поэтому им было, что обсудить друг с другом. А двумя часами позже вынести результаты их разговора, как и дальнейший курс издательства, на сегодняшнем совете директоров. – Не беспокойся, я постараюсь выяснить всё, что смогу. Кстати, мы всё-таки сделали официальной объявление об орудующем в городе маньяке. После всего, что случилось, особенно с Мячиным в лесу, нельзя было больше молчать – люди бы нас порвали. – И их нельзя за это винить. Юра! – его внезапно осенило. – Или даже так: сейчас я всё сообщу Владу, вы с ним скооперируйтесь, и одновременно потом всё расскажете. Если, конечно, у вас не будет сильно большой разницы в сроке добычи информации. Но, насколько я знаю, у него довольно проворные сотрудники. – Ладно, договорились. – Пока. Чувствуя, как ныть начала уже вся голова, Гоша, подавив стон, встал, взял с подоконника бутылку минералки и подошёл к столу. Затем достал из ящика небольшую аптечку, нашёл в ней обезболивающее и выпил сразу две таблетки, после чего сделал два больших глотка прямо из горлышка. Опустившись на кресло, он обхватил голову руками, запустив пальцы в волосы, и посидел так с полминуты, затем выпрямился и посмотрел в окно, о чём тут же пожалел: глаза бритвой резанул свет, отозвавшись в голове новой вспышкой боли. Подумав о том, что нужно бы развернуть тканевые жалюзи в сторону закрытия, Гоша посмотрел вправо, на стеллаж с документами, растянувшийся вдоль всей стены, а потом перевёл взгляд на тёмный сейчас экран компьютера перед собой, и щелкнул мышкой. На мгновение показалась заставка, вскоре сменившаяся уже известным ему документом. Яркость монитора пронзила его глаза и добралась до мозга разрядом молнии. Можно было подумать, усталость и недосып в связи с возвращением из поездки глубокой ночью тут совсем не причём – чувство было такое, будто он накануне перебрал со спиртным. Он поморщился и с досадой посмотрел на пустой белый чайничек на левом краю стола, который совсем недавно был наполнен восхитительным крепко заваренным крупнолистовым цейлонским зелёным чаем. Надо будет сказать Тане, чтобы заварила ему ещё. Превозмогая боль, Гоша вновь посмотрел на электронный документ, и поскорее отправил его в печать. Слева послышалось гудение принтера, затем внутри него что-то застрекотало, и сверху выскочил нужный листок. Георгий тут же схватил распечатку, положил перед собой и принялся изучать её, тщательно просматривая даты совершенных убийств, в которых обвинили Соколова. Одно – в тысяча девятьсот девяносто шестом году, и ещё одно – в девяносто девятом. В две тысячи первом году жертв оказалось сразу трое, а в две тысячи третьем – две. Ещё одна девушка и бывшая жена Владимира, Анастасия Соколова, были убиты в две тысячи четвёртом. Все они были совершены весной, летом, либо в начале осени – и все девушки оказались замучены отвратительными способами: среди них были множественные удары ножом, удушение, повешение, а от двадцатичетырёхлетней Олеси Рыльской нашли у реки только части тела, предположительно подвергшегося воздействию топора. При чтении Гоша старался не акцентировать внимание на этих деталях, но всё равно невольно представлял это, и ему становилось не по себе, а сознание отказывалось воспринимать истину, что всё это мог сделать человек. Сложив листок пополам, он убрал его в сторону, затем закрыл документ на компьютере, и постарался отбросить эмоции, чтобы они не мешали анализировать увиденное. «В двухтысячном году стал официально числиться мастером оружейного магазина в Сертинске… Одно можно сказать точно – как раз после этого убийства участились». На столе вдруг запищал селектор, и Гоша вздрогнул от неожиданности. – Георгий Андреевич, – зажурчал голос его секретарши Татьяны, – к вам… – Скажи Зое, пусть подождёт минут пять. – Это не Казьмина, она ещё не пришла, – зачастила Таня. – Вам тут сейчас из типографии звонили, насчёт вчерашнего заказа. Вы сможете с ними сегодня переговорить, и если да, то во сколько? – Ох, да… Скажи, чтобы часа через полтора, в половину пятого. – Хорошо, Георгий Андреевич. – Спасибо, Тань. Подожди, стой! Забери, пожалуйста, чайник, и повтори всё заново. Гоша глубоко выдохнул. Он уже подумал, что Казьмина решила явиться пораньше. Дверь открылась, и в кабинет вошла Татьяна – женщина тридцати восьми лет с тёмно-рыжими, подстриженными «лесенкой» волосами, обрамлявшими лицо с пухлыми щеками и большими, глубоко посаженными, карими глазами. На ней, как обычно, был один из её служебных нарядов – идеально выглаженная белая блузка с длинными рукавами, и тёмно-розовая юбка – карандаш. Виновато улыбнувшись, она забрала посуду с его стола, и быстро удалилась. Кивнув ей, Гоша, облокотившись о стол левой рукой, сжал виски большим и средним пальцами ладони. Он вспомнил, что сегодня обещал отпустить её на час раньше, так как они с мужем собирались отметить пятнадцатую годовщину свадьбы, взяв с собой детей. Перед глазами Гоши снова встало вчерашнее виноватое лицо Татьяны, когда она озвучивала свою просьбу – он видел, что ей неловко было говорить с ним на тему семьи, учтивая, что произошло с его собственной женой. Таня Корякина была с ним с самого начала основания «Сферы» – тогда она ещё была тридцатилетней молодой матерью троих детей: четырёхлетней дочки Вари и двухлетних близнецов Вити и Сёмы, активно ищущей работу после выхода из пятилетнего декрета. Татьяна, имевшая опыт работы компьютерщиком, в итоге идеально сработалась с ним, и стала ценным сотрудником. И, несомненно, она тоже помнила тот день и тот случай, когда он впервые познакомился с Ксюшей. Тогда, пять лет назад, выйдя из своего старого ещё кабинета, Георгий шёл по коридору, и наткнулся на симпатичную худенькую молодую девушку. Он и сейчас помнил, как она тогда выглядела. Белокурые волосы её были собраны в хвост, а по щекам волнами спускались выбившиеся из него пряди. На ней была блузка молочного цвета с рукавом в три четверти и серая в складку юбка, длина которой позволяла видеть обтянутые капроновыми колготками колени, открывающиеся при каждом шаге девушки. Через левое плечо у незнакомки была перекинута сумочка, а в правой руке она сжимала какой-то листок. Но больше всего Гошу повеселило выражение её лица: огромные, широко распахнутые голубые глаза, полные смеси беспокойства и горящего энтузиазма, всё время бегающие по сторонам, словно стремясь кого-то отыскать, ярко выделялись на белоовой коже лица, посередине которого торчал аккуратный носик. Рот молодой женщины тоже был приоткрыт в волнении, но это нисколько его не портило: наоборот, изгиб её пухлых губ становился выразительнее и даже придавал ей умилительно трогательное выражение. Заметив его, девушка моментально накинулась на него: – Простите, пожалуйста, вы не подскажете, где можно найти Георгия Андреевича? Ох, мне сказали подписать сегодня с ним договор. Маргарита Ивановна предупредила, что он работает до пяти, а уже половина пятого – вдруг я не застану его? Голос её на слух оказался приятным и мелодичным, но из-за того, что незнакомка явно волновалась, речь прозвучала торопливо и сбивчиво. Кроме того, щёки девушки вспыхнули яркими пятнами – но от этого она сделалась ещё милее и красивее. Глядя на её юбку, Гоша почему-то подумал об учителях, но эта девушка показалась ему слишком молодой и наивной, чтобы представить её в роли преподавательницы. – Так вы автор, – догадался он. – Пойдёмте, конечно. – Я? Да, да, новый. В первый раз здесь… Она, перестав нервно покачиваться, поспешила за ним, постукивая небольшими каблучками своих маленьких чёрных полусапожек. Едва его новая подопечная зашла в приёмную, она вновь посмотрела своими испуганными глазами цвета ясного неба сначала на сидевшую за своим столом Татьяну, а потом на него, и проговорила: – Спасибо. Это его кабинет? А вы не знаете, он сейчас здесь? Гоша удивлённо посмотрел на неё, а затем на Таню. Увидев, как глаза у той быстро начли округляться, а губы предательски расползаться в стороны, он быстро кашлянул, и, сам скрывая улыбку, поспешно представился незнакомке. Глядя, как она буквально застыла на месте, бледнея на глазах, от чего её светлая кожа начала превращаться в прозрачную, он ободряюще обнял девушку за плечо, и повёл в сторону кабинета. На пороге он, не удержавшись, обернулся и состроил Тане, которая уже не сдерживала улыбки, шутливо-удивляющуюся морду.