– Думаешь… Почему ты так думаешь? Какой телефон? – Он тебе точно не отдавал его? Телефон? Айфон… Нет? – Ничего не отдавал, говорю же. – Ладно… Ладно. Егор разворачивается и принимается ковылять по лестнице вниз. Мишель кричит ему вслед: – Егор! Слышишь? Ты проведешь меня или нет?! Я все равно свалю! Егор останавливается в дверях подъезда, смотрит на нее в пролет и сплевывает: – Иди в жопу. 9. Телефон все-таки был: что еще мог пообещать Мишельке Кольцов? Телефон был, и каким-то образом попал к Кольке. Егор вплетается в караулку; Антончик задремал над книжечкой. Егор склоняется над ним: Священное писание. Он толкает Антончика в плечо. – Антон! Антоныч! Тот раскрывает глаза с такой скоростью, как будто и не спал. – Чего надо? – Посмотри мне по графику, кто на заставе был, когда меня с моста притащили? – А что такое? – Глянь, ну? Кому спасибо говорить? Антончик шипит недовольно, но лезет в ящик, достает тетрадь в клетку и смотрит в нужном столбике фамилии. – Тут это… Поздновато кой-кому спасибо-то говорить. Караулка идет волной, накатывает на Егора, сбивает его с ног. – В смысле? Кольцов, что ли? – Нет. Кольцов отдыхал тот день. Цигаль и Сережа Шпала. И еще Коц. – Цигаль был? Цигаль меня нес? – Я хрен его знает, кто тебя нес. Я тебе говорю, кто ту ночь на заставе стоял. – Цигаль. Цигаль, значит, вытащил у него телефон? Или Егор сам выронил его. Цигаль подобрал и отдал своему корешу… Или не отдавал, а показал только… А дальше черт поймет, что там у них случилось… Между ними. А он, может, и сейчас там лежит, в гараже, затерявшись среди прочего Колькиного электронного барахла. – Кто «он»? – Телефон, блин! Телефон! – Ты как вообще, Егорка? Не перегрелся? Но Егор вываливается уже из караулки и ковыляет дальше – к Колькиному гаражу-мастерской, в котором того убили. На дверях гаража навешана цепь с амбарным замком. Рядом шебуршат десятилетние пацаны, близняшки – Вовка и Женька Рондики, пересказывают друг другу, что тут случилось, пугают друг друга только что придуманными подробностями. – Эу, пацаны! В курсе, что случилось? – Каэшн! – Так. И что? – Это бабай их обоих схарчил, кароч. – Какой еще бабай? – Который души хавает. Ну тот, из пустого города. Который квартиры брошенные стережет. Если по чужим квартирам лазаешь, он тебя подстережет и личинку в тебя отложит. А потом чики-брики – и все. Вот такой вот расклад! Егор тупо глядит на мальчишек. Они стоят совершенно серьезные, сами напугались от своей истории больше, чем хотели его напугать. Егор хмурится-хмурится, потом не выдерживает и фыркает. – Херня какая-то! А ну брысь отсюда! Пытается дать одному из одинаковых Рондиков пендаля, но тот уворачивается, и обоих сдувает куда-то прочь. Опечатано. Надо раздобыть ключ. А у кого? Только у Полкана. Если телефон был… Егор на своих чужих ногах бредет искать Полкана. Во дворе его нет – проповедь окончена, толпа разошлась – только мать сидит на скамеечке, смотрит на окно. Егору хочется подойти к ней, но очень не хочется к ней подходить. Он взбирается, как на Эверест, к Полканову кабинету – там заперто. И только дома он находит отчима – уже на рогах, румяного яростным румянцем и воняющим самогоном за версту. – Ты куда из лазарета сбег?! Тебя тоже, может, в изолятор закрыть?! – Да мне нормально! Слышишь? Мне от гаража ключ нужен! – Какой ключ еще?! Полкан хватает своей клешней его за шею, втаскивает с лестничной клетки в квартиру, шваркает дверью. – От гаража кольцовского, от мастерской! – За хера еще! Ты хоть знаешь, почему там заперто-то? – Все я знаю! У кого ключ? У тебя?! – Так! Полкан волочит его в залу, толкает на диван. На столе полбутылки и откупоренная банка с мясом, стол забрызган подливой. Пока мать у попа благодать клянчит, этот один тут бухает. Семейка, бляха. Свалить бы от них куда-нибудь уже раз и навсегда! Мишель вон валит – а Егору тут стареть и дохнуть, что ли? Нет… Закончится вся эта байда – и привет. Заодно посмотрим, есть там Екатеринбург или нету. – Это ты тушенку спер?! – Я… Я, да. Жрать хотелось днем… Не выдержал. – Будешь по чужим вещам без спросу лазать! Он замахивается на Егора ручищей, и Егор весь поджимается, потому что так ему прилетало уже не раз. Но, кажется, вид у него настолько жалкий, что Полкан его решает не бить. – Ты за самоволку свою мне еще не ответил, балда! – Давай, отвечу! Только ты мне не поверишь опять, не поверишь без телефона! – Без какого телефона опять, бляха ты муха?! Егор встает, чтобы не снизу вверх Полкану все это опять талдычить, а вровень. – Я говорю тебе. Там на мосту куча мертвяков. Вкуриваешь? Честно! Клянусь, блин! Я их видел там! Они сюда шли. К нам! Оттуда… И с ними случилась жесть какая-то. И потом я видел еще, как люди на том берегу… Заходят в воду и тонут. Куча народу. И у одной бабы на мосту, мертвой… У нее был телефон. На котором, может, все снято. И я нашел, как его разлочить. И нес сюда. А у меня его сперли… Цигаль, наверное! И Кольцову отдал! Так что он теперь там лежит! У Кольцова! В мастерской! В барахле его всяком! Полкан щурит мутные глаза. – Херня какая-то. – Не веришь – отправь людей на мост! Тут всего-то сколько? Километр! Сам все увидишь! – А чего мне там видеть?