– Все в порядке? – сонно спросила я, когда он вернулся. – На работу вызывают? – Вызывают, но не на работу. Разберемся. Антон больше не уснул. Поворочавшись в постели, поднялся. Умылся, позавтракал и оделся быстро, как солдат. Хлопнула дверь. «Сработало», – написала я Саше. «Ок, ждем», – пришел ответ. До обеда от мужа не было никаких известий. Я успела обрадоваться, что прямо с допроса его отправили в камеру. Как герои фильмов, которые убивают врага, засунув кончик его галстука между зубчатых колес, мы с Сашей незаметно подтянули Антона за рукав к телу убитого им человека, замочив его манжеты в крови. Шестеренки гигантской машины пришли в движение – и моего мужа затянуло в нее. Я катала эту картинку в воображении, как мячик-антистресс. А потом все закончилось. Вернулся Антон: уставший, озабоченный, но с виду спокойный. – Где ты был? Я волновалась! – Со следователем беседовал. Ффух! Устал! Антон плюхнулся на диван. Глаза у него оживленно и весело блестели, и я заподозрила, что он выпил по дороге. – Помнишь того мужика, который следил за тобой? У меня чуть не вырвалось: «Беспалова?» В последний миг я спохватилась, что никак не могу знать его фамилию, и прикусила язык. – Помню… Страшный такой. – Его убили в криминальной разборке. – Убили?! – Обычная смерть для уголовника. На нем пробы ставить было негде. В кармане нашли зажигалку с моими отпечатками. Кстати, пришлось опознавать труп. Не самое приятное занятие! Потом я объяснил, что мы встречались, сидели-калякали о делах наших грешных, я попросил у него зажигалку, чтобы прикурить. Промурыжили меня еще немного – и отпустили. – То есть к тебе никаких претензий? – Откуда бы! – Антон потянулся и зевнул. – Только половину выходного убил на эти поездки. А в остальном все путем. Глава пятнадцатая Ранним утром Илюшин вышел из аэропорта в Новосибирске и махнул рукой, подзывая такси. Через полтора часа он был в Искитиме. Вполне типичный город районного значения. Во дворах пенсионеры сушат белье. Вдоль дорог играют дети. Грязно, намусорено, но повсюду в палисадниках цветы. – Святой источник посетить не хотите? – спросил таксист. – В поселке Ложок, тут неподалеку. – В другой раз. Они проехали мимо ободранного кинотеатра, мимо цементного завода, мимо бульвара без скамеек, засаженного тусклыми елями с побеленными стволами, мимо памятника Ленину. Вождь стоял, засунув обе руки в карманы. Он был пыльный. – Вот ваш дом. – Таксист остановился возле пятиэтажки. – Подождать? – Спасибо, обратно я сам. На пятом этаже Илюшина уже ждали. На площадке курил, облокотившись на перила, жилистый тощий мужчина с темными сальными волосами, убранными в хвост. Пепел он стряхивал в лестничный колодец. – Здравствуйте, Юрий Сергеевич, – сказал Илюшин. – Здорово! – Нечаев выпустил дым и прищурился. – Ты – Макар? Ты сказал, у тебя дело насчет моей дочери. Нечаев покачивался как пьяный, но темные глаза смотрели трезво, цепко и жадно. Оценив масштабы этой жадности, Илюшин достал портмоне. Отсчитал три купюры. Держа их в пальцах, словно кусок мяса перед голодной собакой, раздельно сказал: – Деньги вы получите, когда расскажете мне об Александре, и только при условии, что я сочту ваши слова убедительными. Попробуете ограбить – сломаю руку. – Не особо ты похож на качка, – осклабился Нечаев. – А вы проверьте, – ласково предложил Макар. Некоторое время Юрий, казалось, всерьез взвешивал, не отобрать ли деньги. Илюшин видел его насквозь. Хитрый, лживый, жестокий… Только полным разложением местной полиции он мог объяснить, что Нечаев до сих пор на свободе. – Юра, ты с кем там… Дверь распахнулась, наружу высунулась женщина. В первый миг Илюшин подумал, что это мать Нечаева, но вспомнил досье Бабкина и сообразил, что перед ним его жена. Ей можно было дать лет шестьдесят. Изможденная, с серой, как у мертвеца, кожей. В запавшем рту не хватает зубов. – Ступай, Юль, ступай, – отмахнулся Нечаев. – Мы пока тут с товарищем потолкуем. – О чем? – О дочке твоей! – Казалось, Юрий развеселился от этого вопроса. – О Шурке. Помнишь такую? Ну? Родила – и не помнишь? – Помню… – Юлия обиженно скривила губы. – Она вроде замуж вышла? – Иди домой, я сказал! – Нечаев перестал улыбаться. Женщина исчезла бесшумно, как призрак. Макар знал ее историю. Умница, отличница, мамина радость. Девочка в бантиках и чистом платьице. Из тех, что с пяти лет сами начищают свои туфельки, потому что в грязных гулять неприлично. Мама отправила ее поступать в Москву, оттуда девочка вернулась с мужем: разбитным, сильным, дерзким. Ее мать быстро сгорела от болезни. Юлия Нечаева родила двоих детей – и вскоре после рождения второй дочери пошла ко дну. Макар видел такое и раньше. Предсказать это быстрое падение невозможно. Никто не способен предвидеть, что из девчушки, старательно протирающей свои туфельки, получится женщина, которая, если прикажет ее муж, будет жевать грязные ботинки. У старшей девочки имелся внутренний стержень. Не всякая сбежит из дома в шестнадцать. Виктория жила в Новосибирске, работала официанткой. Перетащила к себе сестру, сумела пристроить в хорошую школу. И однажды за ее столик сел Олег Макеев. – Откуда внезапный интерес к Шурке? – нараспев спросил Нечаев. – Зачем она тебе сдалась? – Хочу снимать ее в кино. Макар не заботился о достоверности своего ответа. Нечаева интересуют только деньги. Спрашивает он даже не из любопытства, а для того, чтобы понять: удастся развести гостя еще на тысячу или лучше прижать хвост. – Звездочкой, значит, будет моя младшенькая! – Юрий вытер мгновенно увлажнившиеся глаза. – Засияет на небосклоне российского кинематографа. По такому поводу, может, еще подбросишь? «Артист, – оценил Илюшин. – То изображает мужика из народа, то возвращается к речи с претензией на интеллигентность. Сочится сарказмом, как драник маслом, и уверен, что может кривляться передо мной невозбранно». – Вы мне пока ни слова про нее не сказали, – напомнил он. – Ну, где она сейчас, я без понятия. Не видел ее года два. А что она подалась в актрисы – ожидаемо! Те, которых в детстве развращали взрослые, часто идут на сцену. Им требуется постоянное внимание, любовь публики. Шурка подсядет на него, как на иглу. А вы ей в этом поспособствуете. – Развращали? – переспросил Макар, пропустив мимо ушей выпад Юрия. – До сих пор себе не могу простить, что не убил тварюгу, – ожесточенно сказал тот. – Жил у нас старичок один на третьем этаже, Карамазов. С виду безобидный, как божья коровка. Я уже после узнал, что Шурка у него дневала и ночевала. Мы полагались на нее во всем, думали, она у нас самостоятельная, умная… А она после школы шасть к нему – и сидит часами. Я кое-какие справки навел… Оказался Карамазов убийцей. – Кого он убил? – Женщину и ребенка. У него и судимость имеется. – Нечаев говорил с уверенностью. Про слезы он забыл. – От Шурки я его отвадил, сломал ему пару ребер. Но, по-хорошему, таких нельзя оставлять жить. Это не люди. Вот чего я не могу себе простить: не защитил я родное дитя. До встречи с Карамазовым Шурка была другой. Нежной, ласковой… Испортил он мою девочку. Нечаев обреченно махнул рукой и прислонился к стене. – Карамазов – это настоящая фамилия? – спросил Макар. – Ага. Дмитрий Ильич Карамазов. Паскуда. В голосе Нечаева звучала неподдельная злоба. Илюшин протянул ему первую купюру. Она исчезла мгновенно, как пылинка, которую всосал пылесос. – После смерти Виктории где жила Александра?