Он горделиво зыркнул на меня, точно попугай из клетки, ожидающий поощрения. – Какой вы молодец, Герман Ильич, – с сарказмом сказала я, стараясь не слишком раскатывать «эр». Геррррман хоррроший! – То-то же! – Он с хрустом раскусил подтаявший сахар. – По такому поводу премию не мешало бы выдать, как вы считаете, Полина Андреевна? Я считала, что он провалил свое задание, и высказала ему это. Меня возмутило не желание запустить руку мне в карман, а та убежденность, с которой свой провал он пытался выдать за победу, словно продавец на рынке, расхваливающий покупателю заведомо гнилую картошку. «Отличная! Сладкая!» – Моей главной задачей было сохранить все втайне от мужа! – Ухмылка сползла с лица Германа. – Как вы теперь это представляете? Они в любой момент могут ему позвонить! Зачем вы вообще к ним полезли? Разве об этом я вас просила? – Так вышло! – Оно не само вышло, а вашими усилиями! – Ну засекли меня… Что я, виноват? – Да, черт возьми, вы виноваты! – А вы голосок-то не повышайте, не повышайте! – Даже проследить за ними толком не смогли… Частный детектив, тоже мне! – Вам бы угрожали пальцы порубать, я бы на вас посмотрел! Герман обиделся. – Может, у них и номера вашего мужа нету, – запальчиво выкрикнул он. – А вы уже трагедию развели! – А если есть? И у вас еще хватает наглости выпрашивать премию! Герман сердито забубнил что-то. Я не слушала. – Диктуйте адрес! Все катилось кувырком. Семья моего мужа ждет меня завтра к шести… Ерунда какая-то. И еще этот топор! Черт знает что натворил Герман. Если он, конечно, не врет. Выйдя от частного детектива, я села прямо на ступеньки. Родные Антона знают о моем существовании! Что же мне делать? Вокруг катались кругами дети на велосипедах. Хриплый мужской голос звал: «Ку-уся! Ну Куся!» Куся оказался старым подслеповатым ротвейлером, заблудившимся в трех кустах. Я провожала глазами его вислый черный зад, пока они с хозяином не скрылись за углом. Если уж падать в кроличью нору, так до самого дна. Нет смысла застревать на середине полета. * * * Я надела длинное трикотажное платье. Выбор, собственно, был невелик. Или джинсы с футболкой, или спортивный костюм, или платье на пуговицах, которое можно носить как кардиган, если не застегивать. Темно-синий спортивный костюм – условно спортивный, конечно же, – выглядел стильно. В Москве я могла бы пойти в нем куда угодно, кроме театра. Но для знакомства с родителями моего мужа он не годился. Платье делало меня похожей на учительницу начальных классов. Я нацепила очки, подаренный Антоном кулон, и сходство усилилось. Не самый плохой вариант. Скромно, старомодно. Разве что кроссовки с ярко-синими шнурками несколько портили образ. Но другой обуви не было. Герман припомнил, что семья праздновала день рождения одной из младших девочек. «То ли пять лет, то ли шесть…» Я купила игрушечного пони с голубой гривой и книжку стихов Новеллы Матвеевой с прекрасными иллюстрациями Макавеевой. – А вот еще замечательные стихи! – воодушевленно сказал продавец. Он сунул мне тонкую книжку. На картонной обложке был нарисован рахитичный щенок с выпученными глазами, вокруг которого водили хоровод лесные звери. Примитивная компьютерная иллюстрация: пластиковая размазня вместо цвета, грубый фотошопный градиент. Предметы и фигуры словно вырезаны по контуру, а затем вклеены в общее пространство. Перевернув первую страницу, я прочитала: – «Вот щеночек одинокий, у него усы как пух! Ты возьми скорей щеночка, ну а лучше сразу двух». Молча вернула книжку. Ненавижу современные халтурные поделки. Вот писатель одноногий, у него мозги как пух, пристрели его, читатель, ну а лучше сразу двух. – А собачка-то на вас похожа! – заискивающе сказал продавец. Я представила, как вокруг меня соберутся в хоровод все эти Антоновы сестрицы, мужья с топорами, папы с огородами, собаки на лежанках и дети на руках, а я буду сидеть среди них, выпучив глаза… И засмеялась так, что продавец испуганно отошел. * * * Воздух на улице Канатной пах скошенной травой. Там, где пахнет скошенной травой, не может происходить ничего плохого, правда же? С одной стороны к заасфальтированной дороге подступали деревья, с другой за палисадниками и заборами виднелись шиферные крыши. Я отпустила такси и пошла пешком. Мне хотелось осмотреться. В траве возились куры. Неподалеку от них развалилась кверху брюхом грязно-белая дворовая собака. При виде меня она грозно пошевелила ушами и обмякла. Из крыши Макеевых росли антенны, как сорняки. Перед окнами прижались боками грязная «Нива» и уазик. Я до последнего сомневалась, стоит ли ехать. Потом новосибирский таксист заплутал в Искитиме, и на Канатной я оказалась, когда часы показывали семь. Из глубины двора доносились детские вопли и мелкое собачье тявканье. «В любой момент можно будет уйти», – безо всякой уверенности сказала я себе и толкнула калитку. На крыльце сидел с сигаретой мужчина лет шестидесяти в спортивных штанах и выцветшей футболке. Он вопросительно уставился на меня, а я – на него. Мы оба не произнесли ни слова. Приглядевшись, я поняла, что он похож на Антона, только постаревшего, обрюзгшего и как будто накачанного изнутри воздухом. – Простите, вы – Иван Макеев? – Ну, я Макеев. А кто спрашивает? Я замялась. Он поднялся, прищурился, вглядываясь в меня. И вдруг заорал: – Мать! Ма-а-ать! Иди скорее сюда! Из дома выскочила полная женщина в платке и фартуке и напустилась на него: – Чего орешь-то? Лиза уснула! – Я один, что ли, ору? Полон дом народу. Да иди буди ее! Только ночной сон перебьет! – Не твое дело, чего она перебьет! – Хорош препираться! Гостья к нам приехала! Полина! Верно я говорю, ведь Полина? Я кивнула и улыбнулась. Женщина всплеснула руками, стащила с головы платок, налетела на меня, обняла и расцеловала в обе щеки. От нее исходил уютнейший запах – жареное мясо, приправы, отварная картошка с укропом… – Господи, радости-то, радости! А я мама его, Лариса Семеновна! – Она обернулась к мужу: – А ты чего встал? Иди скажи нашим! Полина, пойдем! Уже не думали, что ты приедешь! А ты взяла да приехала, вот молодец какая! Приобняв за плечи и не переставая тараторить, она завела меня в дом. Посреди комнаты стоял накрытый стол, плотно облепленный сидящими людьми. Мне показалось, их не меньше двадцати. – Антошина жена к нам пожаловала! – провозгласила, сияя, Лариса. В «Неуловимых мстителях» есть сцена, где скованного Даньку с жандармами встречает цыганская свадьба. В кадре мельтешат смуглые лица, косматый медведь, красная рубаха, монисто; взлетают пестрые юбки, трясут распущенными волосами цыганки… После слов Ларисы Семеновны я очутилась в той самой сцене. На меня обрушился шквал голосов. «Жена! Его жена!» Меня тискали, передавали из рук в руки, требовали выдать, где их мальчик, и немедленно привезти его сюда. Не покидало чувство, будто я попала в лапы к очень слюнявому, но исключительно добродушному лабрадору. Мелькали загорелые лица, потные плечи, золотые зубы, завитые челки… Наконец среди хоровода взрослых появился чей-то детеныш, маленький, кудрявый, с изумленными глазищами, и обнял меня за коленки. Я подхватила малышку на руки. – Привет! Ты кто? – Я Лиза. А тебя как зовут? – Полина! У меня для тебя есть подарок, Лиза. Девочка обрадовалась и книжке, и голубогривому пони. А я, пока вручала подарки, получила небольшую передышку от жарких объятий. Меня усадили на почетное место, по правую руку от Ларисы Семеновны. – Ну как там наш? – Не устал от московской жизни? Красавчик, хорошо пристроился!