– И чего ты на его пьяный гон повелся? – шепчет друг. – Не отстанет он, Паш, ты его что, плохо знаешь? – возражаю я. – А так надеру ему задницу у кольца, и спать пойдем. На площадке темно. Паша щелкает выключателем за столбом, и прямо над баскетбольной корзиной загорается фонарь. – Начинай, – великодушно предлагаю Матвею, который становится в зоне трехочковых, не переставая набивать мяч. – Как скажешь, бро. – Он поднимает два пальца в форме буквы V и, подпрыгнув, закладывает мяч прямо в корзину. Под тихие аплодисменты Волков театрально кланяется и кидает мне мяч. Закатав рукава толстовки, делаю шаг по направлению к площадке и тут вдруг слышу едва различимый шепот за спиной: – Удачи. Не могу сдержаться и оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Александрову. Это ее шепот, ошибиться я не мог. Она стоит в паре метров от меня, кутаясь в ветровку. Ее волосы рассыпались по плечам, на губах блуждает мягкая улыбка, глаза мерцают в тусклом свете фонаря. Улыбнувшись в ответ, я киваю ей и иду на площадку. Мяч в моих руках лежит привычно идеально. Я подбрасываю его в руках и ловлю, чтобы почувствовать вес, потом несколько раз отбиваю от прорезиненной поверхности. С одной стороны, я уверен, что победить Матвея мне не составит труда, с другой – я вдруг ощущаю волнение: а если проиграю на глазах у Леры? Не то чтобы я использовал баскетбол, чтобы продемонстрировать свою маскулинность, но надрать задницу поддавшему Матвею все же предпочтительнее, чем промазать. К черту! Выкидываю из головы лишние мысли и, стукнув мячом, мягким броском кладу его в кольцо. Волков самоуверенно скалится и, подобрав мяч у сетки, становится на мое место. Он посылает воздушный поцелуй Ларисе, потом делает пижонский дриблинг и мягким движением кисти отправляет мяч в корзину. Почти. Мяч ударяется о внешнюю сторону кольца и отлетает в сторону. Слышится приглушенный мат, потом Матвей разочарованно вздыхает. – Не подашь мне мяч? – с иронией спрашиваю я. Никакого серьезного противостояния у нас не получается. Я забиваю второй мяч. Матвей попадает следующим. Потом я быстро ставлю точку в игре отличным броском с боковой линии. – Пошли спать, Джордан, – усмехается Паша, закидывая руку на плечо разочарованному Матвею. – А меня научишь? – вдруг раздается рядом. Я поворачиваю голову, точно зная, кого увижу. Лера теперь стоит одна. По крайней мере, ни Кати, ни Ларисы я рядом с ней не наблюдаю. То, как в этот миг встречаются наши взгляды, – это что-то особенное. Слишком интимное, чтобы считать это безобидным флиртом. Мои губы растягиваются в улыбке. Не знаю, говорит ли Лера сейчас только о баскетболе, но надеюсь, что нет. Слишком уж смущается. – Научу, – отвечаю я внезапно охрипшим голосом, а потом вдруг поддаюсь внезапному порыву и, подняв руку, касаюсь костяшками пальцев ее щеки. Фиалковые глаза распахиваются от удивления, сочный рот приоткрывается, выпустив наружу судорожный вздох, но Лера не протестует. Напротив, будто бы подается навстречу. Я ощущаю, как бешено бахает в груди сердце, как набирает громкость шум в ушах, а по телу молнией проходит сильная дрожь. Она чересчур близко, а я чересчур долго противился этому всему, чтобы сейчас сдержаться… – Лер! Ты идешь? – Громкий окрик Кати заставляет Леру подпрыгнуть, а меня беззвучно выругаться. – Извини, – шепчет Александрова, смущенно улыбаясь. – Мне пора. Но до того, как она убегает, я говорю ей, чтобы у нее не осталось шансов отвертеться: – Завтра, Лера, мы будем играть в баскетбол. Что бы это ни значило. Глава 19 Ночью я почти не сплю. Воспоминания о вчерашнем вечере и мысли о Лере бомбардируют голову, не позволяя мне забыться. Ощущения для меня совершенно новые – хочется все, сразу и быстрее, а ведь раньше я считал себя рационалистом, который не любит спешить. Раз за разом воскрешаю в памяти сцены, от которых сладко тянет в груди: вот Александрова берет меня за руку, когда мы медленно возвращаемся из парка, вот пьет пиво из моей банки, дерзко улыбается, флиртует, просит научить ее бросать мяч в корзину. Это все ведь не просто так? Не странная игра моего воображения, которому хочется больше того, что есть на самом деле? Забываюсь беспокойным сном лишь на рассвете и встаю вместе с горном, вынужденно пропуская пробежку. Ругаю себя и злюсь: зная любовь Леры к ранним подъемам, я мог бы встретить ее у озера или где-то на территории, а вместо этого проспал. А мне не хочется терять ни минуты – настолько жадным я стал до общения с ней. Долго сожалеть не в моих правилах, поэтому я заставляю себя сконцентрироваться на завтраке. Она будет там. Возможно, я поговорю с Пашей и Матвеем, чтобы прикрыли меня, и после столовой уговорю Леру сразу пойти на баскетбольную площадку. Не играть даже – просто поговорить. Выяснить все между нами. Разобраться с демонами прошлого. Понять, что дает нам настоящее. Да, вчера мы много времени провели вместе, но этого кажется поразительно мало теперь, когда я знаю, каково это – когда к тебе обращена ее улыбка, как идеально ощущается в ладони ее рука и как волнительно касаться губами алюминиевой банки в тех местах, которых до этого касались ее губы, мечтая о настоящем поцелуе. За завтраком я никак не могу расслабиться, бесконечно стреляя глазами по сторонам. Почти все отряды уже поели, а Леры все нет, и мне начинает казаться, что она нарочно от меня прячется. Это паранойя, я знаю, но ничего не могу с собой поделать – подобная какофония чувств и эмоций для меня в новинку. Нетерпеливо сканирую входы и выходы в столовую в надежде увидеть белокурую головку, но натыкаюсь на внимательный взгляд Кати. Может быть, она что-то знает? Я едва дожидаюсь, пока закончится завтрак, чтобы встать из-за стола и, не привлекая к себе повышенного внимания, подойти к темноволосой девушке. – Так-так, – тянет Катя, хитро щурясь. – Дай угадаю? Леру ищешь? – Знаешь, где она? – спрашиваю я, не пытаясь делать вид, что я здесь по другому поводу. – Была рядом, когда мы вели отряд на завтрак. Потом ей кто-то позвонил, и она отстала. – Кто ей звонил? – вырывается у меня. Катя удивленно смотрит на меня и качает головой: – Я не лезу в ее личную жизнь. И тебе не советую. Мне хочется ответить что-то вроде «Я сам разберусь, куда мне лезть», но вслух этого не произношу. Возможно, Катя права – пока у меня нет никакого права вмешиваться в дела Леры. Надеюсь, что «пока» здесь ключевое слово. – Скажу ей, что ты ее искал, – бросает Катя, вставая из-за стола. С неприятным сосущим ощущением в животе я выхожу из столовой, в дверях сталкиваясь с Ларисой. – О, Кир, привет. Матвея не видел? – Он уже позавтракал и ушел. Ты ему звонила? – И звонила, и писала, – разочарованно отвечает Лариса. – Ладно, когда увидишь его, скажи, что я с отрядом буду занята до одиннадцати. На улице светит яркое солнце, но мне отчего-то становится не по себе. То, что Матвей и Лера пропали в одно и то же время, начинает казаться мне подозрительным. Я стараюсь успокоиться и мыслить логически – Волков говорил мне, что с Лерой у него просто дружба, и у меня нет причин ему не верить. И она… То, что было между нами вчера, нельзя просто так сбрасывать со счетов. – Ты чего потерянный такой? Не сразу понимаю, что обращаются ко мне, но сквозь нервозность в итоге различаю голос Паши. – Слушай, присмотри за отрядом буквально двадцать минут, ладно? – прошу я. – Я подтянусь к походу на озеро. – У тебя все нормально? – подозрительно глядя на меня, уточняет друг. – Да, – делаю попытку улыбнуться. – Есть одно срочное дело. Несколько мгновений я смотрю в удаляющуюся спину Паши, который уводит за собой ребят из отряда, а сам думаю, куда мне идти дальше. Если мыслить логически, Лера должна быть где-то поблизости. Катя сказала, что она отстала на пути в столовую, а значит, она не могла уйти далеко. К тому же она еще не завтракала… Куда бы я пошел, если бы хотел поговорить по телефону, чтобы меня не тревожили? Я вдруг вспоминаю про склад за столовой. Когда я сам был ребенком, мы там часто курили с парнями, прячась от вожатых. Потом там поставили камеру, и мы нашли новое место за забором, но за столовую по привычке часто ходили поболтать или уединиться с девчонками среди дня. Решительно направляюсь в нужном направлении, но, не пройдя и половины пути, натыкаюсь на картину, от которой застываю как вкопанный и не сразу верю своим глазам. Лера, которую я так настойчиво искал, и мой друг Матвей, встречающийся с Ларисой, прилипли друг к другу прямо у технического входа в столовую. Словно затвор фотоаппарата срабатывает перед глазами: за одно короткое мгновение я вижу все – то, как доверчиво ее голова лежит у него на груди, как крепко обнимают ее талию его руки, как тесно их тела прижаты друг к другу, разделенные лишь тонкой тканью его и ее одежды… Сердце рефлекторно сжимается, потом ухает куда-то вниз и начинает бешено биться в желудке. В душе расползается черная дыра размером с океан, во рту появляется неприятная горечь, и ощущение такое, будто бы мне с разбега дали под дых. Черт возьми, какой же я дурак! Я ведь знал о том, какая она. Знал и видел, что она сделала пять лет назад с Вадимом, обещал себе, что не попадусь на ее уловки, и все же… и все же попался. Сука. Как же больно. Хочется крушить все вокруг, чтобы стереть из памяти видение сладкой парочки, и одновременно выть от разочарования, смешанного с почти физически осязаемой болью. Но я не делаю ни того ни другого. Хорошо, что и Матвей, и Лера в этот момент смотрят в другую сторону – так я хотя бы могу уйти, оставаясь незамеченным, сохранив при этом лицо и гордость. Глава 20