– Вообще, он похитил её в Сертинске, – уточнил Петров. – А потом вывез и задушил. Всего через четыре дня после предыдущего похищения. Шапошников задумался. Его зоркие глаза при этом остекленели, окончательно слившись с очками. «Предсмертная агония… мало длилась…» – Извините, что перебиваю вас, Александр Сергеевич, – Гоша вдруг будто со стороны услышал собственный голос. – Может быть… могло ли это убийство стать знаком того, что ему не удалось… – он не мог заставить себя произнёсти слово «расправиться», – не удалось сделать всё, что он собирался, с предыдущей похищенной им девушкой? Доцент вздрогнул и оценивающе посмотрел на него. В поблескивающей тёмной синеве его глаз на мгновение отразилось некое понимание. Но, когда он заговорил, взгляд его выражал лишь задумчивость. – Вполне вероятно, как одна из версий, – согласился Шапошников. – Почему нет? Если предыдущая жертва смогла каким-то непостижимым образом сбежать от него, то ему пришлось спешно искать новую, чтобы выпустить пар. От незаконченного предыдущего акта убийства его психика ещё больше дезорганизовалась, и поэтому преступнику настолько не терпелось совершить желаемое, что он, не довезя новую жертву до своего логова, решил прикончить ту ещё по дороге, выбрав для этого первое попавшееся безлюдное место. – Она ещё успела там от него побегать, – сообщил Гена. – Сломать ногу. Психиатр кивнул. – Возможно, он сам позволил ей это сделать. Ведь ему нравится… наблюдать. Георгий понял, что ему не слишком приятно в обществе этого доцента не из-за его взгляда. Вещи, о которых рассказывал московский профайлер – а главное, то, Как он объяснял мысли маньяка – для Гоши было невыносимо больно слышать, и сохранять спокойствие ему стоило огромных усилий. И всё-таки от того, что Шапошников согласился с версией, что Ксюша могла спастись, на душе у него стало легче. – Он готов рисковать, чтобы устроить всё в точности так, как он любит, – подытожил Костомаров. – И даже похищать людей в других городах. Если, конечно, их он тоже вёз в то самое место за Песочным, а не пытал где-нибудь в другом, более близком, но тоже надежно скрытым от посторонних глаз. – Именно. – А что вы скажете насчёт его квартиры? – выступил Юра. – К примеру, об этих картинах, и о том, что он хранит старый фотоальбом своих родителей. – Вы снова имеете в виду того Михайленко из оружейного? – голос психиатра разом сник. – Ну ладно. То, что он повесил схожие картины с одинаковым названием художников со схожими фамилиями, может говорить о его интересе к сравнению. К выискиванию различий. К обнаружению сути вещей. А альбом – о чрезвычайной важности для хозяина. Уверен, что те фотографии имеют для него своё, особенное значение – ведь вы сегодня перед собранием сказали, когда принесли снимки, что других вещей, указывающих на присутствие личности владельца, в квартире не обнаружилось. – Эээ… я не так сказал, – растерянно пробормотал Юра. – Я только заметил, что… – Понимаю, просто я перевёл ваши суждения на язык, более приближённый к психологии, – пояснил Шапошников. – Александр Сергеевич, давайте откровенно. Почему, когда мы обсуждаем преступника, вы всеми силами даёте понять, что не хотите связывать его с Михайленко? Вы не верите в его виновность? – выступил Костомаров. – Сергей Антонович, – доцент глубоко вздохнул и пристально посмотрел на майора. – Я не могу связывать характер предполагаемого убийцы с каким-то определённым человеком, не изучив лично его самого. – Но вы же сами описывали его сейчас, базируясь на убийствах, которые приписали Соколову! – поражённо воскликнул тот. – И результаты их экспертиз с последними жертвами как раз подтверждают нашу версию Михайленко! Кто это ещё может быть, если не он? – Я понимаю вас, как полицейских – с вашей точки зрения, вы правы. Но я ничего не могу с собой поделать. Как психиатр, я видел случаи, когда все улики указывали на кого-то одного – а в итоге тот человек оказывался невиновным. Я лично участвовал в таких делах, и спас от приговора двоих путём составления и сравнения психологических портретов преступника и конкретно данного задержанного. Поэтому я предпочитаю работать только по такой схеме. Беспристрастие – мое все. Вот как только вы задержите Михайленко – тогда я и займусь сопоставлением. А пока могу только помогать вам дифференцированно рассматривать – как разыскиваемого, так и каждого подозреваемого, не обобщая. – Хорошо, хорошо, – сдался Сергей Антонович, пододвигаясь ближе к столу, чтобы пропустить психиатра на своё место. – У кого ещё есть, что сказать? Юра, у тебя всё? – У меня? Э… да. Остальное мы уже и так обсудили. – Замечательно, – майор встал. – Итак, обе группы, сегодня будьте готовы отправиться на разведку. Глава 44 Весь день Гоша от волнения не находил себе места. Поехав сразу после собрания в издательство, он пытался сосредоточиться на работе, но мысли его то и дело возвращались к Сертинску и оперативной группе, которая, возможно, вот в эту минуту, в то время, как он подписывает очередной договор или отвечает на телефонный звонок, она прибывает в установленное место, и, может быть, ребята уже обнаружили Ксюшу. А он лишён возможности видеть, как она выглядит, как отреагирует на внезапно появившихся спасителей, и не сможет тут же обнять её и успокоить. Но если бы его жену нашли, они бы уже сообщили… Гоша, дергаясь, как на иголках, ни на секунду не выпускал телефон из зоны видимости, а на каждое оповещение или звонок его сердце совершало кульбит, после чего обессилено падало вниз. Тогда он невольно ловил себя на мыслях, что это состояние стало для него безнадежно привычным – причём, речь шла далеко не о сегодняшнем дне. Но что, если они не смогли освободить её и поспешили за подмогой? Или Ксю там не оказалось? Или… (по его спине пробежала ледяная дрожь) преступник вернулся раньше, чем его ожидали, и убил всех? Лишь около одиннадцати Георгий получил сообщение от Юры: «Он не выезжал сегодня оттуда, мы зря прождали весь день. Ждём завтра». Гоша тяжело вздохнул. Значит, его агония только продолжится. Этой ночью спал он крайне плохо. Сначала долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок, а когда это ему наконец удавалось, то к нему приходили кошмарные видения. В одном он наблюдал, как чёрное чудовище разрывает Юру и его коллег на части, а сам Гоша стоял рядом, держа в руках мощную винтовку, но был будто парализован, и не мог сделать ничего, чтобы их спасти. В другом (самом ужасном за эту ночь) к нему приходила Ксюша в мёртвом обличье – в той же одежде, в которой пропала, и каким-то грустным шёпотом, от которого Гоша весь леденел, говорила, что никто не смог найти и откопать её, поэтому она умерла. Изо рта у неё при каждом слове сыпались комья земли, и когда Георгий, мигом проснувшись, увидел рядом с собой вздыбившееся одеяло, первой мыслью подумал, что всё ещё спит, и это его жена затаилась там, готовая повернуться, и, глядя пустыми глазницами, из которых сыпется земля, обвинить его в собственной смерти. Когда же он, еле успокоившись, вновь задремал, то оказался в подземном склепе, а перед ним стояло множество гробов. Крышки на всех отсутствовали, и Гоша разглядел внутри побуревшие от времени человеческие кости. Тут он осознал, что и сам сидит в гробу, но прежде чем успел удивиться, услышал со всех сторон тихое, страшное шелестение, а когда поднял голову – обнаружил вокруг себя умерших девушек в платьях. Каждая стояла у своего гроба, представляя собой отпечаток содержания того, что некогда было её телом. Но ни одна из них не излучала доброту. В их мёртвенно-бледных лицах читались лишь ярость и ненависть – из-за того, кем они стали. На всех, кто допустил, чтобы это случилось. На весь белый свет. Внезапно мёртвые закричали – тёмные провалы их ртов, все, как по указке в каком-то жутком хоре, раскрылись, и призраки начали таять, превращаясь в кости – такие же, что лежали перед ними в гробах. И в середине Гоша заметил ещё что-то… или кого-то. Чёрный силуэт. Двигающийся слишком неестественно, чтобы быть человеком… Рывком вскочив с постели, Георгий посмотрел на часы – они показывали без пяти пять утра. В комнате было совсем светло. Решив, что нормально поспать ему сегодня вряд ли удастся, он, чтоб взбодриться и прогнать остатки кошмаров, принял контрастный душ, оделся, позавтракал (выпив при этом две кружки маття-чая и одну – эспрессо), немного постоял, смотря в окно и ни о чём конкретно не думая, и поехал в издательство. Лишь около четырёх часов дня, когда у Гоши выдалось свободное время, он, даже не чувствуя усталости от постоянно волнения, не выдержал и решил-таки отправиться в полицейское управление Сертинска – тем более, полчаса назад Юра известил его о том, что Михайленко всё ещё не выехал из своего тайного места. – Как дела? – поинтересовался Георгий, подходя к тумбочке в углу, и ставя на неё пакет, в котором лежали упаковки сушек и пряников, а также хлеба, колбасы и сыра. – Сегодня моя очередь приносить еду, – пояснил он. – Никак, – вздохнул Юра. Компьютер на его столе был включён, а рядом, как обычно, находился ворох бумаг. Сбоку от них примостилась кружка, из которой торчал пакетик. – Торчит, собака, в своём… чем бы оно ни было. Уже бы давно мог свалить… Да ты присаживайся, – сказал он Гоше. Георгий посмотрел на Ваню, который, сидя за своим столом с сонным видом и всклокоченными волосами, пил что-то из кружки – скорей всего, тоже чай или кофе. Должно быть, не он один отвратительно спал этой ночью. – А где Генка? – Наверх пошёл, к сэкашникам… ой, то есть к первой группе. Они там все следят вместе с Лёхой. Эх, разъединили Алёшу с нами! Им отдали, – притворно вздохнул товарищ. – Да ладно, на самом деле это хорошо. Заслужил своими знаниями… – Кстати, Юра. Забыл тебе вчера сказать – ты молодец. Как ловко ты сработал с экспертизами! Ну очень… оперативно. Иначе и не скажешь! – искренне похвалил друга Гоша. – Да уж, спасибо… Конечно, не один, мне помогали, но всё равно благодарю, – лице его засветилось от сдерживаемой гордости, а на губах появилась едва уловимая улыбка. Но когда Юра закрыл на мониторе одно из окон, и повернулся к нему, то снова стал серьёзным. – Вообще, это было не всё. Если хочешь знать, чего я ещё накопал – сейчас скажу. Это касается биографии Михайленко, и не только… Та бабушка, Лёка, конечно, здорово нам помогла в этом плане, и нехило так облегчила задачу, но всё же, кое-чего она нам не рассказала. Я подробно изучил всё, что только смог про него найти, и нарыл тут некоторые детали, мимо которых просто нельзя было пройти… Он глубоко вздохнул, и продолжил: – В одном классе с Артёмом училась девочка, Полина Нестерова. В пятом классе, когда ей было одиннадцать, она погибла. Точнее, её убили. Её труп был найден в заброшенном доме. Причина смерти – удушение. Кроме того, вся одежда ниже пояса вместе с бельём на ней была разорвана так, будто её сдирали силой – хотя других признаков, указывающих на изнасилование с проникновением, экспертиза не обнаружила. – О господи, – прошептал Гоша. – Но в итоге советская милиция нашла виновного – им оказался отец девочки, – он взял со стола один из листков, и начала читать, – Илья Львович Нестеров, тридцати шести лет. Те, кто работал в то время в правоохранительных органах, сказали мне, что на допросах он плакал, и всячески отрицал свою вину. Но до суда он не дожил – однажды в СИЗО его обнаружили мёртвым. Соорудил себе петлю из одежды и удавился… Сам он, или ему помогли – теперь уже неизвестно. Педофилов во все времена не любили. Вот такая вышла история… – Думаешь, девочку на самом деле убил Михайленко? – поразился Гоша, поняв, к чему всё это сообщил ему друг. – Ему ведь было всего одиннадцать! Какой ужас… – Может быть, она и стала его первым опытом. Точнее… ты как-то говорил про животных. Наверное, сначала он практиковался на них, а потом ему захотелось чего-то большего. – Да, говорил. Но я думал, что на людей он должен был перейти, когда всё-таки был постарше… – Некоторые социопаты проявляют себя уже в юном возрасте. Мне это Шапошников вчера сказал, уже после собрания, когда я у него спросил, – пояснил Юра. – Судя по всему, Артём из таких. Гоша вспомнил, как профайлер ещё при первом своём выступлении предположил, что маньяк мог испытать удовольствие от убийства в довольно раннем возрасте. А ещё о том, что ни для кого в принципе невозможно установить точную причину данного отклонения в психике. – Непонятно, когда именно и почему мальчик начал испытывать тягу к насилию и садизму, – будто в подтверждение его мыслей, высказал Юра. – Я думаю, в младшем школьном возрасте он точно был уже болен. И думаю, он или сам убил Полину, или наблюдал за тем, как её задушили, и ему это понравилось. А потом, когда Михайленко вырос и продолжил свои грязные дела, то вспомнил, как однажды за подобное вместо него уже арестовывали кого-то другого. И решил: почему бы этому не случиться снова? – И подставил Соколова, – подытожил Георгий. – Только в этот раз сделал это сознательно. В случае с одноклассницей, я так понял, ему повезло – никому просто не пришло в голову подозревать его. Он тогда был ребёнком. – Но чертовски сообразительным. Ведь догадался, как выдать своё злодеяние за действия педофила. Всё указывает на то, что он явно готовился заранее – а, между прочим, спланировать и хладнокровно осуществить убийство может даже далеко не каждый взрослый! Некоторое время оба молчали. В стоявшей тишине Гоша всё ещё пытался осознать услышанное и смириться с ним, как с реально существующим фактом. – И ещё, – более тихим голосом промолвил Юра. – Помнишь, я говорил про следователя нашего бывшего, Девяткина, который погиб три года назад от взрыва газа в собственной квартире? Георгий, будто сквозь серую пелену тумана, вспомнил хмурый холодный день, повисший в воздухе за стеклом низкосортного кафе, запах кислых щей, дешевого растворимого кофе и обычного зелёного чая. Он молча кивнул. – Недавно я разыскал его вдову, и побеседовал с ней. Как оказалось, Виктор Петрович пользовался услугами оружейного магазина «Пуля», причём всегда оплачивал доставку на дом. Альбина Денисовна сказала, что к ним постоянно приезжал один и тот же мастер. Имя его она так и не запомнила, да и ладно, это не суть. Она сообщила, что наш покойный шеф любил выпить у себя дома. А когда выпивал, становился чрезмерно болтливым. Это, конечно, очень, очень плохая черта для следователя. Но с другой стороны, он же никуда не выходил – так что в основном страдали только домочадцы. – Это который поймал Соколова? – Да, он самый. Кстати, вдова сообщила мне ещё кое-что. Незадолго до несчастного случая её муж начал что-то подозревать. Это было связано с похищениями в городе, а так же с делом Всеволожского потрошителя. Он не говорил ей, что именно, но походу у Девяткина появились мысли насчёт связи одного с другим. Возможно, даже о невиновности Соколова. Ну и вот. Я попросил её попытаться вспомнить: мог ли покойный супруг незадолго до смерти контактировать с тем мастером? Она, конечно же, не вспомнила – это было ожидаемо. Но зато дочка, которая была дома во время нашей беседы – сказала, что в тот день, когда произошёл взрыв, к ним приходил представитель газовой службы. Тогда ей было одиннадцать – она была одна дома, и сама впустила его. Алина помнит, как он повозился с плитой, и сказал, что у них имеются небольшие неполадки, а поэтому он придёт позже. Сама девочка опаздывала на занятия по танцам, и убежала тут же после его ухода. А потом пришёл папа, и квартира взорвалась. – Для дочери следователя она повела себя слишком опрометчиво, – пожал плечами Гоша. – Всё-таки ребёнку не следует отрывать незнакомым мужчинам, кем бы они ни представлялись. – Она сказала, он напугал её взрывом. Сообщил, что в доме зафиксирована утечка газа, и ему надо немедленно осмотреть квартиры. – Да… А главное, убедительный повод выбрал.